Он все еще продолжал играть в Джека Лондона, а для меня эта игра уже кончилась.
— Ты в уме? — рассмеялся я. — Мы же не в Америке живем, а в Советском Союзе. Какие могут быть у нас заявки? Или ты решил быть капиталистом?
От этих моих слов всем стало смешно, и ребята опять принялись возиться на нарах.
— А ведь в самом деле здорово! — вдруг отпихнул от себя Левку Димка. — Мы не только набрали золота на танк, а, может, открыли такой прииск, откуда будут черпать золото много лет.
Видали? До него только сейчас дошло! Зачем же мы, спрашивается, огород городили?
— Все понятно, ребята. Старик сторожит здесь золото.
— А ведь правда! — радостно воскликнул Димка. — Потому и следит за нами. Потому и стрелял.
Все это было, конечно, так. Но ребята еще не додумались до главного, что уже знал я. Главное заключалось вот в чем. Я понял, кто такой этот старик, — один из врагов Советской власти, которые перестреляли партию Окунева.[42]
Окунев писал, что видел маленького сутуловатого человека в форме старого горного ведомства. Этот был тоже маленький и сутулый, одетый в какой-то чудной пиджак, куцый, рваный и со светлыми пуговицами…
Когда я высказал все ребятам, Левка сразу соскочил с нар:
— Нечего здесь сидеть… Пошли его ловить. Чего бояться. Нас все-таки трое, а он один.
— Как же! — протянул Димка. — Есть смысл возиться с ним, когда в руках у нас золото.
— Золото никуда не денется, — спорил Левка. — А старик возьмет и убежит. Он же знает, что мы видели его.
— …и понимает, что мы дело так не оставим, — поддержал я Левку.
Мы очень жалели, что выпустили раньше времени голубя. Как бы он теперь нам пригодился! Стоило послать с ним записку Мишке Фриденсону, и все было бы в порядке…
— Что за спор? Почему нет драки? — вдруг раздался знакомый насмешливый голос, и в дверях хижины появилась Белка.
Мы сразу перестали спорить, потому что не знали, можно ли при Белке говорить обо всех наших открытиях и о том, в какое трудное положение попали.
Белка заметила наше смущение:
— Что вы притихли, ребята? Что в самом деле такое! Я пришла, а они секреты устраивают…
— Никому не скажешь? — спросил я, впиваясь в ее лицо суровым взглядом.
— Честное пионерское! — весело защебетала Белка. — За кого вы меня принимаете? Если хотите знать, я только с мальчиками и играю. Они мужественные и верные, умеют держать слово и хранить тайны. А девчонкам я вот ни настолечко не верю — и она показала на своем мизинце совсем маленький кусочек.
Мне Белкины заверения показались убедительными, но Левка мрачно смотрел исподлобья:
— Если так — ешь землю!
— То есть как, землю?
— А так… Не знаешь, что ли, как едят ее порядочные люди. У нас обычай такой.
— Брось, Левка! — махнул рукой Димка. — Съел две горсти из цветочного горшка и завоображал: «Я порядочный!»
— А что, скажешь, непорядочный?
Вот нашли время препираться! Я еще раз пытливо заглянул Белке под ее реснички и решил, что, пожалуй, девчонке можно довериться.
И про старика, и про письмо Окунева, и о том, что нашли, наконец, золото, мы рассказывали Белке…
Она, конечно, немедленно захотела посмотреть на все собственными глазами и, убедившись, что золото и бутылка — правда, неожиданно предложила:
— Хотите, я поеду в Острогорск?
— Тоже мне — «поеду»! — протянул Левка. — Это дело совсем не женское…
— А почему бы нет?! — воскликнул я. — Эврика! Белка продаст золото, вернет долг маме, купит танки и приедет обратно!
…Я передал Нюре мешочек с золотом, и мы с Левкой пошли ее провожать. Димка тоже хотел идти, но я оставил его наблюдать за пещерой.
— Вот что, Белка, — сказал Димка смущенно. — Я прошу тебя как-нибудь разведать, что делается у меня дома.
— И я прошу, — буркнул Левка.
Мы проводили Белку до Черных Скал. Там в ожидании попутной машины уселись на обочину дороги, и я дал Белке подробные инструкции. Вкратце они сводились к следующим пунктам:
1) продать золото и, по возможности, получить за него наличными (я очень сомневался, что Острогорский банк располагает достаточной суммой для оплаты нашего богатства);
2) внести деньги в фонд обороны и договориться, чтобы на всю сумму были куплены танки Т-34, а еще лучше — тяжелые — КВ;
3) уплатить долг маме;
4) сходить в НКВД, рассказать все, что известно нам о таинственном старике и просить помощи;
5) соблюдая полную тайну, разузнать, как живут наши родители, а также успокоить их насчет нашей судьбы, ни в коем случае не выдавая нашего местонахождения.
На последнем пункте особенно горячо настаивал Левка. Он, видимо, здорово побаивался своей матери и уверял, что если только она узнает, где он прячется, ему несдобровать.
Левка опять пристал к Белке с требованиями, чтобы она дала клятву не выдать никому нашего присутствия в Золотой Долине.
— Ну клянусь же, клянусь! — твердила Белка. — Ужас, да чего недоверчивый…
— Нет, ты поклянись по-настоящему!
— Честное пионерское!
— Дай самую страшную святую клятву.
— А для меня она самая святая, — горячо возразила Белка.
— Нет, ты дай самую-самую святую![43] Такую, чтобы святее ее для тебя ничего не было.
Тогда Белка не выдержала, вскочила с места и, подняв правую руку, как для салюта, поклялась своей принадлежностью к великой армии пионеров-ленинцев, что ни за что не выдаст нашей тайны.
— Теперь я тебе верю, Рыжая Белка, — вежливо сказал Левка. — На вот тебе на прощание, — и подал красивое перо из крыла сойки, которое, видимо, заранее припас для Белки и хранил в боковом кармане.
— Спасибо, Левка! — как бы между прочим бросила девочка, но я увидел, что она вся так и засветилась от удовольствия.
Она воткнула голубое перо в свой вязаный белый берет, и от этого васильки расцвели, кажется, еще ярче. Я сначала пожалел, что не догадался приготовить Белке свой подарок, но потом усмехнулся: «телячьи нежности»!
— Закругляйтесь! Пора в путь.
Я отозвал Белку в сторону:
— Задание у тебя трудное, и тебе может понадобиться помощь. Так вот, не забудь, у меня есть верные люди. В случае чего можешь обратиться к ним.
Я нарисовал план нашего двора, отметил на нем крестиком недостроенный дом и сообщил тайный сигнал, каким можно вызвать Никиту Сычева.
Белке понравилась затея с сигналом:
— Как это ты придумал такое, Молокоед? Мне казалось, что тайные сигналы бывают только в романах. И пещера, и бутылка с письмом, и золото — все у вас, как в интересном романе.
Мы остановили проходившую машину. Шофер охотно посадил Белку в кузов, пообещав довезти до самого Острогорска. И она уехала туда, куда рвались и наши сердца. Но долг звал нас обратно в Золотую Долину…
— Ну, что же, Федор Большое Ухо, потопали?
Левка вздохнул:
— Выходит, потопали, Молокоед.
Дубленая Кожа встретил нас на тропинке недалеко от входа в Золотую Долину. Он сидел, как горный орел, на большой скале, торчавшей над кустами, и бросал тревожные взгляды то в нашу сторону, то принимался внимательно озирать Долину. Когда мы подошли к скале, приложил палец к губам, сделал знак, чтобы мы остановились.
— Димка! Ты хоть скажи, в чем дело? — спросил я шепотом.
Дубленая Кожа, не отрывая глаз от чего-то, что видел только он, сердито отмахнулся. Наконец, стал спускаться.
— Черт те что! Знаешь, Васька, он, кажется, видит нас из-под земли.
— Может, придумаешь что-нибудь поумнее? — усмехнулся Левка.
Но смешного было мало. Димкино сообщение заставило меня призадуматься.
…Только мы с Белкой скрылись в кустарнике, старик выскочил из воронки и бегом бросился вдоль Долины. В руках у него, как всегда, было ружье. Поравнявшись с тропинкой, он оглянулся и стремительно бросился за нами.
Димка испугался, как бы старик не стал стрелять нам в спину, и что есть духу припустил догонять нашего врага. Тот скоро выдохся, и Димка чуть не наскочил на него.
Старик стоял на тропинке и, держась за сердце, дышал всей грудью, задирая вверх обезьянью морду. Отдышавшись, пытался снова идти в гору, но, видно, понял, что мы уже далеко, и стал медленно спускаться обратно.
Димка проводил врага, следуя по пятам, до Долины, взобрался на скалу и сидел там, пока не удостоверился, что зверь снова уполз в свою нору.
— Попомни меня, Васька, у него, верно, есть наблюдательный пункт…
— И он все видит, а его никто не видит, — добавил Левка. — Не зря же так сказала Белка.
— Иначе как бы он узнал, что вы пошли по тропинке? — снова начал убеждать меня Димка. — Он же выскочил из воронки, словно с цепи сорвался. И побежал прямехонько следом…
Мне все это казалось фантазией Дубленой Кожи. Однако на всякий случай я скомандовал на открытом месте днем не появляться, в хижину пробираться незаметно, Долину из виду не выпускать. Смотреть на нее из леса или из кустов на берегу.
