Да, конечно же, все в жизни взаимосвязано…
Правильно сказал как-то Ральф – любой злой поступок, совершенный тобой действует по принципу бумеранга: ты «запускаешь» его, но, в отличие от бумеранга, не знаешь, с какой стороны он вернется, и через какое время…
Да, как жаль, что кардинала больше нет – Лион наверняка знал, что теперь он бы наверняка стал и для него, и для Джастины духовной опорой на старости дней…
Тяжело вздохнув, Лион прошел в свой кабинет, и там, оглядевшись по сторонам, извлек из выдвижного ящика заветную тетрадь в потертом кожаном переплете.
Раскрыв страницу, заложенную старой открыткой с видом Бонна, он принялся читать…
«Ты хочешь доставить себе искреннее удовольствие? – читал Хартгейм, – но долго ли будет жить твое тело? Заботиться о благе тела – все равно, что строить себе дом на зыбком песке. Какая же радость может быть в такой жизни, какое спокойствие? Не опасаешься ли ты рано или поздно, что песок просядет или осыплется, что рано или поздно тебе все равно придется оставить свое тело? Перенеси же дом свой на твердую почву, работай над тем, что не умирает: улучшай свою душу, освобождайся от грехов – и в этом благо… Но люди, осознавая это, тем не менее продолжают строить жилища свои на зыбком песке, не понимая, что усилия их тщетны, и что таким образом они обманывают только самих себя…»
Он на минуту отложил чтение.
Как бы то ни было, а это вряд ли может быть отнесено к нему – ведь он, Лион, никогда не ставил своей задачей заботу о благе, как выразился кардинал, «тела»…
И дом его стоит на твердом грунте.
Что есть его дом?
Он сам, любимая жена…
И, даст Бог – Эмели и Уолтер, дети. Которых он, еще не видя, уже полюбил…
Усевшись в кресле поглубже, Лион продолжил чтение:
«Дурно лгать перед людьми, но еще хуже перед самим собой. Вредна такая ложь прежде всего тем, что во лжи перед людьми другие люди уличат тебя; во лжи же перед собой тебя некому уличить. И потому берегитесь лгать перед самими собою, особенно когда дело идет о вере. Нельзя взвесить, нельзя измерить того вреда, который производили и производят ложные веры. Вера есть установление отношений человека к Богу, к миру и вытекающие из этого отношения определения своего назначения. Какова же должна быть жизнь человека, если это отношение и вытекающие из него определения – ложны? Грех обманывать самого себя, но еще больший грех – обманывать людей, которые поверили в тебя…»
Лгал ли он когда-нибудь сам себе? О, как трудно ответить на этот вопрос… Конечно же, да…
В конце концов, это была ложь во спасение…
Часто, очень часто Лион стремился думать о многих Окружающих его людях значительно лучше, чем они того заслуживали на самом деле.
И он не видит в этом большого греха.
Лион продолжал чтение:
«Дело нашей жизни на этом свете двойное. Одно – взрастить в себе свою душу, данную нам Господом нашим, другое – установить Царство Божье на земле. Делаем мы и одно, и другое одним и тем же: тем, что освобождаем в себе тот божественный свет, который изначально заложен в наши души…»
Стремится ли он, Лион Хартгейм стать лучше, чем есть на самом деле? Наверное…
Во всяком случае, мысли его постоянно заняты подобными вещами – и это уже хорошо.
Но в этот день, в день, когда в их дом должны будут впервые войти Уолтер и Эмели, Хартгейм не хотел думать о подобных вещах – тем не менее он мысленно все время примеривал размышления кардинала к самому себе.
Что поделаешь – так уж устроен человек: прочитав что-нибудь глубокомысленное, абстрактное, он тут же стремится справиться у самого себя, насколько это подходит или не подходит ему…
«Достоинство человека может состоять исключительно в его духовном начале, которое некоторыми людьми называется разумом, а некоторыми – совестью. Начало это, поднимаясь выше местного или временного, содержит в себе несомненную истину и вечную правду. И даже в среде несовершенного, в нашем мире, оно видит свое совершенство. Начало это всеобще, беспристрастно и всегда в противоречии со всем тем, что пристрастно и себялюбиво в человеческой природе. И это начало властно говорить каждому из нас, что ближний наш столь драгоценен, как и сами мы, и его права столь же священны, сколь священны и наши права. И это начало велит всем нам воспринимать истину, как бы ни была она противна нашей гордости, и быть справедливым, как бы это ни было невыгодно нам. Оно же, это начало, призывает всех нас к тому, чтобы любовно радоваться всему тому, что прекрасно, свято и счастливо, в ком бы мы ни встретили эти замечательные свойства. Это начало и есть луч, данный человеку свыше…»
– Радоваться всему тому, что прекрасно, свято и счастливо, – вполголоса повторил Лион.
Да, теперь, когда им с Джастиной осталось уже не так много, теперь, когда большая часть жизненного пути уже пройдена, остается одна радость, одно счастье – дети…
Пусть не свои, пусть усыновленные…
Но кто сказал, что от этого они станут менее дороги, менее желанны?
Лион перевернул страницу.
«Заблуждения и несогласия людей в деле искания и признания истины происходят ни от чего иного, как от недоверия к разуму; вследствие этого жизнь человеческая, руководимая чаще всего ложными представлениями, суевериями, преданиями, модами, предрассудками, насилием и всем, чем угодно, кроме разума, течет как бы сама по себе, а разум в это же время существует как бы сам по себе. Часто бывает и то, что если мышление и применяется к чему-нибудь, то не к делу искания и представления истины, а к тому, чтобы во что бы то ни стало оправдать и поддержать обычаи, предания, моду, суеверия, предрассудки… Заблуждения и несогласия людей в деле искания истины – вовсе не оттого, что разум у людей не один и не потому, что он не может показать им предельную истину, а потому, что они просто не верят в такую возможность. Да, если бы люди поверили в свой разум, то быстро бы нашли способ сверить показания своего разума с показаниями его у других людей. А нашедши этот способ взаимной проверки, быстро бы убедились, что разум – один у всех, на все человечество, и быстро бы подчинились его велениям… Когда человек начинает осознавать такие очевидные вещи ему сразу же становится легче жить… Он начинает следить за собой, он перестал гневаться на людей… Надо сказать себе, едва ты только открыл глаза: сегодня, сейчас может случиться такое, что придется иметь дело с дерзким, наглым, лицемерным, низким и докучливым человеком. Такие люди часто встречаются в нашей жизни… Такие люди не знают, что хорошо, а что – дурно. Но если я сам твердо знаю, что хорошо, а что – плохо, понимаю, что зло для меня – только то дурное дело, если я сам его совершу, – если я действительно осознаю это, то никакой дурной человек ничем и никогда не сможет повредить мне. Ведь никто на целом свете не может заставить меня делать зло. Ведь зло – всегда только от бессилия…»
