— Эй, слышь, Малон, — шепнул Павел, словно самолет мог его услышать и голос Ходокири потревожил бы чудовище. — У него что, шесть моторов? Вон, по три на крыло. Да?
— У него десять двигателей, — мотнул головой Тахо.
— Десять?! — сдавленно переспросил Павел.
Малон молча указал куда-то рукой. Рейтары взглянули и увидели в поломанном кустарнике искореженную мотогондолу, которая, очевидно, крепилась к крылу и представляла собой спарку двух турбореактивных двигателей.
— Это еще два, — пояснил Тахо. — И на другом крыле пара. Всего десять.
— Шесть винтовых моторов и четыре реактивных? — Артем уставился на спутника. — Ну не бред ли это?
— Вы же видите, что не бред.
— А как он летал? Ты посмотри, где винты на крыле.
— А что не так?
— Аэродинамический профиль. Против физики не попрешь.
Тахо хмыкнул и покачал головой.
— Не думал я, что вы настолько разбираетесь в технике и физике.
— А ты рассчитывал, что мы тут бегаем в набедренных повязках, с копьями и трахаем овец? — зло проговорил Ходокири и, тронув плечо Мустафы, тихо добавил: — Без обид, брат.
— Чего? — скривился Засоль, пытаясь уловить подтекст.
— Ну, не только, — засмеялся Малон.
— А в грызло не хочешь?
Тот пропустил угрозу мимо ушей и обратился к Артему:
— Вы все верно подметили насчет аэродинамики, но неправильно поняли принцип винтовых двигателей. Это не передняя часть крыла, а задняя. Винты располагались позади крыла и толкали самолет, а не тянули, как это обычно бывает.
— Ах, вот оно что…
— Идемте к той стене. Ждите меня там, пока я буду забирать самописцы. Только ни в коем случае не приближайтесь к двигателям.
— А ты знаешь, где эти самописцы? — спросил Засоль.
— Знаю, — кивнул Тахо. — Они в хвосте. Это место обычно меньше всего подвержено перегрузкам и разрушениям при падении.
Они снова двинулись к обломкам, осторожно поглядывая по сторонам. Отсутствие неизвестных, которые сбили самолет, весьма напрягало. Зачем-то же они прервали этот полет, потратив ракету, а то и не одну? Может быть, они уже взяли самописцы и убрались восвояси? И где экипаж? Погиб или нет?
— А разве самолеты при падении не взрываются? — не понимал Артем. — Такой громадине, да еще с десятком моторов, нужно просто море топлива. И при ударе был бы такой взрыв, что весь город мог сгореть.
— Это верно, — согласился Малон. — Но я склонен думать, что пилоты, понимая, что они падают, произвели аварийный слив топлива еще в воздухе, чтобы уменьшить ущерб при ударе и повысить свои шансы на выживание. И в этом самолете было не так много топлива, как вы думаете.
Они достигли очередной кирпичной стены. Возможно, что некогда она вместе с предыдущей образовывала одно строение. Сейчас уже было трудно в этом разобраться, да и ни к чему. Важно было, что здесь, в непосредственной близости от самолета, дозиметр показывал один зиверт. А это весьма скверно.
— Ждите меня здесь. Я быстро.
— Ты уж постарайся, — проворчал Артем. — Тут радиация еще выше.
— Да, конечно. Поэтому не прислоняйтесь к стене и вообще старайтесь ни к чему не прикасаться.
— Да знаем, знаем, вали уже, — пробурчал Ходокири.
Малон Тахо ловко перемахнул через низкий участок обрушенной стены и заспешил к хвосту самолета.
— Пол. Как слышно, ответь.
— Слышу хорошо, Бул.
— Мы у птички. Тут фон очень высокий.
— Ясно. У меня пока новостей нет.
— Ты слышал о птичках с шестью поршневыми и четырьмя реактивными двигунами одновременно?
— Как-как? — Судя по тону, Булава сильно удивился.
— Десять двигунов. Шесть винтов и четыре реактива.
Наступило долгое молчание. Затем голос Ивана все же прорезался:
— Я что-то ничего такого не припомню. Хотя… Нет, Пол. Пока не могу сказать ничего вразумительного.
— Ладно. До связи.
Со стороны самолета что-то загрохотало. Артем осторожно выглянул. Очевидно, Тахо уже орудовал внутри раскуроченного фюзеляжа.
— Как бы он там на аномалию не нарвался, — пробормотал Полукров.
— Тёма! — сдавленно воскликнул Ходокири.
— Чего?! — Артем резко обернулся.
— Я вон там сейчас, кажись, енота видел!
— Твою мать, Ходок, какой енот на хрен?! Соберись!
Снова зашипела рация.
— Пол, на связь, — послышался голос Ивана.
— На связи.
— Слушай, у него винты сзади крыла?
— Да. Именно так. А что?
— Я, кажется, вспомнил. Был такой — Б-36, но сто лет назад.
— Сто лет назад? — изумился Полукров. — Ты ничего не путаешь?
— Нет. Я хорошо помню книги, что мой наставник собирал по Чертогам и еще с довоенной поры хранил. Там этому бомберу был посвящен целый том, с фотографиями и схемами. И как раз такой огромный, и с таким количеством двигателей, и расположение то же…
— Погоди. Бомбер? Это бомбовоз?
— Носитель гидрогена. Североамериканский. Он самый.
— О чем он говорит? — спросил Засоль.
Артем хмуро взглянул на обломки крушения. Все эти куски крыльев, обшивки фюзеляжа, огромный хвост и лопасти предстали в совершенно другом свете. Перед ним не просто огромный самолет. Это средство доставки сверхмощных водородных бомб, которые должны были стереть цивилизацию в пыль еще столетие назад.
— Он говорит, Мустафа, что это термоядерный бомбардировщик, — хрипло ответил Полукров. — Ладно, Бул, я тебя понял. До связи.
— Погоди. — Булава не спешил отключаться.
— Что такое?
— Метров пятьсот прямо. Вам еще одна пятиэтажка видна?
— Да, — ответил Артем. — Но только два верхних этажа. Что там?
— Машина показалась. Проулок миновала и скрылась за развалинами.
— Что за машина? — насторожился Полукров.
— Похожа на КамАЗ. Четырехосная с большим кунгом и какой-то здоровенной башней на нем. Цвет как будто песочный.
— Так и есть, — пробормотал стоявший рядом Ходокири, который услышал слова и был неплохим специалистом не только по падшим женщинам, но и по наземной боевой технике. — Это «Панцирь».
Артем хмуро кивнул, взялся за респиратор, подвигал — почесал подбородок.
— Бул, куда он шел?
— В вашу сторону. Но очень медленно. Хотя в этом Острогожске особо не разогнаться.
— Все понял. Следи.
— Да, Пол.
— Лесник. Лесник, ответь.
— Я все слышал, — отозвался из рации Соловей. — У нас тут скоро тоже начнется потеха, так что пока никакой подмоги.
— И не надо, брат, твои орлы не сильны в передвижениях по Чертогам. Просто будь в курсе. И меня смущает, что он появился, как только мы вышли к цели.
— У вас есть чем? — спросил Черный, имея в виду средства поражения машины.
— Найдется. Отбой.
Артем убрал рацию в карман и снова потер маской лицо, чувствуя, что от растущего напряжения нервничает все сильнее. Завел руку за спину и дотронулся до тубуса одноразового гранатомета, прикрепленного лямками к рюкзаку. На месте, куда ему деться. Прав был Булава, когда говорил, что задрябли, радуясь предстоящему делу. Давно они ничем похожим не занимались, и вот результат. Нервишки стали шалить — аж физиономия зачесалась, и все время хотелось ощупывать оружие, дабы увериться, что оно не испарилось.
Итак, информация о ЗРК подтвердилась. В полукилометре от них находится и, возможно, движется сюда боевая машина с разведенной в стороны спаркой тридцатимиллиметровых автоматических пушек, способных за минуту нафаршировать цель пятью тысячами снарядов. Почему именно сейчас, когда Тахо полез в самолет и в поисках самописцев шуршит внутри фюзеляжа обломками и проводами и хрен знает чем еще?
Полукров снова выдернул рацию.
— Бул, ответь.
— На связи.
— Ищите наблюдателя. Они видели, как мы подошли к птичке, и засуетились.
— Я тоже об этом подумал. Подозреваю, что у них тоже кто-то засел в той пятиэтажке. Но дождь мешает присмотреться.
Из хвоста разбившегося самолета донесся стук.
— Черт, да что этот нерусский там делает? — проворчал Павел и в очередной раз похлопал Мустафу по плечу. — Без обид, брат.
— Отвали уже.
Артем продолжал раздумывать над ситуацией. Что, если эти зенитчики боялись радиации и не совались в самолет, а сейчас увидели смельчака, решили перехватить и отобрать добычу? Бред, конечно. Они что, несколько суток ждали, пока кто-то появится и достанет для них то, что им нужно? Чушь. Скорее всего, они представляют те же силы, что и направляющиеся сюда люди, которым Соловей сейчас готовит горячий прием.
Полукров внимательно осмотрелся.
— Ходок, Засоль, видите автобус? — Он указал налево. Там, метрах в шестидесяти, действительно находилось нечто, похожее на большой автобус. От него остался ржавый каркас корпуса, который словно вырос из безобразного сухого кустарника.
— И что? — осведомился Павел.
