Казалось, что раковина эта принадлежит какому-то морскому созданию, однако на деле она являлась камнем. Это был первый знак, данный ей тотемом, одобрившим ее решение заняться охотой и освоить технику метания камней из пращи. Она охотилась только на хищников, поскольку не могла возвращаться в пещеру с добычей, бросать же в степи убитых съедобных животных ей не хотелось. Хищники же были куда умнее и опаснее всех прочих тварей, что способствовало развитию у Эйлы особых охотничьих навыков.
Следующим предметом, который Эйла подобрала с земли, был ее охотничий талисман — небольшой, покрытый охрой овал, вырезанный из мамонтовой кости и подаренный Эйле Браном. Она получила его после устрашающей и в то же самое время чарующей церемонии, во время которой она стала Женщиной, Которой Дозволено Охотиться. Она потрогала рукой маленький шрам, оставшийся на ее шее. Во время той памятной церемонии Креб сделал ей этот надрез с тем, чтобы умилостивить Духов Предков ее кровью.
Следующий предмет обладал для нее особым значением — глядя на него, ей хотелось плакать. Она зажала в руке три сросшиеся друг с другом блестящие шишечки железного колчедана. Этим знаком тотем дал ей понять, что сын ее останется жив. Последним предметом являлся черный кристалл двуокиси марганца. Мог-ур дал его в тот день, когда она стала целительницей; вместе с этим камнем она получила частицу духа каждого из членов Клана. Эйла напряженно наморщила лоб. «Если Бруд проклял меня, значит, тем самым он проклял всех? Когда Айза умерла, Креб забрал духов, с тем чтобы она не увела их вместе с собой. А у меня их никто не забирал».
Ею овладело донельзя странное чувство. С того самого времени, когда Креб таинственным образом узнал о том, что она другая, с ней стали случаться приступы небывалой тоски. Ей казалось, что с той поры внутри у нее что-то изменилось. Мысль о том, как может отразиться на Клане ее смерть, перепугала Эйлу. Она почувствовала слабость, руки и ноги стало покалывать, к горлу подступила тошнота…
Эйла попыталась избавиться от этого тягостного чувства, отогнать его от себя. Уложив в мешочек свои реликвии и добавив к ним кристалл кварца, она туго затянула ремешок, после чего принялась рассматривать его, дабы убедиться в том, что на нем нет порезов и чрезмерных потертостей. Креб говорил: если она когда-нибудь потеряет этот мешочек, ее ждет верная смерть. Надев его на себя, она почувствовала, что он заметно потяжелел.
Эйла продолжала сидеть на каменистом берегу, силясь понять, что произошло с ней перед тем, как ее нашли ребенком. Она не помнила об этом ровным счетом ничего. Ясно было одно: она совершенно не походила на людей из Клана. Мало того, у нее было совсем другое лицо, она отличалась от них и высоким ростом, и светлой кожей. Она видела свое отражение в спокойной воде, и оно казалось ей уродливым. Об этом же ей говорил и Бруд, и все остальные. Огромная безобразная женщина, к которой не захочет подойти ни один мужчина.
«Мне тоже ни один из них не нравился, — подумала Эйла. — Айза говорила, что мне нужен мужчина из моего собственного племени… А вдруг я не понравлюсь и Другим? Кому нужна большая безобразная женщина? Уж лучше остаться в этой долине. Других-то я, может, и найду, а вот пару себе отыщу вряд ли…
Глава 4
Джондалар припал к земле, наблюдая за табуном из-за высоких золотисто-зеленых трав, согнувшихся под тяжестью зреющих семян. Воздух пах лошадьми, но сухой ветерок, дувший со стороны потных, разгоряченных животных, был тут ни при чем — запах этот источало тело Джондалара, натершегося свежим лошадиным навозом, дабы скрыть собственный запах в том случае, если направление ветра внезапно изменится.
Его бронзовая спина была сплошь усеяна бисеринками пота. Пот стекал с его висков ручьями. Выгоревшие волосы пристали ко лбу. Длинная непослушная прядь, выбившаяся из-под ремешка, надетого на шею, лезла в глаза. Джондалара то и дело кусали отвратительные мухи, привлеченные запахом его потного тела. Левая нога совершенно занемела из-за крайне неудобной позы.
Впрочем, он практически не обращал внимания на эти мелкие неудобства. Он во все глаза смотрел на жеребца, который нервно пофыркивал и бил копытом, почуяв опасность, угрожавшую ему и его гарему. Кобылы, то и дело переходившие с места на место, встали меж людьми и своими жеребятами, однако по-прежнему продолжали щипать травку.
Тонолан застыл в траве в нескольких футах от Джондалара, в каждой его руке было по дротику. Он вопросительно взглянул на брата. Джондалар поднял голову и указал взглядом на серовато-коричневую кобылу. Тонолан кивнул и отвел руку назад, приготовившись к броску.
В тот же миг, словно по сигналу, оба мужчины вскочили и понеслись к пасущимся лошадям. Предупредительно заржав, жеребец попятился назад. Тонолан метнул в кобылу один из своих дротиков, Джондалар же побежал прямо на жеребца, крича и улюлюкая, дабы ошеломить его еще сильнее. План сработал. Жеребцу еще не доводилось иметь дела с такими шумливыми хищниками — четвероногие охотники обычно крались бесшумно. Он громко заржал, метнулся было к человеку, но тут же резко отпрянул назад и галопом понесся вслед за своим табуном.
Братья побежали в том же направлении. Жеребец заметил, что одна из его кобыл стала отставать, и несколько раз куснул ее за бок. Мужчины принялись истошно вопить и размахивать руками, однако на сей раз этот номер у них не прошел — конь встал меж ними и кобылицей, пытаясь защитить и привести в чувство свою подругу. Последняя сделала еще несколько неверных шагов и остановилась, повесив голову. Из бока ее торчал дротик Тонолана. По сероватой шкуре текла ярко-алая кровь…
Джондалар сделал пару шагов вперед, прицелился и метнул свой дротик. Животное дернулось, оступилось и тут же рухнуло наземь. Второй дротик вонзился в мощную шею кобылицы немного ниже жесткой короткой гривы. Подбежавший жеребец нежно обнюхал ее раны и резко отпрянул назад, вновь огласив окрестности неистовым ржанием. Он умчался вслед за табуном — охранять живых, не мертвых.
— Я схожу за нашими котомками, — сказал Тонолан, когда они подошли к убитому животному. — Легче принести сюда воду, чем оттащить лошадь к реке, верно?
— Все мясо мы вялить все равно не будем. Давай возьмем только то, что сможем унести. Тогда и воду носить не придется.
Тонолан пожал плечами:
— Как скажешь. Я захвачу топор, чтобы дробить кости. Он отправился к реке.
Джондалар достал из ножен свой нож с костяной ручкой и, вонзив его в шею животного, сделал длинный глубокий разрез. После этого он выдернул из недвижного тела дротики и, глядя на лужицу крови возле головы кобылицы, сказал:
