отчаянно нуждался в покупателях. К тому же, открыв применение монетарного анализа к фондовым рынкам, фонд привнес новое усовершенствование в ценообразование активов. Если циклы «от пузыря к взрыву» в 1968–1970 и 1972–1974 годах отражали наивность Уолл-стрит по отношению к инфляции, то аналитические техники Тони Чиллуффо в будущем создавали меньше таких пузырей.
Кроме того, у такой торговли блоками были причины. Сговор Стейнхардта с крупными брокерами иногда вредил инвесторам-аутсайдерам, которые, возможно, получили бы лучшую цену за свои акции, если бы инсайдеры не фиксировали рынок. Инвесторы-аутсайдеры включали взаимные и пенсионные фонды, так что конечными проигравшими были простые американцы — в то время как победителями были миллионеры, которые инвестировали вместе со Стейнхардтом. Однако история про Робина Гуда, наоборот, была не всей картиной. Торговля блоками возрастала, потому что инвесторам-аутсайдерам нужна была ликвидность, чтобы двигать большие глыбы акций. Предоставляя аутсайдерам возможность торговать, Стейнхардт помогал им. Это не выглядело так, как будто институциональные инвесторы пользовались преимуществами удивительно эффективных рынков только ради того, чтобы злобные хеджевые фонды их подрывали. Скорее, институциональные инвесторы сталкивались с ужасными рынками, которые были крайне неэффективны в краткосрочной перспективе. Вклад Стейнхардта заключался в том, чтобы предлагать ликвидность, которую они могли свободно использовать или игнорировать, и тот факт, что они выбирали реализацию ликвидности, был показательным. По всей вероятности, услуги, которые предоставлял Стейнхардт, перевешивали последствия его незаконных действий.
Если это звучит слишком снисходительно, давайте быстро вернемся к 1987 году. Крах фондового рынка в октябре послужил примером того, какой может быть жизнь без Стейнхардта и его торговых партнеров. После «черного понедельника» крупные игроки в области блочной торговли отошли от дел и результатом были неистовые крики. Газета New York Times сообщала в декабре, что теперь блоки по 25 тысяч акций подрывают цены так же, как это делали 100-тысячные блоки до кризиса. Рынок стал чрезвычайно нестабильным48. Достаточно было всего лишь слухов о том, что какая-то организация собирается продать блок акций Ford или IBM, чтобы курс акций устремился вниз. Из-за того, что торговцы блоками безответственно отступили, пострадали невинные компании. При неожиданном повороте, который представил споры о 1960-х и 1970-х годах в совершенно новом свете, Комиссия по ценным бумагам и биржам пообещала провести расследование тревожащей нехватки торговли блоками. Единственное, что было хуже быстро торгующих хеджевых фондов, — это их внезапная гибель.
Стейнхардт торговал на рынках так, как будто он был на войне, и такое напряжение изнурило его. Осенью 1978 года он взял академический отпуск в компании, объявив, что его целью было уменьшить обхват талии и увеличить голову: он хотел найти смысл в жизни за пределами накопления богатства. Кто-то говорил, что он уходит навсегда, но другие сомневались: «То, что Майкл покинет Уолл-стрит на год, так же вероятно, как то, что Владимир Горовиц навсегда перестанет играть на пианино», — настаивал один из друзей49. Как оказалось, Стейнхардт смог продержаться вдали от торговли до осени следующего года. Затем он ворвался обратно, порвал с партнерами и триумфально вступил в 1980-е.
3 СЕКРЕТ ПОЛА САМУЭЛЬСОНА
В своем знаменитом заявлении в конгрессе в 1967 году опытный экономист Пол Самуэльсон вынес свой вердикт в отношении сферы управления капиталом. Ссылаясь на недавнюю диссертацию на степень доктора философии в Йельском университете, он обратил внимание на то, что случайно выбранные портфели акций зачастую имели превосходство над профессионально управляемыми фондами во взаимном пользовании. Когда председатель банковского комитета палаты представителей отнесся к этому скептически, профессор продолжал стоять на своем. «Когда я говорю «случайно», я хочу вызвать у вас ассоциацию с игральными костями, случайными числами или игрой в дартс», — подчеркнул он1. Три года спустя Самуэльсон стал третьим экономистом, получившим Нобелевскую премию, но полученное признание совершенно не смягчило его мнение. «Большинству специалистов, которые принимают решения, касающиеся портфелей акций, следует оставить бизнес и заняться прокладкой водопроводов, преподаванием греческого языка или способствовать созданию годового ВВП, работая управляющими корпорации», — писал он в 1974 году. Даже если совет все бросить — верный, очевидно, это не из тех советов, которым следуют с огромным желанием2.
Высказывания Самуэльсона не очень походили на одобрение хеджевых фондов. Но его осуждение профессиональных инвесторов послужило поводом для возражений. Хотя большинство инвестиционных менеджеров могли бы принести обществу больше пользы в качестве водопроводчиков, Самуэльсон полагал, что гигант с действительно свежими взглядами мог бы одержать победу на рынке3. «Людей различают по их росту, красоте, язвительности, — писал он. — Почему не по их PQ, то есть коэффициенту производительности?4» Конечно, эти незаурядные инвесторы не стали бы дешево продавать свои способности «Ford Foundation или отделу трастовых операций местного банка. У них слишком высокий IQ для этого». Гиганты должны были бы создать небольшое товарищество, от которого они сами получали бы доходы: скорее они создали бы хеджевый фонд. Самуэльсон всегда чувствовал себя достаточно уверенно — к двадцати пяти годам он опубликовал статей больше, чем ему было лет, — и он естественным образом полагал, что способен выбирать редкие исключения из ряда тех, кому следовало бы быть водопроводчиками. В 1970 году он стал спонсором-учредителем нового инвестиционного предприятия под названием Commodities Corporation, вложив примерно в то же время часть капитала в Warren Buffett3.
Commodities Corporation был одним из первых инвестиционных банков, созданных «квонтами» — компьютерными разработчиками, у которых, что называется, семь пядей во лбу6. Исходным условием компании, как было заявлено на первой странице ее рекламного проспекта, являлось «широкомасштабное использование эконометрического анализа, невозможного прежде, до появления компьютеров»7. Одним из трейдеров-учредителей Commodities Corporation был Пол Кутнер, коллега Самуэльсона по Массачусетскому технологическому институту, над которым много иронизировали за его вклад в теорию эффективного рынка8. Наряду с несколькими другими докторами экономических наук фирма впоследствии наняла программиста, который ранее занимался проектом «Аполло» — он был ракетным ученым в буквальном смысле9. С юридической точки зрения предприятие скорее имело структуру корпорации, чем товарищества, но, с другой стороны, оно являлось типичным хеджевым фондом10. Предприятие занималось приобретением и продажей фьючерсных контрактов. Оно использовало леверидж. Его астрономические прибыли делили между собой менеджеры предприятия и небольшое количество инвесторов. Самуэльсон заплатил 125 тысяч долларов за свою долю в Commodities Corporation и согласился стать активным членом совета директоров.
Участие Самуэльсона заключалось главным образом в ставке на Ф. Хельмута Веймара — с моторчиком внутри, обуреваемого идеями
