Мои речи были встречены редким энтузиазмом и одобрением, прямо-таки аплодисментами. Ворошак вдруг как-то сразу выздоровел и промычал, что понял, о чем речь. Может быть, он надеялся за свои услуги получить прощение. Не ожидая дальнейших приказаний, он поднял пострадавшего негодяя и закинул себе на спину. Негодяй дико крикнул и, видимо, потерял сознание, что всем нам доставило несказанное удовольствие.
— Через задние ворота, — предложила я. — Идти столько же, а все-таки свободней и сторожей нет. Небось ворота уже закрыты?
— Может, ещё нет, — откликнулась Вонгровская. — Их по-разному закрывают. Теоретически положено это делать сразу после окончания скачек, но в жизни все не так, как на самом деле…
Устранение основной улики было делом срочным, поэтому без дальнейшей болтовни вся процессия направилась к задним воротам. Ворощаку ведено было избегать хорошо освещённых мест, потому что черт его знает, кто ещё может шляться по территории. И так форменное чудо, что никто больше не припёрся, но немногочисленные сотрудники конюшен сперва были заняты тем, что успокаивали встревоженных лошадей, а потом, раз ничего больше не происходило, не стали искать причины минутной суматохи. Если учесть, что оба злодея после происшествия не шевелились, можно было решить, что какая-нибудь лошадь чего-то испугалась — только и всего.
Стук копыт за спиной донёсся до нас довольно быстро. Флоренция лёгкой рысцой догоняла нас. Моника ахнула и остановила лошадь.
— Да пусть идёт с нами, — успокоила её Агата Вонгровская. — Зигмусь, садись на неё. Получится, что ты её прогуливаешь перед сном, она же прогулки любит. Потом вернёшься в конюшню. Она вообще любит компанию.
Зигмусь уселся на кобылку охлюпкой, без седла. Я не была уверена, что лошадкой руководит исключительно дружеское расположение, поскольку в сумке у меня ещё оставался сахар. Я замедлила шаг, отстала и украдкой подавала ей по одному кусочку. Осика не протестовал и не жаловался.
— Осталось всего четыре, — предупредила я Флоренцию. — Иди помедленнее.
И зачем мы, собственно говоря, потащились к воротам всей компанией, было совершенно непонятно. Вполне достаточно было выбрать одного человека, чтобы он присмотрел за тем, как Ворощак выполнит своё задание, но потрясение было таким сильным, что мы надолго отупели. Никто не мог решить, кому следить за Ворощаком, зато всем сразу хотелось заботиться о Флоренции. В результате, наверное, вышло даже к лучшему, потому что в такой толпе тяжело нагруженный Ворощак меньше бросался в глаза.
Остальную часть пути я посвятила размышлениям о том, какой безумный поступок мне удалось совершить, и действительно ли он безумный. Оставленный на территории ипподрома выродок с тяжкими телесными повреждениями несомненно спровоцировал бы возбуждение уголовного дела. Сама «скорая» по обязанности донесла бы полиции. Следствие могло бы по ниточке прийти к этой таинственной новой мафии. Может быть, мафию и удалось бы ликвидировать. Однако с другой стороны, зная жизнь, я могла ожидать и совершенно противоположных результатов. Никто не стал бы говорить правду на допросах, а враньё в сочетании с сильным давлением снаружи, привело бы к таким последствиям, что волосы дыбом вставали на голове. Наказание понесли бы, как нередко случается, только жертвы, с Флоренцией во главе… Кто поверит, что кобыла могла потоптать этого негодяя просто из самозащиты, ведь с ней-то ничего не случилось… С третьей, опять же, стороны, если полиция в это дело все же включится, то я добавила им внушительную гору трудностей и осложнений. Но следует принять во внимание, что ни одному полицейскому не грозит быть застреленным из-за подозрения, что он болен бешенством, поэтому их проблемы — тьфу и растереть! Ну ладно, попробую как-нибудь распутать все это по возвращении домой…
Мы добрались до ворот, каковые оказались закрыты. Несколько секунд мы беспомощно перед ними стояли.
— Может быть, попробовать разыскать того, кто взял ключи, — неуверенно начала Вонгровская. — Но я боюсь, что это привлечёт внимание…
Вопрос решил Ворощак. — — Туды? — спросил он, показывая рукой за ворота.
— Туда, но…
Ворощак, ни секунды не колеблясь, подбросил обвисшее тело на руках, поймал ладонями и одним сильным движением перевалил его за ворота. Тело зацепилось одеждой за торчащие наверху пики и под леденящий кровь аккомпанемент раздираемой ткани довольно мягко бухнулось по ту сторону ворот на асфальт. У нас все-таки перехватило дыхание.
— Кабы вилами, так его сподручнее кидать-то, — сказал в своё оправдание Ворощак, устыдившись того, каким неловким и слабым оказался бросок. — Эх, надо было вилы прихватить, у конюшни ведь стояли…
Зигмусь почему-то спешился. Флоренция растолкала нас, подошла к воротам, обнюхала их, задрала голову и оглушительно, торжествующе заржала. Врага окончательно растоптали и повергли ниц. Мы все вздрогнули, и к нам вернулась способность нормально мыслить.
— Она, наверное, хочет сказать, что он все же подох, — без малейшего сочувствия высказалась Моника.
— Там его оставить нельзя, — решительно ответила я. — Пусть кто-нибудь с лошадью вернётся, Бога ради, в конюшню, а то она тут вопит, как мегафон «Титаника». Лезь туда, бандит, — обратилась я сердито к Ворощаку, — отнеси его куда-нибудь подальше, хоть на улицу! В кусты, что ли, брось или ещё куда…
Ворощак послушно стал перелезать через ворота, карабкаясь по петлям. Это весьма лихо у него получалось: может быть, он не в первый раз пользовался этим путём.
— Я её сейчас отведу, — решилась наконец Вонгровская. — Обмою её царапину.
— И я с тобой, — ответила Моника. — Эта падаль меня не касается.
— И я приду, только сбегаю поужинаю, — сказал Зигмусь. — Я как раз на ужин шёл, когда она меня позвала. Возьму жратву с собой и сразу вернусь в конюшню. Пани тренер меня подождёт?
— Конечно, подожду.
Ворощак перелез на другую сторону и пропал из поля зрения за стеной и воротами. Голова у меня продолжала работать, может, и нервно, но зато результативно. Я удержала Агату.
— Плохо мы сделали, — мрачно сказала я. — Этого Ворощака надо было бы напоить в стельку, перерыв в биографии ему не повредил бы. Может, я объеду кругом и ещё смогу его поймать. Кроме того, я понятия не имею, что он там сейчас делает. И не знаю, что дальше делать, потому что не пойду же я с ним в какой-нибудь «бормотушник».
— Ну ладно, я пойду, — предложил свои услуги Зигмусь. — Надо посмотреть…
Он оглянулся на Флоренцию. Агата Вонгровская перехватила его взгляд и подставила ему ладони. Зигмусь снова сел на лошадь, снял ботинки и босыми ногами встал на сияющий хребет лошади. Держась за торчащие прутья, он выглянул наружу и завопил пронзительным шёпотом.
— Эй, ты!!
Ворощак, должно быть, его услышал и увидел, потому что Зигмусь помахал рукой. Флоренция под ним стояла как вкопанная, положив голову на плечо Монике.
— Возвращайся! — прошипел Зигмусь. — Да нет, без него!! Брось его к чёртовой матери где-нибудь! И давай возвращайся, подожди потом здесь, у ворот.
Видимо, его приказ выполнили, потому что он кивнул и слез с лошади.
— Пить с ним я, конечно, не стану, — поспешно сказал он приглушённым голосом. — Присмотрю только, чтобы он в себя хоть три четвертинки влил. Но на это какое-то время потребуется…
— Можешь ехать домой, — сказала Моника Агате, — я подожду его. Я и так осталась бы, потому что Флоренция после таких ужасов не должна быть одна. Вы позвоните в «скорую»? — просительно повернулась она ко мне.
Я с самого начала была уже на это настроена. Я боялась, что кто-нибудь другой сделает это не так хорошо, а всякие идеи расцветали во мне пышным цветом.
— Идите себе в конюшню, — велела я. — Зигмусь, обуйся… Пойдёшь со мной, мы подъедем на машине, я вас обоих куда-нибудь отвезу. В «скорую» я позвоню от себя, отсюда не хочу, а то ночной сторож заинтересуется. Куда Ворощак его кинул?
— У дороги, в траву…
— Слишком близко. Пусть подальше отнесёт. Этот тип спокойно полежит, никто его не тронет, будут думать, что это пьяный. А когда Ворощак назюзится, надо будет его отвезти домой и оставить там, чтобы ни с кем не болтал лишнего…
* * *
— Ну, и теперь не знаю, что делать, — сказала я печально майору в отставке Боровскому, который упрямо продолжал любить меня с взаимностью. — В «скорую» я звонила, сказала, что моя фамилия — Зелинская, что живу в Урсинове, телефона у меня нет и звоню из будки. Вроде как я произвела хорошее впечатление, потому что за ним поехали. Как ты думаешь, что теперь будет?
— Полагаю, что телесные повреждения вызовут всеобщий интерес. Лошадиные копыта отличаются своеобразной формой, а бандиты редко пользуются в драке подковами. Его найдут поблизости от ипподрома, ассоциации напросятся сами.
— Ты меня невероятно утешаешь. А я больше всего именно ассоциаций и надеялась избежать.
