– Сэр.
Пара прищуренных глаз обратилась на него, не узнавая, и офицер набросился на адъютанта:
– Где этот проклятый Хоквилл-Смит?
– В столовой, я полагаю, – ровным голосом ответил капитан.
– Сэр… – повторил Ватсон, но полковник уже удалялся по коридору на поиски Хоквилл-Смита, которого явно ждали неприятности.
Адъютант взялся за телефон, тихо проговорил в трубку несколько слов и посмотрел на Ватсона:
– Теперь вы можете войти, сэр.
Фиппс, подтянутый, осанистый мужчина лет пятидесяти с небольшим, стоял у окна, на котором не было шторы, в светлом и просторном в сравнении с другими помещениями зале. Смотрел генерал на главную подъездную дорогу, уходившую через каменные ворота на шоссе к Плогстеерту, за окрестные леса. Вид обманывал зрителя, притворяясь обычным сельским пейзажем.
Зал был превращен в рабочий кабинет: в него поставили стеллажи, установили школьную доску и внесли массивный письменный стол, на котором разложили карты и бумаги. У одной стены выделялся бар для коктейлей с откинутой крышкой – на ней красовались пузатые коньячные рюмки и хрустальные графины. Столик в стиле Людовика Четырнадцатого украшали бронзовые часы с золотыми херувимами и ваза с живыми цветами.
– Майор Ватсон? – Фиппс обернулся. – Входите, прошу вас. Закройте дверь, а то как бы он не вернулся.
– Это был не?.. – Ватсон не поверил собственным глазам.
– Разумеется. Кто еще мог говорить с командующим в таком тоне? Не понимаю, с какой стати французы дали ему этот пост. Вероятно, вопреки возражениям Хейга. – Фиппс не столько обращался к Ватсону, сколько думал вслух. – Ему приходится восстанавливать репутацию, вот он и безумствует. – Фиппс взял себя в руки. – Не хотите ли чаю, майор?
– Нет, благодарю вас, сэр.
– Чего-нибудь покрепче? – Генерал указал на бар.
– Нет, спасибо. Не стану отнимать у вас много времени.
– О, не стесняйтесь. Должен сказать, майор, я большой поклонник ваших трудов. В Южной Африке они меня очень поддерживали. В офицерском клубе журналы с вашими рассказами рвали на части.
– Благодарю. – Ватсон вдруг догадался, что допуск к командующему, ветерану бурской войны, ему обеспечили не военные или медицинские заслуги, а скромная писательская известность. Оставалось надеяться, что здесь его не станут расспрашивать о тех приключениях, что не попали в печать.
Впрочем, Фиппс уже сел за свой стол и пригласил майора занять место напротив. Ватсон же поставил на стол саквояж и достал из него аккуратный матерчатый сверток.
– Это осколки, извлеченные из тела раненого на Восточно-английском эвакопункте. Ему снесло бо€льшую часть лица.
Ватсон развернул холст, открыв кучку осколков, которые по его просьбе сохранили после извлечения из челюсти Корнелиуса Ловата.
– Шрапнель? – Фиппс разгладил пальцем один ус. – Ну это не новость.
– Понюхайте.
– Прошу прощения?
Настольные часы пробили четверть.
– Понюхайте их, сэр. Запах за сутки выветрился, но хороший нос его уловит. Подозреваю, что у вас неплохое обоняние.
– Почему бы это? – насупился Фиппс.
– Набор сосудов в вашем баре выдает в вас человека, наслаждающегося ароматами хорошего бренди и портвейна. Также цветы, которые, полагаю, непросто достать в это время года, указывают на человека с обостренной чувствительностью.
Фиппс расплылся в улыбке и погрозил Ватсону пальцем.
– А, теперь понимаю. Старая добрая дедукция!
«Сцена из глупого водевиля», – подумал Ватсон, но кивнул с умным видом. Кто станет опровергать подобную лесть, даже если в ней ни капли правды и обоняние у него как у земляного червя? Фиппс поднял тряпицу, поднес к носу и глубоко вдохнул. Ватсон наблюдал смену эмоций на его лице. Спустя долгую минуту генерал отложил холст:
– Это… лук? Чуть лучше, чем у земляного червя, но нет, не как у легавой.
– Очень верно, хотя вы, вероятно, уловили и нотки жженого чеснока.
– Конечно-конечно. – Фиппс хлопнул себя по лбу. И, выждав немного, спросил: – А это значит?..
– Жидкость Каде. Полагаю, что в пуле содержалось некоторое количество жидкости Каде – возможно, в сердечнике из гремучей ртути.
– В винтовочной пуле?
– Да. Необычайно смертоносной. – Ватсон подробно описал характер ранения.
– Обычная высокоскоростная пуля тоже может причинить подобные повреждения. Но здесь, видимо, дело другого порядка. А этот несчастный Ловат?..
– Умер. Я должен был сразу понять, что его не спасти. Зловонная жидкость Каде, называя ее полным именем, обеспечивает гибель раненого, даже если он пережил бы пулевое ранение. И все это – нарушение Гаагской конвенции.
– Вы сталкивались с этим веществом раньше?
– Дважды. Не в снарядах, а во взрывных устройствах, предназначенных для внесения смуты. Один раз его использовал архивариус из Латвии, в другой, как ни больно о том упоминать, это была акция суфражеток.
– Вы знаете, обе стороны обвиняют друг друга в применении таких пуль. В начале военных действий всякий британский офицер, пойманный с тупоносыми пулями в револьвере – такими их изготавливают в последние годы, – рисковал расстрелом на месте. Конечно, у немцев мы находили пули дум-дум. Отвратительное изобретение.
Ватсон мог бы напомнить, что разрывные пули получили название по британскому арсеналу в Калькутте, но придержал язык. Фиппс сам знал, какая доля лицемерия присутствует во взаимных обвинениях в жестокости.
– Все это бледнеет перед огнеметами и ядовитыми газами, – продолжал Фиппс. – Но ваша пуля, кажется, выделяется даже на фоне дум-дум. – Он сложил ладони палец к пальцу. – Я могу издать распоряжение, чтобы боевые офицеры обращали внимание на подобные ранения и сообщали о них, и могу обратиться в международный комитет Красного Креста, привлечь их внимание к возможному нарушению Гаагской и Женевской конвенций. И конечно, предупрежу об этой угрозе фельдмаршала Хейга, когда он прибудет, чтобы не забывал пригибаться, когда его просят. Не хотелось бы, чтобы фельдмаршалу снесли полчерепа на моем участке.
«Да уж, – подумал Ватсон, – конечно, не хотелось бы. Такое не на пользу карьере».
– Мне говорили, что он посещает медицинские учреждения.
– Честно говоря, это у него вроде тура от конторы Кука. В основном его интересует долина Ипра. Там довольно погано.
Ватсон знал, что «там» – всего в нескольких милях отсюда.
– Не сомневаюсь, он занят поиском выхода из патовой ситуации. Но нас в Сомерсете собирается навестить. Понимаете, здесь было тихо, пока одному умнику не взбрело в голову обстрелять фрицев из новых гранатометов.
– Да, я слышал. Одна из сестер об этом упоминала.
– Ну вот. Теперь мы все на взводе…
Ватсон, добившись своей цели, поддерживал светскую беседу, пока упаковывал саквояж, после чего откланялся. В приемной он с удивлением увидел полковника, штурмовавшего Фиппса получасом раньше. Тот мрачно сидел в резном кресле. Адъютант куда-то подевался. Увидев Ватсона, офицер встал:
– Это вы, майор… простите, что не узнал вас сразу. Мундир сбил с толку.
Ватсон придержал перед ним дверь в зал.
Полковник Черчилль покачал головой и стиснул челюсти:
– Нет-нет, закройте. Я вас хотел повидать, а не эту увядшую фиалочку. Доктор Ватсон, право, я полагаю, что это дело как раз для вас.
21
Лейтенант Меткалф отыскал под раковиной на кухне фермы Суффолк – в расположении первой роты – большую щетку и выскреб из-под ногтей остатки известки. Он с удовольствием занимался физической, малярной работой, а еще больше его радовало общество двух санитарок.
Впрочем, он сильно сомневался, что матушка их бы одобрила. Особенно рыжую, миссис Грегсон – страшно подумать! Он представил, как миссис Грегсон зашла бы к ним на чай и с каким лицом матушка слушала бы иные из ее замечаний относительно войны и женщин.
– К прежнему возврата не будет, – рассуждала она. – Женщинам уже не придется бить окна, добиваясь права голоса. Потому что мужчины увидели, на что они способны – кроме мытья посуды и готовки.
Миссис Меткалф видела в суфражистках извращенок, которым нужен был сильный мужчина, чтобы вправил им мозги. И очень удивлялась, видя, что немалое число мужчин – иных она весьма уважала – поддержали идеи всеобщего голосования. Впрочем, лейтенант слишком уж торопил события. Он никогда еще не приводил домой девушек, тем более таких прытких, как миссис Грегсон.
– Как наши раненые? – спросил де Гриффон, входя в кухню и пригибаясь в низкой двери.
– Поправляются большей частью, – ответил Меткалф. – Шипоботтом еще слаб. Как прокатились?
Де Гриффон рано встал, чтобы промять своего коня, Лорда Локи.
– Превосходно. А вы? Не ездите верхом?
– Нет, сэр.
– Жаль. Конь хорош, а в нескольких милях на восток забываешь, что идет война. Вы Сандерленда не видели? – Так звали его вестового. – Надо бы снять сапоги.
