– Конечно, помню.
– Так вот из тех ратников и надо выбрать семерых. Елизар Черный да Иван Хмель уже не те воины, постарели, да и раны покоя не дают. Игнатий Шляга, конюх наш бывший, к службе непригоден, но у него сын подрос, Федор. Такой же ловкий, как и отец когда-то был. Муха в силе. Степанов, который дозорного басурманского повязал, тоже. Я видел недавно Матвея Грозу и Ивана Булгака. Не изменились почти. Их в стражу взять можно.
– Давай, Гриша, по порядку, – попросил Дмитрий.
– Я и говорю, что есть у нас Филимон Муха, Гордей Степанов, Матвей Гроза, Иван Булгак да Федя Шляга – сын конюха.
– Ты назвал пятерых.
– Я, Дмитрий, отцом покойным считать научен. Назвал тех, с кем дрались вместе, кто тебе известен. Надо еще двоих. Я предложил бы молодых парней, которые ремесленничают на посаде, Егорушку Лихого да Андрюшу Молчуна.
– Погоди! – сказал Дмитрий. – Это ты какого Лихого называешь? Не того ли, который на Посаде сорвиголовой считается, забияку и драчуна?
Григорий улыбнулся.
– Слыхал о нем? Да, его самого и предлагаю. Егор задиристый малый, отчаянный, из тех, кому море по колено. Но парень он надежный, слову своему всегда верен. Если ему что доверишь, то знаешь – не подведет. А главное – мерзости в нем нет. Подлых людишек он презирает, к какому бы сословию те ни принадлежали. Правду-матку в глаза режет.
– Ладно, – проговорил Дмитрий. – О Лихом подумаем. А Андрей Молчун кто такой? Из какой семьи?
– Сирота он. В младости прибился к посадским старикам, не имевшим детей, да так и остался в той семье. Старики померли, Андрей на кузницу подался. В подмастерьях недолго ходил, ремесло усвоил быстро. Теперь он кузнец. Силы неимоверной. Как-то на берегу конь под каким-то юнцом понес. Не жить бы малолетке, если бы не Андрюша. На скаку схватил коня за узду и остановил. Жеребец аж развернулся и присел на круп. Малый смышленый, надежный. Они с Егором Лихим дружбу водят. Андрей говорит мало. Оттого и прозвали его Молчуном. Уж он-то любого осилит и без оружия, коли нужда будет, то костьми ляжет, но позора не примет. В вере православной Андрей крепок. Бояр он не любит. Не всех конечно, но многих. О тебе, Дмитрий, Молчун наслышан. От кого, сам знаешь. Я бы взял его.
В разговор вступил Федор:
– Знаю я этого Молчуна, часто вижу его в храме. То, что в вере крепок, правда. Запомнился он тем, что молился не напоказ, а от души. Глаза у него светлые, добрые. Такой человек на подлость не способен. Со священником часто общается. Значит, тянется к познанию, к учению.
– Ну а то, что не любит бояр, так это даже хорошо, – проговорил Дмитрий.
Григорий с недоумением взглянул на него и сказал:
– Не понял я твоих слов.
– Посуди сам, Гриша, от кого может исходить угроза младенцу? От тех, кто имеет доступ в палаты, так?
– Понятно, что простолюдина и близко туда не пустят.
– Вот! А кто имеет доступ в палаты? Бояре. Простой человек зла держать на младенца не может. Да ему и вера не позволит, все же наследник престола, государь будущий. А среди бояр наверняка есть такие, кому рождение наследника спутало собственные корыстные планы, кто рассчитывал, что и вторая жена великого князя окажется бесплодной. От этих недовольных бояр и исходит главная угроза наследнику. Так говорил и государь. А коли Молчун бояр не любит, то и не допустит никого из них к младенцу. Если что, он не пощадит злодеев, кем бы они ни были, защищая наследника. Тем более имея богатырскую силу. Берем в стражу его, Муху, Степанова, Грозу, Булгака и Федора, сына Игнатия Шляги.
– А как же Егор Лихой? – спросил Григорий.
Дмитрий взглянул на Федора Колычева.
– Что скажешь о Лихом ты, Федя?
– О человеке вполне можно судить по тому, кто его друзья. Лихой – товарищ Молчуна. Коли в стражу подходит один из них, то почему не взять и другого? Григорий его знает. А уж на его слово мы можем положиться без всяких оговорок.
– Ладно! Коли так, то будь по-твоему, Гриша, берем Лихого. Нам бы еще пару человек на замену найти.
– Я тебе и десяток молодцев приведу, – заверил Григорий.
– Значит, с людьми определились. Государь мне велел собрать стражу как можно быстрее. Оно и понятно. Сорок дней великий князь ждать не будет. Обряд крещения состоится на восьмой день, а то и раньше, коли к тому времени великая княгиня избавится от послеродовых немощей. Тогда-то и понадобится особая стража. Я же думаю, что надо собрать ее еще раньше и представить государю сразу после праздников. Он очень озабочен безопасностью ребенка. Коли стража будет собрана уже в понедельник, то многие его тревоги поулягутся, отойдут.
– Ты хочешь сказать, что с нами будет встречаться сам государь? – не без удивления спросил Григорий.
Дмитрий улыбнулся.
– Да, Гриша, с каждым встретится, посмотрит и только после этого выдаст нам грамоту. Он говорил, что такой никому до сей поры не вручал.
– Ты погляди! Я такого не ждал.
– Над стражей, Гриша, будет стоять сам государь. Только он и никто другой. Посему и люди в страже должны быть до конца верные. Так вот, Григорий! Я и сам, Гриша, не ждал, когда государь обратился ко мне с предложением собрать и возглавить особую стражу.
– Понятное дело.
– Решение принято, теперь тебе, Григорий, придется потрудиться.
– Я готов.
– Вижу.
– Что прикажешь сделать?
– Пока не прикажу, а попрошу тебя сегодня-завтра встретиться с каждым из тех, кого мы отобрали в стражу. Серьезно поговорить, объяснить, что к чему. Делать это следует тайно, без посторонних. Коли кто откажется, то предупреди, чтобы о разговоре ни-ни. Никто не должен знать, что создается особая стража. Даже самые близкие люди, родители, жены, дети. Никто, Гриша. За то отвечаешь ты.
– Головой?
– Напрасно ерничаешь. Может, и головой.
– О чем я не должен говорить нашим людям?
– О том, чего не знаешь!
– Понял.
– Как только встретишься со всеми, явишься ко мне. Обсудим, где и когда собраться вместе, чтобы и я мог поговорить с ними.
– Ясно. Тогда я пойду.
– Ступай с Богом, Гриша! И помни, на тебе очень большая ответственность.
– Помню. Послезавтра вечером встретимся.
Григорий накинул зипун и вышел из дома Ургиных.
Проводив его, Дмитрий присел на лавку и спросил:
– Как считаешь, Федор, оправдаем доверие государя?
– С Божьей помощью сделать можно все. Каждое дело следует начинать с молитвы, чтобы получить благословение Господне. Помолимся, Дмитрий!
– Помолимся.
Друзья встали на колени перед киотом. Федор шептал молитву, Дмитрий повторял ее за ним.
Помолившись, Колычев и Ургин отправились на праздник к Кремлю.
Гулянье продолжалось трое суток. Такого Москва прежде не знала. Федор Колычев заглядывал к Дмитрию каждый день, но скоро уезжал. Он помогал отцу ухаживать за выздоравливающей матушкой.
Тимофеев появился в воскресенье, в пять часов вечера. Дмитрий ждал его.
Он вошел в горницу княжича, поздоровался, встал у стола и заявил:
– Дозволь, Дмитрий, ответ держать по делу, которое было мне доверено.
– Затем я тебя и дожидался.
– Угу. Значит, так! Встретился я с кем было оговорено, тайно переговорил. Все, кого мы выбрали, согласились пойти в стражу не раздумывая.
– Кого про запас приглядел?
– Афанасия Дубину да Карпа Смуглова.
– Дубину? Это не того, который отчаянно бился в струге князя Палецкого шесть лет назад, когда татары засаду устроили?
– Того самого.
– Но он же вроде как из Новгорода Нижнего?
– Да, но теперь на Москве пристроился.
– А Карп Смуглов?
– Брат Анны, подруги Ульяны. Скорняк.
– Про Дубину можешь не говорить, а как Карп? Надежен ли?
Григорий с некоторым укором взглянул на знатного родственника.
– Стал бы я тебе ненадежного человека предлагать! Почему сомневаешься, Дмитрий?
– Прости, если обидел. Ладно. Место, где должны собраться стражники, нашел? Сюда им приезжать нельзя.
– Я решил собрать людей на своем дворе. Они с четырех часов подходят. Я велел идти по одному, у реки стучаться в калитку. Быть непременно пешими.
– Добро! Значит, в шесть часов будут все?
– Те семеро, о ком в первую голову позавчера речь шла. Дубину и Смуглова не звал. Да они толком ничего о страже и не знают. Сказал, что нужда в них может возникнуть, коли за государя постоять придется. Больше ничего не говорил.
– Правильно сделал. Пора и нам выезжать.
– Выходить, княжич, – поправил Дмитрия Григорий. – Пешком пройдемся, так оно надежнее. Да оденься попроще. Празднично, конечно, коли гульба продолжается, но не как князь.
– Добро!
– А Федор с нами не пойдет?
– Как это не пойдет? – раздался от входа голос Колычева. – Коли решено собраться всем, значит, всем.
– Тихо ты вошел, Федя, – сказал Дмитрий и спросил: – Как матушка?
– Скоро с Божьей помощью встать должна. Хворь вроде отступила, осталась слабость, но пройдет.
– Слыхал наш разговор?
– Только насчет не особо приметной одежды.
