– Лион, нам пора…
Встрепенувшись, точно от сна, Лион поднялся и принялся одеваться.
В этот момент в комнату вошла Джастина. Она улыбалась, но Лион заметил, что жена его была сегодня немного бледнее обычного.
– Наверное, нам уже пора, – произнесла она, присаживаясь в кресло.
– Это ты насчет комиссии по опекунству? – осведомился Хартгейм.
Она кивнула.
– Да.
Посмотрев на часы, он произнес:
– Без четверти четыре… А на который час нам назначено?
– По-моему, на пять…
Достав из кармана блокнот для ежедневных записей, которые Лион вел со свойственной ему педантичностью, он развернул его на нужной странице.
– Все правильно, – подтвердил Лион. – Мистер Лоуренс, чиновник из этого ведомства, назначил нам встречу ровно на семнадцать ноль-ноль…
Джастина с уважением посмотрела на мужа: да, такая вот скрупулезность во всем – вот чего ей всегда не хватало в жизни!
– Кстати, а как его зовут?
– Уолтер, – ответил Лион, решив что его жену интересует имя мальчика, а не чиновника. – Ты ведь знаешь, я тебе столько раз говорил… Мальчика зовут Уолтер, ему четырнадцать, а сестру его зовут Эмели, Молли…
– Молли, – произнесла Джастина свистящим шепотом. – Хорошее имя… – Она немного помолчала, улыбнулась, а потом словно вспомнив что-то, произнесла: – Нет, нет, я тебя не об этом хотела спросить…
– А о чем?
– Как зовут того мистера, который…
– А, мистера Лоуренса? Сейчас посмотрю… И Лион вновь раскрыл свой блокнот.
– Элвис… Элвис Лоуренс, – ответил он. Вновь положив записную книжку в карман, Лион искоса посмотрел на жену.
Нет, конечно же, этот вопрос относительно имени чиновника из комиссии по опекунству был задан ею не потому, что Джастина действительно хотела знать его имя…
Вопрос этот она задала только потому, что таким образом хотела скрыть волнение.
Лион тоже волновался.
Еще бы – ведь сегодня состоится встреча с детьми…
Как они воспримут своих новых родителей?
Никто не мог ответить на этот вопрос – ни он, Лион, ни Джастина.
Он посмотрел на часы – было без семи минут четыре.
Лион, усевшись поглубже, положил руки на колени – точно примерный ученик на уроке в школе – раньше других выполнил задание учителя и вот теперь ждет…
Джастина подсела поближе.
– Волнуешься? – спросила она.
– Нет, нет…
Сказал – и отвернулся, чтобы по выражению его лица Джастина не смогла уловить беспокойства, которое действительно охватило Лиона; он начал волноваться сразу же, как только Джастина напомнила ему о детях.
Она нежно провела рукой по его густым, уже седым волосам.
– Знаешь – я тоже волнуюсь… – призналась она и отвернулась.
– Да?
– Ты находишь, что это неестественно?
Покачав головой, Лион произнес:
– Нет.
– Впрочем, я вижу, что и ты тоже…
– Я? – спросил Хартгейм, стараясь вложить в свои интонации как можно больше показного спокойствия.
– Ну да, – мягко произнесла Джастина. – Только не пытайся убедить меня, что это не так…
Неожиданно Лион улыбнулся.
– Да, мне что-то немного не по себе… Поцеловав мужа в лоб, Джастина промолвила:
– Не надо… Все будет хорошо – я же знаю…
Полчаса они провели молча, но точно на иголках, то и дело поглядывая на часы. Наконец Лион сказал:
– Ну все: пора…
Спустя несколько минут маленький «фиат», выехав со стоянки, описал правильный полукруг и направился в сторону центра города – к угрюмому зданию начала восемнадцатого века, где и располагалась комиссия по опекунству…
Дорога заняла немного времени – минут пятнадцать, и при желании это расстояние можно было пройти пешком.
Лион, сидя за рулем, сосредоточенно следил за дорогой, хотя она была пустынна.
Половину пути они проехали в полном молчании, и, когда машина затормозила у перекрестка, Лион, повернувшись к жене, поинтересовался:
– Ты все приготовила?
Джастина встрепенулась.
– Для детей?
– Угу…
– Да, все готово еще со вчерашнего дня…
– Где они будут жить?
– В комнате на втором этаже… Думаю, им там будет неплохо…
Джастина говорила о совершенно обыденных, казалось бы, вещах, но голос ее звучал очень напряженно.
Лион с улыбкой посмотрел на жену.
– По-прежнему волнуешься?
Она вздохнула.
– Волнуюсь…
– Я тоже…
В голосе Хартгейма прозвучали доверительные интонации.
Джастина взяла мужа за руку. – Не волнуйся, дорогой… Я думаю, что все будет хорошо…
Обыденное сознание рисует людей, так или иначе причастных к сиротским приютам, воспитательным домам, закрытым интернатам и тому подобным заведениям, существами злыми, мелочными, склочными и жадными, и особенно здесь, в Англии – видимо, эта традиция все еще сильна со времен Диккенса с его мистером Бамблом.[5]
О мистере Элвисе Лоуренсе, чиновнике комиссии по опекунству, этого нельзя было бы сказать при всем желании: мистер Лоуренс был тихим, уравновешенным, на редкость улыбчивым человеком.
Поднявшись на второй этаж, Лион и Джастина в нерешительности остановились перед дверью его кабинета.
Постояв так несколько минут, Лион твердо взялся за ручку, повернул ее и шагнул в комнату.
Следом за ним вошла и его жена.
Мистер Лоуренс, сидя за огромным столом черного дерева, что-то писал.
Лиону почему-то сразу же бросился в глаза не сам мистер Лоуренс, а стол, за которым он сидел – необъятный, с идеально отполированными поверхностями, которые отражали солнечные лучи, падавшие через окно, – за стол этот запросто можно было бы усадить еще трех таких чиновников, как мистер Лоуренс.
Заметив вошедших Лиона и Джастину, чиновник тут же отставил свои дела и, поднявшись, приветливо поздоровался.
– Добрый день, мистер Хартгейм… А это… Простите, а что тут делает великая актриса мисс О'Нил?
Видимо, мистер Лоуренс был одним из немногих давних поклонников Джастины, кто еще не знал ни о перемене в ее семейном положении и, соответственно, об изменении ее фамилии, ни того, что теперь она живет в Оксфорде. Не знал он, разумеется и того, что именно она, Джастина – жена этого почтенного немца, который усыновить детей.
Заметив Джастину, мистер Лоуренс поспешно рванулся со своего места навстречу знаменитой актрисе.
– Здравствуйте!
Она кивнула.
– Добрый день.
– Чем обязан такой чести…
Пройдя в глубь комнаты, Джастина произнесла:
– Мы с мужем, мистером Хартгеймом, решили усыновить двоих детей…
У Элвиса от удавления глаза полезли на лоб.
– Как?! – воскликнул он, обращаясь к Лиону. – Разве мисс… О, простите великодушно, – он обернулся к Джастине, – разве миссис О'Нил – ваша жена?
