Франсуа был вынужден признаться, что эти отрицательные эмоции после приема у Зои Пич вспыхнули снова. Мысль о том, что Зоя и Леонора любят друг друга, была ему нестерпима. А сомневаться в этом не приходилось. Когда Леонора была с Поппи, он не чувствовал ничего подобного.
А теперь благодаря все той же Зое Пич они с Поппи, отделенные друг от друга безбрежным океаном и еще большей эмоциональной пропастью, обменивались едкими и язвительными репликами.
— Франсуа! — тоном обвинителя бросила Поппи. Гневный тон бывшей супруги заставил Франсуа живо вспомнить родную мамочку: он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, в чем-то ненароком провинившимся и заслуживавшим наказания. — Франсуа! — крикнула она, не в состоянии вынести ни секунды молчания.
— Я слушаю тебя, Поппи.
— Леонора прислала мне очень странное письмо. Ты уверен, что она здорова?
— Леонора прекрасно себя чувствует, Поппи, — устало сказал Франсуа.
Насколько хорошо может себя чувствовать ребенок, от которого мать сбегает на другой конец света, подумал он.
— Она пишет, что в их классе есть мальчик, который все время кричит!
— Да, недавно в ее языковой группе появился один трудный парнишка.
— Она никогда ничему не научится, если будет находиться в одном классе с психами! В самом деле, Франсуа, твое желание, чтобы она училась в обычной государственной школе, просто смехотворно! Это слишком далеко зашло. Как только Леонора родилась, я записала ее в подготовительную школу королевы Анны. Самое время отправить девочку туда!
— Я знаю, как ты к этому относишься, — терпеливо ответил Франсуа. — Но она очень довольна своей школой.
— Ее произношение ужасно! — горячо заявила Поппи.
— Нет, — спокойно возразил Франсуа. — Произношение Леоноры совершенно удовлетворительно для ребенка ее возраста.
— А я не хочу, чтобы оно было удовлетворительным! — завопила Поппи, окончательно выйдя из себя. — Я хочу, чтобы оно было отличным!
— Так оно и есть, — мягко заверил Франсуа. — Твоя дочь — отличница.
— О, ради Бога!
— Пойми, Поппи, Леонора прекрасно успевает в школе. И это не только мое мнение. Классная руководительница очень довольна ею. Так же как и преподавательница, которая учит ее языку.
Наступила короткая пауза.
— Это мисс Пич?
Можно было поклясться, что спокойный тон дается Поппи ценой невероятных усилий.
— Да. — Франсуа внутренне напрягся.
Он не мог позволить, чтобы в его голосе прозвучала нежность. Казалось, Поппи может заглянуть к нему в душу и выкорчевать укоренившийся там нежный росток.
— Франсуа! — Он снова услышал голос матери. Почему он раньше не замечал этого сходства? — Франсуа! У тебя с мисс Пич… роман?
Франсуа застыл на месте. Ему в голову не приходило, что невинные каракули Леоноры вызовут у Поппи такую странную реакцию. Тем более ему не приходило в голову, что две его встречи с Зоей Пич можно назвать романом. Но теперь, когда это слово прозвучало, он понял, что в нем есть зерно истины.
Его гнев усилился. Как Поппи смеет вмешиваться в его жизнь? У нее было все, но она смертельно ранила его своей неверностью и своим уходом. Так какое она имеет право задавать ему подобные вопросы?
Он сознательно помолчал, зная, что этим выведет Поппи из себя.
— У меня есть определенные потребности, Поппи. И новые друзья, — загадочно ответил он. — А у тебя есть Лайам.
— Я имею право знать, с кем ты путаешься, если это касается моей дочери! — угрожающе бросила Поппи, перейдя все границы дозволенного.
В тот же миг Франсуа испытал странное чувство полной свободы от Поппи. Прочная шелковая нить, которая когда-то привязывала их друг к другу, становилась все тоньше и тоньше и наконец лопнула.
— Ну что ж, ты будешь приятно разочарована. Зоя Пич подходит как мне, так и Леоноре. Она очень умна, прекрасно образована, бегло говорит на нескольких языках и принадлежит к сливкам лондонского общества. То есть как раз к тому кругу людей, которым ты восхищаешься.
Произнося эту насмешливую тираду, он не верил своим ушам.
Результат превзошел все его ожидания: Поппи испустила сдавленный крик ярости и бросила трубку.
А Франсуа почувствовал, что он не только окончательно порвал с бывшей женой, но и бесповоротно связал себя с Зоей Пич.
Идя к дому, он пытался выбросить из головы и Зою Пич, и Поппи. Романы не для него. Пусть об этом думают другие. Лично у него эти мысли вызывают тоску и апатию. Он хорошо знаком и с тем, и с другим. Достаточно с него той боли, которую он испытал, когда как гром среди ясного неба прозвучало заявление Поппи, что она уходит от него.
Кроме Леоноры у него есть только одно — работа. Труд, профессионализм, внимание к деталям, совершенство — вот секрет выживания. Если он будет стремиться к совершенству и отдавать всю свою любовь и заботу Леоноре, у него не останется времени на раздумья.
Добравшись до дома, он бросил портфель на письменный стол и поднялся наверх, чтобы сменить сшитый у лучшего портного темно-серый пиджак на поношенную черную кожаную куртку, купленную в Кингс-Роуд лет десять назад.
Он удивился, услышав настойчивый звонок в дверь, и ощутил непонятный укол тревоги. На крыльце стояла соседка Марина, колоритная личность с буйной гривой седых волос и длинными-предлинными ногами, обтянутыми голубыми джинсами примерно того же возраста и степени изношенности, что и его кожаная куртка.
— Я забрала Леонору к себе, — без предисловий заявила она.
— Но ведь только начало третьего, — заволновался Франсуа. — Что случилось? Она заболела?
— Нет, не заболела. Сейчас она спит. — Марина перегнулась через живую изгородь, разделявшую их участки, и заглянула в окно. — В целости и сохранности лежит на диване у меня в гостиной.
— Черт побери, что стряслось? О Господи, а меня не было рядом!
Одной мысли о том, что в его отсутствие Леоноре угрожала какая-то опасность, было достаточно, чтобы он забыл обо всем на свете.
— Такое случается, — сухо заметила Марина. — Родители не могут находиться с детьми двадцать четыре часа в сутки.
— Так что же все-таки произошло? — спросил Франсуа.
— Она постучала в мою дверь примерно час назад. Сначала она заглянула домой, увидела, что вас нет, и, как сделал бы на ее месте всякий разумный ребенок, пришла ко мне.
— Но почему она ушла из школы?
— Чтобы выяснить это, понадобилось немало времени, — призналась Марина. — Она была очень тихой и подавленной. И хотела только одного — сидеть на кухне с собакой на коленях.
Марина вспомнила, как ее ошеломило бледное, потрясенное лицо девочки. И последовавшее за этим зловещее молчание: за полчаса Леонора не произнесла ни звука.
