Дальнейший этап — переход к законченному внутриутробному развитию — являют нам сумчатые. Здесь яйцо уже исчезло, но тесной связи с матерью еще не образовалось. Детеныш после четырех недель пребывания в матери, где он купается в ее соках, выбрасывается наружу крохотным недоноском и помещается в сумку, где проводит сорок недель до полного своего развития, присосавшись наглухо к материнскому соску.
VI
Охота за водяным утконосом. — Чем объясняются утиный нос и кротовьи лапы. — Закон конвергенции. — Костюм по сезону. — Нападение на виноградник. — Ночное побоище. — Шуба из опоссумов.
В ожидании, пока туземцы принесут нам ехидн, мы втроем, захватив собаку, отправились на охоту за водяным утконосом. Вышли мы с фермы до восхода солнца и двинулись к реке.
— Утконос, — рассказывал нам по дороге Джон, — любит широкие реки с медленным течением и илистым дном, богатые растениями и животными. На их берегу роет он свои подземные норы с двумя выходами — одним подводным, другим подземным. Видите, вот все эти дыры — ходы в его логово. Их так много потому, что утконос каждый год делает себе новую нору. Ловить его силками, поставленными у наружных выходов, очень трудно: он редко ими пользуется, и служат они ему больше для вентиляции, К тому же невозможно отличить старую покинутую нору от новой. Подобно выдре он может долго оставаться под водой. Своим плоским утиным клювом он роется в речной тине, разыскивая личинки насекомых, червей, улиток и самую лакомую свою пищу — ракушек. Но добычу он не глотает, а набивает ею обширные защечные мешки. С этим запасом он выплывает на середину реки и, неподвижно распластавшись на поверхности воды, увлекаемый медленным течением, наслаждается пиршеством; мягкое он глотает прямо, а ракушек разгрызает как орехи и выплевывает скорлупу. Но не думайте, что в своем блаженстве он забывает об опасности. Маленькими глазками он зорко следит за берегами, и чуть заметит что-нибудь подозрительное, моментально ныряет в глубину. Нужно обмануть его бдительность. Спрячьтесь в эти кусты с собакой, а я стану на виду с ружьем. Смотрите теперь вверх по реке. Вон что-то темное плывет по течению, вроде обломка доски… Это утконос… Внимание!
Заметив вдалеке фигуру Джона, утконос насторожился. Но фигура не движется. Как будто все спокойно. Однако из осторожности не мешает нырнуть. Едва утконос исчез под водой, Джон перебежал поближе к берегу и снова замер в том же положении. Вынырнувший утконос окидывает взглядом окрестность: опять та же фигура и опять не подает признаков жизни. Но все-таки нырнем еще раз. Еще перебежка. Джон у воды, на расстоянии выстрела. Вот из реки показывается бурое тело. Выстрел гулко раскатывается. Тело трепещет на воде.
— Норма, пиль! — кричит Джон.
Собака стрелой бросается в реку, быстро рассекает воду и через минуту возвращается с добычей.
Различные позы утконоса: 1. Стоит на задних лапах. 2. Чистит брюшко. 3. Устал и зевает. 4. Кормит детенышей, припавших к млечным полям. 5. Копает норку. 6. Плывет по течению. 7. Ищет в иле пищу. 8. Поднимается со дна на поверхность.
Мы усаживаемся в тени и внимательно рассматриваем зверка.
— Нос совсем утиный, — замечает Патрик. — Уж не происходят ли млекопитающие от птиц?
— Это сходство носа не одного вас, Патрик, но и некоторых ученых наталкивало на эту соблазнительную, но ошибочную мысль. Конечно млекопитающие и птицы — родня, но родня по своему происхождению от одного корня — пресмыкающихся. И вскрытие даст нам доказательства родства посерьезнее утиного носа. Но для сходства носа мы находим другое объяснение — в законе конвергенции (сближения признаков). Закон этот говорит нам, что у самых различных животных одинаковость среды, условий жизни, питания и передвижения вызывают сходство органов, которые им служат для этого орудием. И утка, и утконос имеют длинный плоский клюв, удобный для разыскивания пищи в тине, лишенный зубов, ненужных при глотании мягкой пищи, с тем однако отличием, что у утконоса имеются на внутренней стороне челюсти роговые наросты, не позволяющие ракушке выскользнуть при ее разгрызании. Но у новорожденного утконоса видны зачатки зубов, которые потом исчезают. Нука, Джон, скажите, на что это указывает?
— Это указывает, — выпалил единым духом Джон, — что было время, когда утконосы были зубатыми и питались пищей, которую надо было не глотать, а жевать, теперь же согласно биогенетическому закону эта черта предков появляется в зародышевом развитии животного.
— Браво, Джон! А вот вам еще более яркий пример конвергенции. Чьи лапы напоминают вам эти короткие, сильные, обращенные когтями наружу лапы утконоса?
— Лапы крота, конечно, — отозвался Джон.
— И еще медведки, — добавил Патрик. — Это насекомое когда-то на нашем монастырском огороде причиняло громадные опустошения, подъедая корни у высаженной капустной рассады.
— Вот видите, все эти разнообразные животные благодаря одинаковому подземному образу жизни имеют и одинаковые орудия для быстрого рытья земли. Или еще пример из водной жизни: приспособлениями для передвижения в воде должны явиться конечности, подобные веслам, каковы плавники рыб. Но вот млекопитающее кит, спускаясь с земли в воду, обтягивает свою пятипалую конечность перепонкой, превращая ее в ласт, похожий на плавник рыбы. То же самое изменение проделывает со своим крылом и пингвин, переходя от летания к плаванию. Рыба, птица и млекопитающее имеют сходные по работе плавательные органы, внутреннее строение которых различно в зависимости от наследственности. Мы имеем здесь приспособление органа, полученного от предков, к изменившимся условиям среды и образу жизни.
— Хороший мех у зверка, — заметил Патрик, поглаживая утконоса.
— Тоже важное приспособление к среде. Волосяной покров помогает млекопитающим сохранять постоянную температуру и, смотря по сезону, то редеть, линяя, то густеть, прорастая подшерстком, регулирующим теплоотдачу. Меховая одежда немало содействовала торжеству млекопитающих над пресмыкающимися, которые, не развивая собственного тепла и заимствуя его от солнца, должны были или с наступлением холодов погружаться в оцепенение, или ограничивать распространение исключительно жарким климатом. Их чешуя — это покров, накаливающийся лучами солнца, а мех — покров, сохраняющий внутреннее тепло. Приспособляя свою одежду к климату, одеваясь то поплотнее, то полегче, млекопитающие распространились по всему земному шару.
Охота на опоссума.
По возвращении с охоты нам бросился в глаза озабоченный вид отца Джона.
— Случилось что-нибудь? — спросил Джон.
— Да, на виноградник опоссумы напали, первый набег этой ночью сделали. Порядочно пощипали.
— Да разве виноград уже поспел? — спросил я.
— Только что завязался. Но именно в это-то время опоссумы им и лакомятся. Как только он начинает наливаться, они его больше не трогают.
— Посторожить придется, — решил Джон. — Повадятся таскаться — тогда прощай и виноград и вино.
— Посторожим, — согласились мы с Патриком.
— Расскажите нам, Джон, — попросил я, — как справиться с этим врагом. Ведь ваш опоссум очевидно родня американского опоссума, известного в науке как единственное сумчатое вне пределов Австралии?
— Вероятно родня. Животное величиной с большую крысу или небольшого кролика, живет в эвкалиптовых лесах, где днем спит в дуплах или под поваленными деревьями.
— Значит ведет, как и древние его предки, первичные млекопитающие, ночной образ жизни. И вероятно, как и они, всеяден.
— Совершенно верно. Охотится ночью, питается насекомыми, яйцами, птенчиками, но главная его пища — растительная — листья эвкалиптов. Они придают его мясу неприятный вкус. Война с опоссумами простая: бей палкой! Дело в том, что от врага он не бежит, а замирает на месте и старается слиться с темным фоном. Поэтому главное, что требуется от охотника, — это внимание. Конечно, чем ночь темнее, тем охота труднее.
На наше счастье ночь выдалась ясная, с полной луной. Вооруженные палками и мешками, мы заняла позиции на границе виноградника, обсаженного стеной фруктовых деревьев, я — в центре, Джон с Патриком — на флангах. Здесь должен был разыграться авангардный бой. Прорвавшегося сквозь нашу линию неприятеля предстояло истреблять уже в винограднике.
Мы притаились, и внимание наше сосредоточилось на чернеющей невдалеке эвкалиптовой рощице, откуда ожидался враг. Ждать пришлось недолго. Полянка перед нами стала оживать. То тут, то там из травы выскакивали и снова ныряли в нее темные тени. Слышались шорохи. Вот у моих ног что-то юркнуло. Оглядываюсь. Ничего. Все тихо. Но памятуя урок Джона, присматриваюсь и замечаю, что ствол рядом стоящей яблони внизу неестественно вспух. Взмахиваю дубиной и бью по подозрительному утолщению. Писк… и первая добыча готова. Опускаю ее в мешок.
