Та атака была отбита, и кто-то из бойцов корпорации попал в плен. Через два дня на лагерь тамошней дружины налетели беспилотные самолеты, выжегшие напалмом и лагерь, и несколько поселений, где также содержались пленные.
Было это лет семь назад. Гуманнее люди нигде, и в корпорациях в том числе, с тех пор не стали, зато средств поиска микрочипов и нападения с воздуха наверняка прибавилось. Рисковать было нельзя. Следовало немедленно изъять все электронные схемы, чипы и маячки, блокировать исходящие сигналы и в ближайшее время уничтожить.
— Федя! Где обозники?! — крикнул Соловей своему помощнику, примерявшему трофейные часы.
— Скоро будут! Я уже вызвал! — откликнулся Федор.
— Какого хрена? Они электронные? — Черный подошел к заместителю и уставился на часы.
— Нет. — Тот мотнул головой. — Механические.
— Все равно придется проверить. В пакет клади.
— Юрьич, но…
— Клади, я сказал. А то прилетит ракета аккурат в твои загребущие ручонки. А ежели ты в это время подтираться будешь в сортире? Сообразил, куда воткнется? Давай, не тяни.
— Понял… — вздохнул Федор, опуская блестевшие хромом часы в серебристый пакет.
— И быстренько разберись, что у нас с потерями. Жду доклад.
— Есть.
— Вот и расчудесненько. Действуй.
Заместитель удалился.
— Командир! Что с ихними ранеными делать?
Спрашивал боец из тех, что возились возле опрокинутой боевой машины пехоты.
— Контроль! — коротко и ясно ответил Соловей. — Только не мучить никого! Просто контроль, и все!
— Есть! — отозвался боец, и вскоре ударил одиночный выстрел. Раненого добили.
— Братцы! Да у них в конвое и бабы были! — снова донесся голос со стороны БМП, но уже другого бойца. Тот залез внутрь машины.
— Эй! Ну-ка херней не маяться! — рявкнул Соловей.
— Да они мертвые, батя!
Вояки Соловья зачастую называли его просто батей.
— Тем более! Забыли, чему я вас учил, утырки хреновы? Живого врага убиваем, а к мертвому относимся с почтением! И не отвлекаться! Времени мало! Вырезать чипы — и все! Да поживее!
— Комбат! — послышался голос сзади. — А этот-то местный!
Черный обернулся, протер очки, взглянул сначала на своего бойца, затем склонился над изувеченным телом проводника, лежавшим возле головного внедорожника колонны.
— С чего ты взял?
— Да по роже. Видел его в вертепах. В разных поселках бывал, хмырь такой угрюмый. Да он это, точно.
— Ну, потому и в первой машине ехал. Проводник, значит, ежели местный.
— Вот же иуда, сука. Жаль, дохлый, а то бы я ему «запаску»[2] сделал.
— Куда же в нашем мире без иуд? Без Иуды история была бы совсем другой. Не такой интересной. Ни тебе нарицательного имени, ни тридцати сребреников.
* * *
Обозным считался отряд из шестнадцати человек на четырех тентованных и видавших виды грузовиках ГАЗ-66, которым не находилось равных среди так называемых внедорожников. Это была своего рода служба тылового обеспечения батальона. Они были вооружены, но их работа заключалась не в боевых действиях, хотя и этому их усердно обучали. Задачей обозников было отсиживаться в укромном месте, на определенном расстоянии (в данном случае в пятнадцати километрах) от зоны боевой операции. Им вменялось в обязанность эвакуировать раненых и собирать трофеи с места наскока — в ускоренном, отлаженном многочисленными тренировками режиме.
Четыре машины прибыли со стороны железнодорожного узла, где еще не остыли следы смертельной схватки с танками и «кобрами». Обозники быстро спешились. Трое несли красные канистры для бензина с поверженных машин. У двоих были синие — для дизельного топлива. Еще двое шли с черными канистрами под машинное масло. Остальные без лишних слов принялись осматривать уцелевшую технику и проверять оружие, амуницию и машины в поисках маячков, способных навести летательные аппараты неприятеля. Для этого батальонными умельцами были собраны несколько сканирующих устройств, фиксировавших исходящие сигналы и излучения.
Опасения командира батальона были не напрасны. У нескольких единиц стрелкового оружия, находившегося при убитых эмиссарах корпоративной армии (очевидно, предводителях рейда), обнаружились специальные дактилоскопические датчики на спусковых крючках оружия, которые позволяли стрелять только тому, чей отпечаток указательного пальца хранился в памяти микропроцессора. Техники уже знали: при попытке использовать это оружие оно не только отказывало в стрельбе, но включало специальный радиозуммер, испускавший сигнал наведения. Радионавигационные маячки нашлись в пикапах, БМП и нескольких квадроциклах поновее. Кроме того, потенциальными маяками наведения ракет «воздух — земля» являлись все средства связи, имевшиеся в конвое незваных гостей. Техники быстро изымали источники питания и сканировали оборудование, ища элементы автономной работы. В батальоне Соловья Юрьевича Черного система сбора трофеев была отлажена четко. Сказывался опыт комбата. И жесткая дисциплина. И хорошая выучка личного состава. Ну и конечно, влияла печальная статистика последних десятилетий, когда Оазисы начали выходить из послевоенного коллапса. Их обитатели стали налаживать промышленность и машиностроение, все чаще и активнее использовать летательные аппараты, особенно военного назначения. Не один партизанский отряд, рейтарский клан или ячейка рыскунов пали от сокрушительного ракетного удара при сборе трофеев у разгромленных конвоев корпоративных армий. Бойцам казалось, что дело сделано, и они не придавали значения электронике, таившей угрозу. А вместе со всеми этими группировками погибали целые селения и общины, неосторожно пустившие этих людей на постой.
Соловей Юрьевич Черный наблюдал за работой и удовлетворенно кивал. Спустя какое-то время показался Федор. Выражение его лица выдавало плохие новости: есть потери.
Командир батальона присел на корточки. Снял перчатки и принялся зачерпывать левой ладонью воду из чистой лужи, где не было ни крови с убитых, валявшихся на дорожном полотне, ни нефтепродуктов из продырявленных баков и двигателей. Соловей стирал с ботинок налипшую грязь ладонью и, пригнув голову, хмурился.
Комбат давно научился сдержанно реагировать на известия о гибели своих бойцов, не разменивался на пафосные крики о мести и вечной памяти героям. Нет, этим он не страдал, хотя порой испытывал невыносимую боль. Но он просто не растрачивал себя на то, в чем не было толку. Зато в дальнейшем Черный обязательно находил время посетить близких каждого погибшего, если таковые имелись. Отдавал им вещи. Трофеи. Обещал навещать и помогать в нужде — и сдерживал обещания. И он вел особый учет павших солдат: имена, фамилии, место, дата и обстоятельства гибели. Где-то в глубине души у него еще жила некая надежда — быть может, иррациональная и наивная — на то, что когда-нибудь страна, где он родился и которая исчезла как и все прочие, восстанет из пепла. И если это случится, а он об этом мечтал, то возрожденной державе понадобится история. Ей будут нужны герои — те, кто все эти годы не позволял корпорациям добить народ, язык, культуру и память о былом. И тогда эти списки, эти имена… Они займут почетное место в гранитных скрижалях истории. А пока он просто надеялся на это и горевал о павших товарищах, стараясь ничем не выдать эту горечь на железном лице.
— Юрьич, — выдохнул Федор. — Есть потери.
— Говори. — Черный продолжал обтирать ладонью ботинок, не поднимая головы.
— Двенадцать убитых. Девятнадцать раненых. Двое из них тяжело. Медики уже работают. Говорят, спасут всех, но вернут ли в строй этих двоих, пока неизвестно.
Соловей взялся за второй ботинок.
— Федя, павших забери. Как обычно…
— Само собой… Но… Одного в клочья. Выстрелом из танка. Храмов Стас.
— Все собери, Федя. — Соловей вздохнул, вспоминая человека, чье имя только что произнес его зам.
— Я понял. Уже работают. Но с другой стороны, учитывая, какую силу мы погромили, потери совсем небольшие.
Командир наконец поднялся и взглянул сквозь очки на заместителя.
— Федя, да я бы даже жизнь этого раздолбая Морошкина на весь миллиард выживших не променял. Понимаешь?
— Понимаю. Но война есть война. И они ведь не подневольные. Добровольно все к тебе шли и знали на что.
— Не читай лекции про войну. Уж мне-то. А то, что добровольцы… Правильно. Только это цену их жизни не снижает. Все, иди работай.
Заместитель кивнул и пошел прочь. Настало время узнать, как обстояли дела в городе у рейтаров. Соловей вынул рацию из кармана разгрузочного жилета.
— Пол, ответь Леснику. Как слышно меня, прием.
Рация не ответила.
— Пол, ответь Леснику! — громче, будто это могло иметь значение в радиосвязи, повторил Соловей. — Как слышно меня, прием!
