– Милая, когда найдешь ответы на эти вопросы – дай знать. Правда в том, что если не хочешь умереть от голода и холода, придется подстраиваться под реальность. Не тебе суждено ее изменить. Ты не всемогуща. На тебя распространяются законы физики, химии и прочих естественных наук. Да и гуманитарных тоже. Изменять себя и общество можно в определенных рамках. Чем быстрее это поймешь – тем лучше. И вообще, завязывай с Ницше и Достоевским. Перечитай Ильфа и Петрова. Тоже неглупая литература, но как-то пооптимистичнее.
Идеи каких бы то ни было рамок претили Жене. В словах Юры чудились слабость и хитрый самообман. Мудрости в них не звучало. Ей нравилось нарушать законы, переть напролом и опровергать очевидное. Ее неуемный идеализм бунтовал против философии Бессольского, однако она сделала вид, будто приняла его позицию. Но стала пристальнее наблюдать за ним. Да и за остальными тоже.
Разговоры с подругами о высоких материях обескураживали меньше, но были такими же тупиковыми. Прагматичная Лена как-то обронила мысль, которая задела Женю за живое и запала в душу.
– Дело не в компромиссах, Вжик. Ты – именно ты! – сто раз прыгнешь выше головы, чтобы изменить мир. Но только если есть гарантия, что кто-то по достоинству оценит проделанную работу. Тщеславие – твоя главная движущая сила.
Впрочем, для карьеры это было в плюс. И, кстати, Юра отчасти прав – на нее действуют законы химии. По мере приближения к Исаакиевской площади внутри нарастали будоражащие эмоции. Без сомнения, второе свидание с Гречишниковым будет похоже на схватку не меньше, чем первое.
Она сообщила на ресепшн о забронированном столике, и ее проводили в бар, насквозь пропитанный изысканностью. После прогулки по влажному теплому панибратскому Питеру, с его разноголосьем туристов и гомоном подростков, она словно перенеслась в старую чопорную Англию. Собственно, британские лорды, премьер-министры и прочая знать здесь часто гостили, поэтому вполне допустимо, что кто-то из принцев Уэльских мог появиться в дверях.
Женя попросила официанта принести апельсиновый сок и эспрессо и стала перечитывать интервью. Петушков внес минимальную правку. Текстом остался доволен, хотя тоже удивился откровениям Гречишникова. Все неспроста, к бабке не ходи. Оставался вопрос: в чем подвох?
Ей мнилось, что босс сам с радостью поехал бы в Петербург. Правда, непонятно, чего больше было в этом желании: беспокойства за нее или стремления перехватить лакомый кусок. Впрочем, она отмела эти догадки. Петушков – мудрый начальник и заботится о том, чтобы интервью вышло в понедельник на первой полосе. Вот тогда они по полной программе «умоют» вороватых коллег из «Дельца», покусившихся на эксклюзив с главой МВФ.
Вместе с указанием позвонить после встречи, он выдал командировочные, чтобы безбедно скоротать вечер. Рассчитывать на министерское джентльменство не приходилось.
Гречишников опаздывал на четверть часа. Кофе и сок закончились, и Женя подумывала заказать ужин, когда тот наконец появился в баре в компании вчерашних церберов. Одет он был неофициально: темные брюки и мышиного цвета рубашка без галстука. Его громилы неуклюже пристроились за барной стойкой, а коротышка плюхнулся в кресло напротив Жени.
– Добрый вечер, Евгения. Извините за опоздание, – и скомандовал официанту. – Мне – минеральной воды, и побыстрее.
– С газом?
– С нефтью… Ну конечно, с газом.
В ожидании минералки он и Женя обменялась короткими, исследующими взглядами людей, которые не вполне понимают, как вести себя друг с другом. Гречишников вертелся, пытался устроиться поудобнее и отбивал пальцами дробь по столу. Его поведение выражало нервозность, но без бушующей ярости первой встречи. Выпив залпом воду, он принялся листать меню. Женя молча последовала примеру: раз вызвал сюда, пусть задает тон беседе.
– Здесь хорошо готовят томатный крем-суп. И у них превосходное бордо.
– Спасибо, – вежливо откликнулась она и решила положиться на министерский вкус: все равно не сильна в местной кухне, а Гречишникова этот жест может расположить к себе. Тот, похоже, пробовал наладить контакт и не собирался кидаться с ножами.
Сделав заказ, он пустился в рассуждения об истории вина и, в частности, о виноградниках провинции Бордо. Упомянул о племяннике, который имел винодельню во Франции. Однако за пышной лекцией не последовало дегустации. Видимо, пожелал сохранять трезвую голову и ограничился черным кофе с вишневым штруделем. Женя тоже сочла разумным обойтись без алкоголя, выбрав томатный крем-суп и фруктовый чай.
Пока несли заказ, Гречишников захотел взглянуть на текст и пролистал материал, не особо вчитываясь. Со стороны это выглядело как ритуал, который надо исполнить, прежде чем перейти к главному действию. Статья волновала его не больше, чем урожайность виноградников племянника. Он рассеянно задал пару вопросов, выдранных из контекста, и отложил бумаги.
– Евгения, расскажите о себе. Кто вы, что вы… Как стали журналистом, какие планы на будущее.
Вот оно. Хоть и ждала, когда политическая лиса перейдет к делу, но все равно по телу пробежала легкая дрожь. Отставив тарелку с супом, она сцепила пальцы в замок и ответила в тональности, по которой любой враз бы сообразил, что ей понятны правила игры:
– Вам и так все известно. И мы оба это знаем.
– Точно. Но я получил эти сведения из своих источников. Хочу сравнить информацию с той, которую предоставите вы. Собственно, с этой целью и пригласил. Вы же понимаете, дело не в этом, – Гречишников небрежно указал на распечатку интервью.
Голос был ровным, без угроз и прочих неприятных нюансов, к которым Женя успела попривыкнуть. Его нервозность куда-то испарилась. Толстячок в серой рубашке попивал кофе и выглядел как человек, которому надоело блефовать, заранее зная, что все козыри на руках. В общем, ей тоже скрывать нечего.
– Что вас интересует, Павел Алексеевич?
– Краткое изложение биографии, Евгения Михайловна.
Женя прикусила губу. В подчеркнутом обращении по имени-отчеству чувствовалась демонстрация превосходства. Она в двух словах изложила вехи своей жизни. Прикинув, что вряд ли Гречишникову любопытны личные моменты, опустила подробности взаимоотношений с мужчинами. Рассказ сосредоточился вокруг учебы, работы и карьерных заслуг – получилось эдакое устное деловое резюме.
– Прекрасная история, Евгения. Теперь подробнее остановимся на том, как оказались в числе сотрудников «Точки зрения».
– Меня, как выдающуюся студентку, порекомендовал декан вуза Георгий Лесник. Протежирование – редкая вещь, но практикуется в отношении одаренных выпускников.
– Насколько знаю, в число одаренных вы не входили. И красным дипломом похвастаться не можете. Порой отметки не позволяли рассчитывать даже на нормальную стипендию, не так ли?
– Профессионализм измеряется не в учебных оценках, – возразила Женя, но чутье подсказывало: можно плести что угодно, очевидно одно – она влипла. Промелькнула догадка, куда клонит Гречишников. И если это подтвердится, то страшно представить, что дальше.
– Верно. Профессионализм измеряется в поступках, на которые идет человек, преданный делу. И вы год назад доказали профпригодность, прорвавшись в «Точку зрения». Может, все-таки расскажете? Или самому придется сделать это? – Гречишников склонил голову набок и выжидательно посмотрел.
Он походил на заплывшего жиром кота, который трогает лапой полузадушенную мышь и огорченно понимает: еще парочка конвульсий, и все закончится. Женя уже осознавала, что проиграла. Он как-то прознал про аферу с Мирзоевым. Однако свидетельства ее причастности не сохранились. Все улики уничтожены. Поэтому, стараясь, чтобы в голосе не проскользнула предательская дрожь, она ответила:
– Ряд статей, написанных на пятом курсе, был отмечен преподавателями. Много работала над дипломом, поэтому заслужила рекомендацию Лесника и должность политического обозревателя.
– Евгения, я похож на идиота?
Она покачала головой. Он был похож на ублюдка, с которым лучше бы никогда не встречаться. Но точно – не на идиота.
– Хорошо. Тоже так считаю. И хотя восхищен вашей стойкостью, вынужден припереть к стенке. Раз сознаваться не намерены, я озвучу события, связанные с Мирзоевым. Ведь благодаря им вы попали в штат моей газеты. Так что, возможно, я в курсе побольше вашего.
У Жени округлились глаза:
– Вы – что?.. Ваша газета?..
– Прежде чем продолжим увлекательную беседу, выключите диктофон.
– Он выключен.
– Ладно, как хотите. Просто напрасно потратите заряд аккумуляторов, – Гречишников похлопал по портфелю, стоящему рядом. Видимо, внутри кейса находился глушитель записи. Если бы диктофон работал, на магнитной пленке все равно не осталось бы ни звука. – Евгения, ответьте – ради чистого любопытства – вы сейчас соврали?
