— Ваше благородие! Господин офицер, — совсем перепугавшись, залепетал буфетчик. — Они говорят — платят, я говорю — грабят… Нет! Нет! Я грабят, они платят… Я говорю…
Офицер ткнул в сторону буфетчика плетью.
— Митрофан! Ну-ка…
За прилавок не торопясь зашел один из казаков, взял буфетчика за ворот и поволок к офицеру. В воздухе взметнулась плеть. Буфетчик закричал и упал на колени. После нескольких ударов плеть отлетела от черенка. Офицер схватил буфетчика за шиворот и, приподняв, начал тыкать ему в грудь, в шею, в лицо культяпкой левой руки. Когда замелькала рука без кисти, Алеша вспомнил станицу и прибежавшего с площади перепуганного хозяина: «Есаул, было, вмешался, и тому руку отрубили».
«Он! Тот самый на крыльце тогда стоял. Эх! Только и знает, что людей бить».
Хотя Алеша весь дрожал и сердце его замирало, он, надвинув на лоб фуражку, медленно пошел к двери. Алеше до слез было жалко безвинного старика. Выйдя из вокзала, он пустился во весь опор к ельнику.
— Пьяные, говоришь? — переспросил Ершов, выслушав сообщение Алеши.
— Пьяные в стельку.
— Ну, это полбеды, теперь каратели в каждом поезде едут. Лучше уж с этими пьяными.
Ершов тепло распрощался с Алешей.
— Ну, сынок, может, и не придется нам скоро увидеться, только помни и верь: придет свобода. Не будет тогда на нашей земле ни чужаков, ни своих кровососов…
Есаул и еще какой-то в штатском оказались в том же вагоне, что и Ершов. Ночью есаул проснулся. Поднявшись, он долго возился и, как видно, обращаясь к кому-то из своих сказал:
— Чертовски болит голова, опохмелиться бы, что ли?
— Если хочешь, у меня есть, — ответил сосед есаула.
— А ты будешь?
— Нет.
— Зря.
— Зря делаешь ты, а не я.
— Обо мне не говори. Я должен пить.
— Я тоже пил, а теперь вот только иногда… Немного…
— Сравнил божий дар с яичницей. Кто ты, а кто я?
— Какая разница? Тебе тоже пора за хозяйство браться.
Затем за перегородкой замолчали. Что-то булькнуло. Есаул, как видно, тянул водку прямо из горлышка. Потом сказал:
— Жаль только, что спят кругом. А то бы я целый час хохотал… Скажи, кто же тогда, по-твоему, евреев и коммунистов на тот свет отправлять будет? Уж не ты ли?
— Нет, я таким делом заниматься не буду.
— То-то же. А я чувствую, что теперь буду заниматься им всегда. Без этого и интересу нет в жизни.
— Звериный инстинкт.
— Не знаю. Но стрелять и карать я готов по двадцать часов в сутки. Я ведь давно начал… Сразу, как только почувствовал, что они до нашей земли добираются, закипело во мне все. Перевернулось. — Есаул скрипнул зубами. Стукнув пустой бутылкой, продолжал:
— Бросил я тогда все и в карательный подался… Командиром меня скоро назначили… И не ошиблись… Поработал на славу… Рука не дрожала…
— Знаю. Гремел на всю округу.
— Да! Гремел. Не одну тысячу перепорол, немало в тюрьмы, кое-кого и подальше отправил. И сейчас еще неплохие дела делаем. Многим не поздоровится.
— А толку-то, их не меньше, а все больше становится…
— С этими тоже справимся. Да! Да! Справимся. Обожди, не такое еще сделаем. А ты говоришь: хозяйством…
Ершову не спалось. Он поднялся. В окнах замелькали огни. Вдруг вагон сильно качнулся, дернулся, запрыгал по шпалам и быстро повалился набок.
Очнулся Ершов в незнакомом помещении. Голова и левая рука были забинтованы. В углу, рассматривая в книге картинки, сидел жандарм. Заметив, что Ершов пришел в чувство, он лениво поднялся и, как давнему знакомому, сказал:
— Ну, вот и порядок. Повезло тебе, можно сказать Благодари бога, что борода отклеилась. Иначе бы в больницу так скоро не попал. Кровью истечь бы мог. А впрочем, — добавил он с усмешкой, — тебе ведь все равно. Так и так — крышка.
Глава шестнадцатая
— Вы не можете себе представить, мистер Темплер, как трудно здесь работать. Нет, мы еще не знаем этих русских. Не знаем, — с явным оттенком досады повторил Петчер, и голос его задрожал. — Это какие-то особые люди. Они совсем не похожи на жителей наших колоний. Если там для порядка требуется только плеть, то здесь, кроме плети, нужна еще и винтовка. Да, да, винтовка и… беспощадное сердце. Вот непременное условие, при котором мы можем достичь в России своей цели.
Темплер — представитель английской разведки — молчал.
— Я редко соприкасаюсь с этими свиньями, — брезгливо морщась, продолжал Петчер. — Но там, где необходимость заставляет это делать, я всегда чувствую, как глубоко они нас ненавидят. В Лондоне этого, конечно, не замечают, — с огорчением вздохнул Петчер. — Поэтому там многого и не понимают. Даже дядя мой, и тот снова требует снижения расценок, восстановленных мною под страхом смерти. Я прямо говорю вам, что боюсь это сделать…
Чтобы не сказать лишнего малознакомому человеку, Петчер замолчал и стал ждать, что скажет Темплер. Но тот, насупившись, продолжал молча ходить по кабинету. Казалось, к затеянному разговору он не проявляет никакого интереса и озабочен чем-то совсем другим. Такое безразличие к столь важному вопросу Петчеру не нравилось. Но соблюдая вежливость, он ничем не проявил своего недовольства и после минутного молчания продолжал:
— Хорошо еще, что здешнее правительство во всем идет нам навстречу. Иначе, уверяю вас, любезный Темплер, русские рабочие давно бы выгнали нас отсюда. Стоит только послушать, что говорят вожаки здешних бунтовщиков.
Петчер вздохнул, поднялся на ноги и, стараясь усилить смысл сказанного, продолжал:
— Сейчас Россия представляет собой что-то вроде нагревающегося парового котла. И мне ясно, что если кочегар не сумеет своевременно дать пару выход, котел взорвется и вдребезги разнесет своих хозяев, а заодно и нас.
Только теперь, после этих слов, Темплер замедлил шаг, тяжело опустился на диван и недовольно посмотрел на собеседника:
— Вы меня удивляете, мистер Петчер, — возразил наконец Темплер. — Ваша жалоба на Россию и на русских необоснованна. В России, позвольте доложить, существует самодержавие и его опора. Наши планы, должен вам сказать, в отношении России реализуются вполне успешно. Даже лучше, чем в некоторых британских колониях.
— Но я боюсь, мистер Темплер, что вы не учитываете опасности со стороны русских революционеров.
— Позвольте доложить вам, — раздраженно ответил Темплер, — что нами все это учтено. Мы принимаем меры, чтобы помочь русским властям перейти от массовых репрессий к полной ликвидации революционеров.
— Все это, мистер Темплер, прекрасно! — вскакивая, воскликнул Петчер. — Если хотите, даже больше, чем прекрасно. Но когда же это будет?
— Не торопитесь, — стремясь успокоить собеседника, тихо продолжал Темплер. — Всему свое время. Это не мяч, который одним ударом можно выбросить с поля, это сложная война умов. Нет сомнения, что английский ум окажется более гибким, и мы, в конце концов, станем полными хозяевами всего, что здесь есть.
— Так и должно быть! Однако, черт их знает, этих русских. От них можно ожидать всего. Когда я ехал на Урал, у меня были прекрасные планы. Казалось, все учтено, все предусмотрено. Но случилось так, что даже небольшая группа здешних крикунов неожиданно расстроила все. И представьте себе, эти мерзавцы до сих пор остались безнаказанными.
— Это ваша вина. При умелом подходе вы несомненно могли бы не только наказать, но и уничтожить большинство своих противников.
Управляющий недоуменно посмотрел на гостя, а тот, что-то припоминая, глядел на стоящий на столе графин с искрящимся в нем коньяком.
— Я очень прошу вас, дорогой Темплер. Скажите, как это можно сделать? Я ведь совсем не имею в таких делах опыта.
Темплер деланно рассмеялся:
— Но я надеюсь, что этот опыт к вам со временем придет. А пока я могу, пожалуй, поделиться своим. Кстати, — он понизил голос, — разве вы сами не знаете, что бывают, например, случаи, когда неожиданно взрывается динамит, лопаются паровые котлы, рвутся канаты, сходят с рельс и падают под откос поезда, стреляют невидимые револьверы. Да мало ли что бывает, — он загадочно улыбнулся. — Для этого нужны только хорошие помощники. Об этом я как раз и позаботился и привез вам десять человек. Это вполне надежные парни.
— В самом деле! Ведь это так просто. Главное, бунтовщики даже не будут знать, кто их убивает. Действительно, отличная идея и отличный совет! По такому случаю, дорогой мистер Темплер, нам не грех и выпить по стакану русского коньяка. — Он наполнил стаканы и громко, как будто их было не двое, а человек двадцать, воскликнул: — Да здравствует самая могучая и всепобеждающая английская нация!
Гость поднял стакан:
— За ваши успехи, мистер! Вы тайный уполномоченный нашего правительства на Урале и в Сибири. Цените это доверие и никогда не забывайте о намерениях Англии до бесконечности увеличивать здесь свои приобретения. Знайте, — добавил он наставническим тоном, — что Урал и Сибирь — это русский золотой сундук, и ключи от него должны быть в наших руках.
