— Полагаю, что телесные повреждения вызовут всеобщий интерес. Лошадиные копыта отличаются своеобразной формой, а бандиты редко пользуются в драке подковами. Его найдут поблизости от ипподрома, ассоциации напросятся сами.
— Ты меня невероятно утешаешь. А я больше всего именно ассоциаций и надеялась избежать.
— А почему она, собственно говоря, паслась на обочине?
— Да не столько на обочине, сколько в самом сердце ипподрома, хотя немного сзади… Ну ладно, хорошо, пусть на обочине, хотя бы потому, что дальше уже нет конюшен, сплошной пленэр. А паслась она там потому, что ей это нравится, так Моника говорит, и Вонгровская с ней согласна. Флоренции просто не нравится слишком долго сидеть взаперти в конюшне, она проявляет недовольство. Ржёт и пытается высунуть голову в окно. Поэтому лужайка каждый день в её распоряжении, особенно когда она выигрывает. А у Езерняка потому, что там вокруг страшные ямы и овраги и громадная трава за барьерчиком. Любые барьерчики Флоренция трактует как повод попрыгать, но ей нравится, когда при прыжке перед ней открытое пространство, и не прыгает, если этого пространства нет. Там его нет.
— И не прыгает?
— Нет. Трава на лужайке ей нравится, лопает её с превеликим удовольствием, а травища за барьером — всего лишь сверхъестественных размеров полынь, а к полыни не тянет, потому как горькая.
— Как я понимаю, она там не в первый раз паслась?
— Ну конечно же, нет! Езерняк — человек порядочный и разумный. Понимает и лошадей, и ситуацию. Согласился на обмен: Флоренция пасётся у него, а его лошади в случае необходимости — у Вонгровской на полянке.
Майор несколько минут думал. Я таращилась на него как баран на новые ворота, и во взгляде моем отражались страх и удовольствие одновременно, потому что его внешний вид вполне удовлетворял моим эстетическим требованиям.
— А после скачек она там быстрее успокаивается, — добавила я. — Других лошадей раньше рассёдлывают и чистят, остаются только те, что участвовали в последней скачке, и людей на конюшне к этому времени тоже остаётся немного. Никому же не приходит в голову, что такие вот моральные ничтожества ухватятся за кошмарную идею выпороть лошадь.., до сей поры негодяи действовали по большей части медицинскими, так сказать, методами… Укол снотворного перед скачкой и все тут, а в это время за Флоренцией следят, как за зеницей ока. Я все ещё не могу примириться с тем, что произошло, и во мне кипит бешенство. Я понятия не имею, как эти наши кретинские законы отнесутся к лошади, которая едва не убила дерьмо в человеческом облике, и поэтому я подумала, что лучше его убрать с глаз долой. Может быть, мы и вправду оставили его уж слишком близко от ипподрома…
— Ну конечно! Надо было вывезти его на Жолибож. Но и так, по-моему, никто не отгадает всей правды, потому что инцидент нетипичный. А жаль.
— Что жаль?
— Что не отгадают.
— А почему это жаль?
— Потому что тогда, может быть, мафиозные гешефты и впрямь вылезли бы на свет Божий. А чем туг так здорово пахнет? Что-то жарится?
Я вылетела из кресла, потому что успела забыть, как сунула сковородку с сосисками и грудинкой в духовку. После возвращения со скачек я всегда была дико голодная, а переживания сегодняшнего вечера только усилили мой аппетит, и я сделала горячий ужин. Януш очень вовремя обратил внимание на запах, аккурат все подрумянилось, а ещё минута — и сгорело бы!
— Не знаю, как врать, — сказала я, ставя сковороду на деревянную доску. — Говорить, что я что-то знаю, или говорить, что не знаю ничего. Кого там будут допрашивать?
— Пока что понятия не имею. Я бы оставил в покое сторожей и начал бы с тренеров, которые должны знать, кто из работников оставался после работы в конюшнях, а потом поискал бы этих работников. Я деликатно порасспрашивал бы, кто что видел и слышал.
— И все тебе ответили бы, что какая-то лошадь заржала и перепугала остальных. А снаружи, когда поглядели, все оказалось спокойно. И что?
— Паспортные данные побитого. Кто его знал, кто с ним встречался.
— Никто. Морда незнакомая.
— И как же он попал на территорию ипподрома?
— Как люди, пешком. После последней скачки сторожа у ворот уже нет. Кроме того, кто сказал, что он был на территории? Нашли-то его за воротами.
— Тогда откуда на нем следы копыт?
— А ведь этого никто знать не обязан, а? Вредный бандюга колотил его палкой с подковой, чтобы следы запутать.
Януш запил горячую сосиску холодным пивом и задумался.
— Тогда я сразу могу тебе сказать, что обычное следствие ничего тут не даст. Конечно, можно многое узнать путём неофициального трёпа с глазу на глаз, но похоже на то, что официально все будут открещиваться от всего, что знают. Разумеется, тогда их будут проверять. Ещё существует такая возможность, что побитый скажет правду.
— Ты что, в Деда Мороза веришь?
— К примеру, он может настаивать, что совершенно спокойно проходил себе мимо, а какая-то лошадь ни с того ни с сего на него бросилась…
— Лошадь — это тебе не голодный тигр. И куда это лошадь бросилась? Лошади без привязи не гуляют. И вообще это будет не правда.
Мы расследовали дело, пока не доели сосиски с грудинкой. Я все больше убеждалась, что моя идея была гениальной. Все следы оказались запутаны.
— Но именно благодаря тебе русская мафия останется в тени, — заметил Януш. — Ну ничего, я попробую что-нибудь разузнать и в случае необходимости подсунуть людям какую-нибудь идею. Предварительно переговорив с тобой.
Это я одобрила. Самым важным было скрыть участие Флоренции, потому что не каждый прокурор любит животных, некоторые, неизвестно почему, настаивают, что человек важнее. Человек… Ну, разве что иногда. А тут замешан как раз мерзкий выродок, а не человек!
— В любом случае узнай, что с ним сталось, — попросила я. — Не исключено, что все это дело обойдётся без передачи дела в суд, а частным образом он жаловаться не станет, потому как некому.
Я узнала продолжение дела на следующий день. Флоренция на совесть постаралась, у пакостника и впрямь была в двух местах сломана рука, ушиблено бедро, сломана грудная кость и треснули два ребра. Кроме того, было очень много страшных синяков, преимущественно в виде лошадиного копыта. Жизни этого скота ничто не угрожало, но лечение должно было затянуться куда дольше, чем на какие-нибудь три недели. Однако жаловаться он никуда не собирался, польско-русским языком признался, что был под мухой и не помнит, кто его побил. Полиция особенным рвением не отличилась, потому как пострадавший при себе имел очень много денег, а говорил о них весьма туманно и невразумительно. Появились подозрения, что он торговал оружием и именно на этом так обогатился. Застрахован не был, но у него нашлось чем заплатить за больницу.
Я немного успокоилась и на всякий случай велела Янушу держать руку на пульсе…
* * *
Мария приехала исключительно рано, потому что я переполошила её своим звонком на работу.
— Жаль, что тебя вчера не было, — сказала я с ехидным злорадством. — Может быть, теперь, когда ты узнаешь, что потеряла, перестанешь ходить на всякие дурацкие свадьбы, крестины, юбилеи и прочие недостойные мероприятия. Но с другой стороны, я очень довольна, что тебя при этом не было, потому что ты наверняка принялась бы проявлять свой маниакальный гуманизм.
— А что было?
— На скачках расскажу, потому что в телефоне что-то трещит и фыркает. Запиши только, каких лошадей сняли. Во второй двойка, в пятой — четвёрка. Не опаздывай сильно, тогда все узнаешь. Даже очевидца я тебе приведу. А вообще такой цирк был — хо-хо!
В итоге я до такой степени вывела Марию из равновесия, что она отказалась от мысли заразить очередную крысу таинственной хворобой, приехала необыкновенно рано для неё и даже успела поставить на всех лошадей до начала скачек. В последний, правда, момент, но все-таки…
Метя значительно её опередил.
— Слушай, что тут творится? — спросил он очень взволнованно, столкнувшись со мной, когда я возвращалась от кассы. — Какие-то страшные слухи ходят, вроде как Флоренция ранена, нельзя её тренировать, неизвестно, вернутся ли к ней силы до классификационных призов.., ты что-нибудь знаешь?
— Балда ты! Конечно, знаю. А ты откуда знаешь, что я знаю?
— Потому что нашлись люди, которые утверждают, что при этом была та чокнутая писательница, которая всех грязью поливает. Ты что, знаешь кого-нибудь ещё подходящего, кроме себя?
— Во-первых, вовсе я никого грязью не поливаю. Врублевский обиделся, потому что плохо понял текст. Я же ясно писала, что эти мошенничества ему не нравились. Что он в принципе был против. А что, он уже сменил мнение и теперь «за»?
— Наоборот, он против. Не морочь мне голову своим Врублевским, что случилось и что творится сейчас?!
— Интересно, кто же это меня видел. Ну, конечно, может быть, пара-тройка людей… Так вот, могу тебе сказать, что Флоренция здорова как две лошади, а не как одна. Классификационные призы, ха-ха! Она через три недели должна ещё скакать перед дерби. Только один раз в неё эта сволочь попала, но это, Метя, тайна страшная, я тебя умоляю — никому ни слова. Официально ничего ни с кем не случилось, просто лошадки себе поржали чуть-чуть.
