Никто не замечает моего смущения, и это прекрасно…
— Дамы и господа, перед вами знаменитый комиссар Сан-Антонио из Секретной службы, — заявляет Карл, — доставивший нам столько неприятностей перед войной. Это продолжается и сейчас. В числе прочих подвигов он сумел отобрать у мерзавцев «кенгуру» нашу BZ 22. Правда, следует отметить, что те не остались в долгу и смогли снова завладеть нашим изобретением.
Карл берет стакан шерри и опрокидывает себе в рот, после чего с подлинным удовольствием прищелкивает языком и продолжает.
— В принципе, раз милейший комиссар оказался нам больше не нужен, осталось только прислонить его к стенке и дать ему двенадцать пуль, на которые он имеет все права…
Он делает паузу.
— Но, — продолжает он, — мне в голову пришла одна идея: почему бы нам не использовать замечательные качества этого человека? Один раз ему удалось заполучить BZ 22, и нет никаких оснований не верить, что удастся повторить этот подвиг…
Собравшиеся с сомнением качают головами. Один из них что-то говорит по-немецки, но Карл его перебивает:
— Давайте играть в открытую, дорогой майор. Я предпочитаю, чтобы этот человек понимал, о чем мы говорим.
— Ну что же, — повторяет майор с акцентом, густым, как гудрон, — мне кажется, господин полковник, что освобождать комиссара опасно… У нас нет никакой уверенности, что, выйдя отсюда, он не попытается удрать в Англию. А если перед этим он сумеет заполучить BZ 22, это будет крайне неприятно. Конечно, у нас есть все возможности установить за ним плотное наблюдение, но из ваших слов следует, что мы имеем дело с очень хитрым человеком…
Карл улыбается.
— Успокойтесь, фон Штибле, если я открываю перед Сан-Антонио двери этой тюрьмы, то потому, что имею способ держать его в руках.
— Можно спросить, что это за способ, господин полковник?
— Крыса.
Я понимаю ход его рассуждений.
— Мы удерживаем в качестве заложницы его возлюбленную, — объясняет Карл, — которой он очень дорожит, чему мы получили доказательство. Он не захочет, чтобы с ней случилось большое, очень большое несчастье. Правда, дорогой комиссар?
Вам надо говорить, что это предложение меня чертовски устраивает? Все лучше, чем сидеть в этом жутком шкафу. Выйдя на свежий воздух, я придумаю способ вытащить отсюда Жизель. Вы сочтете меня излишне оптимистичным, но один из моих любимых девизов: «Веселись, пока жив».
Я допиваю коньяк и любезно отвечаю Карлу:
— Это кажется мне осуществимым, но я хотел бы узнать, что произойдет после того, как я получу результат. Вы отправите меня на переработку для азотистых удобрений или наградите Железным крестом?
Карл снова наливает себе стакан.
— Вы не видите середины между этими крайними решениями? Мое вчерашнее предложение остается в силе. Вы имеете мое слово офицера, что, если передадите мне лампу, вам и вашей подруге сохранят жизнь. Я даже отдам распоряжение, чтобы ваше заключение проходило в самых лучших для вас условиях.
— Вы очень любезны.
— Я бы не хотел строить долгосрочные проекты, — говорит он, — но если мы останемся довольны вашей работой, то, может быть, рассмотрим возможность более тесного сотрудничества. Наше правительство использует все таланты…
Сказать, что я хочу заржать, — значит не сказать ничего. Карл шутник. Послушать его, так он может дать мне пост гауляйтера!
— Ну так что? — спрашивает он. — Каков ваш ответ?
— Мне кажется, у меня нет выбора… Но я ставлю мое согласие в зависимость от двух… не хочу говорить условий… скажем, пожеланий.
— Я вас слушаю.
— Так вот, я бы не хотел, чтобы вы окружили меня целой толпой шпиков под предлогом, что я освобожден условно. Мне предстоит сыграть очень деликатную партию, и я не хочу, чтобы ангелы-хранители затрудняли мою свободу действий. Вы меня понимаете? Я говорю откровенно, без малейшей задней мысли…
— А второе пожелание?
— Оно скромнее: в данный момент мечта моей жизни — слопать сандвич… За два дня я съел только одну морковку и выпил миску теплой воды.
Карл подзывает официанта и приказывает подать мне холодный ужин.
— Ну и славно! — говорю я. — Вести дискуссию лучше в дружеской обстановке.
Я начинаю есть, стараясь не особо набрасываться на еду. Не хочется, чтобы они могли рассказать, как Сан-Антонио вел себя, словно голодная собака. Я отставляю мизинец и стараюсь применить на практике все советы пособия по хорошим манерам, найденного мною когда-то в ящике ночного столика одного лжебарона.
Пока я закусываю, господа и дамы возобновляют разговор на немецком.
Я поворачиваюсь к Грете.
— Скажите, далекая принцесса, вы знаете, что, несмотря на наши маленькие разногласия и даже на то, что вам случается перепутать мою щеку с пепельницей, мне обалденно нравится ваша фигура? Думаю, я уже доказал, что ваши прелести не оставляют меня равнодушным… Как вы смотрите на то, чтобы заключить между нами перемирие?
Она смотрит на меня сквозь дым сигареты. Ее глаза почти зеленые. Между чувственными губами я замечаю ослепительно белые зубы.
— Если я назначу вам завтра стрелку, придете?
— Надо подумать.
— Отметьте, — продолжаю я, чтобы развеять все ее сомнения, — если об этом узнают здесь, это не будет иметь никакого значения. Вы сможете сказать, что флиртовали со мной, чтобы было удобнее следить. Самое смешное, что это должно быть правдой. Но неважно, я слишком хочу сжать вас в своих объятиях, чтобы анализировать причины, заставляющие вас проявлять ко мне благосклонность.
— Хорошо, — шепчет она.
— Встречаемся в Пам-Пам де л'Опера?
— Если хотите…
— Давайте в четыре?
— Можно.
Довольный полученным результатом, я вонзаю зубы в бифштекс. Дела идут отлично.
В середине второй половины дня, свежевыбритый, я покидаю фрицев. Карл возвращает мне часть моих бабок. Перед тем как отпустить меня, он показывает клетку, в которой кружится бедная крыса
— Не забывайте эту маленькую зверушку…
— Не беспокойтесь.
— Вот наш номер телефона. Если понадобится подкрепление, звоните.
— Договорились.
— И последний момент, — заявляет лже-Ренар. — Я даю вам восемь дней, чтобы добиться успеха. По истечении этого срока крысе будет что покушать…
Я отвечаю неопределенным жестом и выхожу.
До скорого!
Глава 16
Как приятно снова попасть в столицу. Я вдыхаю ее воздух обеими ноздрями.
Спорю, у вас есть четкое представление о том, что я буду делать. Вы думаете, что я затрублю в рог, давая сигнал к началу большой охоты… Вы уже видите меня сметающим все с пути в поисках уцелевших «кенгуру»… Если вы так думаете, то рассуждаете как безмозглые бабы. По возвращении в Париж я захожу в бар выпить несколько стаканов крепкого грога, после чего иду в кино. Да, да, в киношку! А если кому-то надо повторить еще раз, пусть подставляет челюсть, я ему ее живо вправлю.
В данный момент я играю своей жизнью и жизнью Жизель. Ставка заслуживает того, чтобы принять предосторожности, а? Рвение еще не гарантирует положительного результата. Я хочу действовать наверняка. У меня в котелке варится одна идейка, и ей надо довариться. Когда она будет готова, я ее вытащу.
Я захожу пожрать в «Дюпон-Монмартр», потом отправляюсь на поиски гостиницы с мягкими матрасами. Одну такую я нахожу у заставы Сен-Мартен. Там полно путан, но я не привередлив. Старая грымза спрашивает, подойдет ли мне комнатушка на четвертом. Я отвечаю, что да, плачу за номер и поднимаюсь по лестнице. Старуха меня окликает, чтобы спросить, в котором часу меня разбудить. Я ей советую не тратить по этому поводу красные кровяные тельца и дать мне продрыхнуть столько, сколько я захочу.
Я быстро раздеваюсь и ныряю в постель. Кровать — это самое лучшее изобретение человека после приручения лошади и выдумки жвачки.
Скоро я начинаю храпеть, как эскадрон.
Мне снится сон. Будто Жижи и я едем в поезде. Я ей объясняю принцип сообщающихся сосудов. В общем, мы не скучаем! Вдруг авария, и мы оказываемся погребенными под грудой металлолома.
Я вырываюсь… Не совсем понимаю, проснулся я или это происходит во сне. Мои сомнения продолжаются недолго: проснуться-то я проснулся, но неизвестно, долго ли пробуду в состоянии бодрствования. Вот в чем вопрос, как сказал бы мой корешок Шекспир. Представьте себе, какой-то гад залез в мою комнатушку и дубасит меня по чайнику тем, что судмедэксперт завтра назовет тупым предметом. К счастью для моей головы, я сунул ее под подушку, а напавший в темноте этого не заметил. Полуоглушенный, я шевелюсь, дрыгаю руками и ногами… Я не дам себя кокнуть таким образом. Я люблю видеть типов, пытающихся выдать мне путевку на вечный отдых. Наконец мне удается высвободиться. В тот момент, когда я высовываю голову из-под богом ниспосланной подушки, получаю по зубам удар, от которого вижу Южный Крест. Изо рта хлещет кровь. Я похож на свинью на бойне. Новый удар попадает мне по скуле. В черепушке расцветает целый букет созвездий. Настоящий фейерверк. Спасибо господину мэру! Этот людоед, очевидно, колотит меня утюгом. Во всяком случае, могу гарантировать, что это не бумажный цветочек. Невероятно, что может происходить в голове в подобных случаях. Я говорю себе, что крепок как гранит, если выдерживаю такую молотилку. Ой, как больно! Наконец я сержусь и закрываю лицо обеими руками, чтобы дать себе время очухаться от этого нокдауна. Делаю глубокий вдох, втягиваю носом кровь и бросаюсь вперед.
