— Нет, chйrie [3], ты вела себя храбро. Поразительно!
— Но он думал по-другому. Он называл меня сучкой и динамисткой.
— Ублюдок!
— Может быть.
— А что было потом?
— Я начала избегать мужчин.
Франсуа ничего не сказал, просто крепко обнял ее. Его душа разрывалась от любви и сочувствия. Он ощущал биение ее сердца, теплое дыхание Зои касалось его груди. А потом ее руки начали медленно гладить его грудь, руки, живот… Затем по пути, проложенному руками, двинулись губы. Они проникли между бедер Франсуа и ласкали его восставшую плоть, пока он не задохнулся от наслаждения. Он больше не мог сдерживаться и в ту же минуту вновь овладел ею.
На этот раз они двигались бешено и неистово. Франсуа глубоко вонзался в нее, а Зоя выгибала спину и поднимала бедра, давая возможность проникнуть в самые сокровенные уголки ее тела.
Когда Франсуа подавался вперед, она ритмично двигалась вместе с ним, сжимала его кольцом мышц и дарила такое наслаждение, о котором он и не мечтал.
На этот раз они кончили одновременно. Он застонал, она вскрикнула, и их тела свела блаженная судорога.
Зоя протяжно вздыхала. Казалось, ее тело расплавилось, превратилось в теплые волны, едва плещущие о берег.
Франсуа смотрел в ее удивительные глаза и прижимался губами к губам, заглушая тихие блаженные стоны.
Он испытывал странное удовлетворение, исходившее из глубины сердца и окутывавшее его любовницу защитным полем. Чудо случилось и с ним самим. Он возродился, снова ощутил способность любить и заново открыл ту часть себя, которую считал умершей.
Зоя смотрела в его глаза с детской прямотой.
— Я не знала, что любовь так сладка.
Франсуа обнял ладонями ее щеки.
— Я тоже.
Глава 13
Марина смотрела на спящую Леонору.
Тихое детское посапывание заставляло ее ощущать удивительное умиротворение. Она крутила головой так и этак, следя за тем, в какие разные цвета окрашивает дневной свет точеные черты Леоноры — от бледно-сливочного до теплого абрикосового, — и восхищалась длинными ресницами, неподвижно лежавшими на высоких скулах, точной копии отцовских.
В безмятежном сне ребенка есть нечто дарящее надежду, думала Марина. Даже тем, кому стукнуло пятьдесят.
Она обнаружила, что и сама дышит в такт Леоноре. Все было тихо и мирно.
«Все будет хорошо, и все будут хороши, и весь мир будет хорош».
Эта тихая, успокаивающая фраза из далекого прошлого неожиданно всплыла в ее мозгу.
— Откуда взялись эти мудрые слова? — спросила Марина Риска, блаженствовавшего на диване рядом со спящей Леонорой. — Догадываюсь, что из огромной выгребной ямы, в которую превратилась моя память. Но пытаться ее вычерпать нечего и думать.
Риск приоткрыл один глаз, убедился, что с хозяйкой все в порядке, и снова закрыл его.
— Все будет хорошо… — задумчиво пробормотала Марина.
Кто же, черт побери, произнес эту утешительную фразу? Какой-нибудь убиенный святой, пророк-мученик?
Ответ крутился на кончике языка, но чем больше Марина пыталась вспомнить его, тем хуже становилось. Вместо этого на ум пришло нечто иное — давно забытый научный текст, отпечатавшийся в ее мозгу: «Временная невозможность вспомнить слово или фразу обычно проходит, если сконцентрироваться на чем-то другом. Информация, упрямо сопротивляющаяся попыткам вывести ее наружу, позже всплывет сама собой». Марина видела эти строчки так ясно, словно перед ней лежала книга.
Марина вспомнила годы учебы в университете, когда она могла взять в библиотеке любой справочник и моментально найти нужную страницу. Но тогда ей было двадцать. С тех пор прошло тридцать лет, и миллионы ее нервных клеток умерли — в полном соответствии с законами старения.
— Мои способности притупились. Я привыкла гордиться своей головой, а теперь впору скрывать ее под колпаком, как длинная юбка скрывает варикозные ноги, — пробормотала она беспечно посапывавшему дуэту.
Марину всегда интересовали капризы человеческой памяти: то, как человек учится, воспринимает информацию, запоминает ее, а потом забывает. Еще любопытнее было исследовать коллективную память человечества. А самым захватывающим было то, что память смогла двигаться не только назад, но и вперед. Пронзать время. Устремляться в будущее.
Предчувствия. Предсказания. Гадания. То, что психологи называют «предзнанием».
Эта мысль возбудила в ней старые воспоминания, заставила вернуться на четверть века назад, в дни, заполненные захватывающей научной работой, веселые вечера и ночи, приправленные сексом.
Ей вспомнились вечеринки с кларетом, которые они с Колином частенько устраивали после свадьбы. За полированным сосновым столом, освещенным толстыми свечами и уставленным полупустыми бутылками, она развивала фантастические теории о возможностях человеческого разума и развлекала подвыпивших приятелей-интеллектуалов.
Сначала все только посмеивались и находили ее разговоры об экстрасенсорике и паранормальном очень забавными. Полезно время от времени смотреть на вещи под другим углом зрения, говорили физики и химики, считавшие все новые науки (к которым тогда относилась и психология) чем-то вроде шутки.
Но Марина доказывала, что ее надо принимать всерьез. Она получила престижную научную стипендию для подготовки диссертации на степень доктора философии. Да, выбранная ею тема относилась к области паранормального и учитывала такие вещи, как ясновидение, телепатию и предзнание, но это еще не значило, что над ее работой можно смеяться.
Но когда она стала применять свои теории на практике, снисходительный скепсис постепенно сменился любопытством. Очень скоро она прославилась умением предсказывать вещи, которые неизменно сбывались. Сначала это были мелочи вроде предсказания пола будущего ребенка, точной даты предстоящего события или места, которое окажется счастливым для того, кому она гадала.
Люди начинали смотреть на нее с осторожным уважением. За поднятыми бровями и ворчанием о «фокусах-покусах» скрывался интерес к ее мнению обо всем на свете.
Те, кто презрительно отзывался о ее занятиях на людях, тайно звонили по телефону, брали «консультации» и просили узнать, что их ждет в будущем. Она знала, что играет с огнем и рискует своей профессиональной репутацией. Но любопытство и стремление властвовать над людскими чаяниями и страхами были для Марины слишком большим искушением.
Старшие преподаватели, заведующие лабораториями и даже профессора стучались в дверь и умоляли Марину воспользоваться ее необъяснимыми возможностями. Честолюбие, проблемы со здоровьем, дешевые интрижки, разбитые сердца… Людские души представали перед ней обнаженными. Марина говорила себе, что все это представляет научный интерес, и пользовалась гипнотизирующим маятником, хрустальным шаром или картами «таро».
