В первый же день занятий после лекции к Ане подошла староста курса.
— Привет, Хотькова! Тебя в ректорат вызывают, просили меня передать. Сегодня, ровно в три часа.
— В деканат? — переспросила Аня.
— Ну ты даешь! При чем деканат? Я же ясно сказала: рек-то-рат.
Староста, дородная девица-переросток, поступившая в институт после нескольких лет работы в отделе кадров какого-то НИИ, сохранила профессиональные качества кадровика и уже через месяц учебы знала в лицо и по фамилиям весь курс и, как подозревали многие, еще кое-что про каждого из них.
Аня в растерянности спросила:
— Зачем меня вызывают, ты не знаешь?
— А ты не догадываешься? — хитренько, вопросом на вопрос ответила староста.
— Нет, ума не приложу.
— Вот придешь туда в пятнадцать ноль-ноль — и все узнаешь. Привет! — И помчалась ловить еще кого-то, чтобы успеть до начала следующей пары.
«Господи… — вдруг осенило Аню, — наверное, пожаловался, подонок, которому я нос расквасила! Вот же слизняк, ябеда… Мужик называется — плакаться пошел… да не куда-нибудь пониже — прямо в ректорат!»
Она едва досидела все положенные по расписанию занятия и отправилась в ректорат, на ходу соображая, что ей может грозить — либо сразу отчисление за хулиганство, либо передадут все в комитет комсомола. Как тут докажешь, если все видели?
За тяжелой дубовой дверью ей открылась просторная приемная с двумя обитыми кожей дверями и двумя огромными письменными столами около каждой двери. Там, где висела золотая табличка «Ректор», сидела пожилая интеллигентная симпатичная женщина. За другим столом у двери напротив с табличкой «Проректор» сидела молодая красивая накрашенная девица, всем своим видом демонстрируя превосходство над посетителем, ибо посетитель — явление преходящее и чаще всего просящее, а она — хозяйка настоящего кресла. Аня поколебалась и подошла к пожилой.
— Простите, моя фамилия Хотькова, мне передала староста, что меня вызывают сегодня на пятнадцать.
Большие напольные часы показывали без пяти три.
— Хотькова? — задумалась секретарша. — А кто вызывал?
— Я не спросила, — растерянно ответила Аня, — сказали в ректорат.
— А по какому вопросу?
— Не знаю, — призналась она. Женщина улыбнулась.
— Первокурсница?
— Да. Исторический…
Секретарша кивнула понимающе — все первокурсники похожи в своей нерешительности и обратилась к своей молодой коллеге:
— Ты вызывала на пятнадцать Хотькову с первого курса исторического?
— Ну, — отозвалась та.
— Подойдите к ней, — сказала Ане женщина. Аня подошла.
Красотка скептически осмотрела ее и бросила:
— Что ж ты к Анне Петровне обращаешься, когда вызывала тебя я.
— Я не знала, кто меня вызывает.
— Надо было спросить. Садись, жди. Вызову.
От такой бесцеремонности Аня совсем запаниковала. Просидев минут пять, она почувствовала, что начинает злиться: в конце концов она защищала свою честь, ведь никто и не подумал заступиться за нее.
Наконец из двери с табличкой «Проректор» вышел моложавый, спортивного вида мужчина в свободном свитере, оглядел приемную, остановил взгляд на Ане и спросил:
— Хотькова?
— Да.
— Входи.
Аня поднялась, подумала, что проректор очень похож на спортсмена, поймала на себе любопытный взгляд красотки и вошла в просторный, хорошо обставленный кабинет с селектором на тумбочке. За столом сидел пожилой, видимо, не очень здоровый человек; под глазами, прикрытыми дымчатыми стеклами очков, виднелись набрякшие мешки. По всей вероятности, он и был проректором.
Молодой мужчина коротко представил ее — «Хотькова» — и усадил в кресло у стола, а сам сел в другое, напротив.
— Что же вы, Хотькова? Нехорошо… — сказал проректор.
Аня напряглась — кажется, сбываются самые худшие предположения, — прошептала:
— А в чем дело? Мужчины переглянулись.
Во рту у нее пересохло, руки сделались влажными и холодными.
— Почему вы скрыли от нас… — начал было проректор. Аня не выдержала напряжения и довольно резко перебила его:
— Я и не собиралась скрывать. Это же смешно — там было полно народу и все видели!
— Успокойтесь, — остановил ее проректор, — вы напрасно нервничаете. Мы понимаем, что вас многие видели, но мы-то не знали.
— Ну вот, теперь знаете, — пробормотала Аня тоном приговоренного, уже положившего голову на плаху.
А почему ты сама не написала в анкете? — строго спросил моложавый в свитере.
«Еще ничего не решили, а он уже тыкает мне», — подумала Аня и вяло спросила:
— В какой анкете?
— Ну прямо детский сад! — возмутился мужчина. — В той самой, которую заполняла при поступлении в институт.
«Бред какой-то…» — подумала Аня и решила, что лучше ей молчать и не задавать никаких вопросов, пока не поймет, чего они от нее хотят. Она с опаской переводила взгляд с проректора на моложавого, а тот с напором и довольно фамильярно продолжал:
— Надо было написать, что ты кандидат в мастера спорта по легкой атлетике. Если бы мы с самого начала знали…
Аня уже плохо понимала, что бы они сделали, если бы знали с самого начала. Ей стало ясно одно: вызвали из-за ее спортивного прошлого, узнали случайно, и теперь она им зачем-то нужна.
«Вот же трусиха», — подумала она, несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая колотившееся сердце, и свободно откинулась на спинку кресла.
— Я перестала заниматься спортом, потому и не написала ничего. — Теперь она обращалась к моложавому, которого точно определила как человека из мира спорта.
И действительно, после ее слов он заговорил так, как и должен говорить настоящий тренер, — с нажимом, издевкой, стремясь завести и раскачать:
— Что же это получается, Хотькова? Побегала, побаловалась и отвалилась? Нет, так не пойдет. Государство на тебя огромные деньги потратило, и ты обязана…
— Ничего я не обязана, — с вызовом произнесла Аня и взглянула на проректора. — Что государство на меня тратило, я ему сполна вернула, занимала призовые места в юниорских соревнованиях. И не я отвалилась, как он изволил выразиться, а меня отчислили по достижению критического возраста. Старая стала для юниорской группы, а по взрослым нормативам результат не тянул.
— Почему вы кричите? — удивился проректор.
— Извините… — буркнула Аня и подумала: «Действительно, чего это я вдруг раскричалась?» — Знаете, — уже спокойнее продолжала она, — мы всяких слов о том, что обязаны, должны, перед каждым соревнованием наслушались — во! — Она резанула себя ладонью по горлу. — Только аутотренингом себя настроишь, нервы в порядок приведешь, приходит старший тренер из таких вот, как он, — она указала на моложавого, — и начинает бубнить о долге, о чести, и весь аутотренинг псу под хвост. А вместе с ним — и пара сотых с результата.
