— Так-так... Тело было найдено на набережной Виктории, а не в музее...
— Да, но где именно! — встрепенулась мисс Минтон. — У подножия Иглы Клеопатры!
— Угу. Клеопатры... — Я еще не добралась до конца статьи. — Очень жаль, что в Британии так мало образованных журналистов. Кто-то из ваших коллег назвал этот памятник «Иглой Клеопатры» — так оно и пошло. А между прочим, Клеопатра тут ни при чем. Да и памятник точнее было бы назвать обелиском. Он был воздвигнут царем Тутмосом III и носит его имя. Мисс Минтон, я вас предупреждаю. Если не прекратите строчить в блокноте, останетесь без своего арсенала.
— Понятно, мэм. — Журналистка послушно захлопнула блокнот и опустила в сумочку. — Но памят... обелиск-то все-таки египетский?
— Разумеется. Одну минуточку, дайте дочитать... Вы утверждаете, что в руке жертвы был зажат какой-то обрывок. Копия этой записки у вас есть?
— Нет, — неохотно призналась мисс Минтон.
— Откуда же вы взяли текст? Здесь он приведен слово в слово, да еще и в переводе с арабского.
Поразительно! Мисс Минтон сконфузилась. Вот уж не думала, что доведется увидеть такое зрелище. Кевин все это время нетерпеливо ерзал в кресле, кусал губы и хрустел пальцами. Наконец его прорвало:
— Она же подкупила констебля! Серебром не удалось — сам пробовал, — так пустила в ход свои женские чары...
— Как вы смеете! — вспыхнула мисс Минтон.
— Улыбочки, ямочки на щечках и прочие нежности, — не унимался О'Коннелл. — Нужно было видеть, как эта проныра строила глазки и тыкала пальчиком. «Ах, какие му-ускулы! Ах, какой вы сила-ач! Должно быть, вы гроза всех престу-упни-ков!» — писклявым голосом передразнил он.
Журналистка вскочила, перелетела через комнату, влепила ирландцу пощечину и с достоинством вернулась на место. Поделом!
— Стыд и позор, мистер О'Коннелл! — Я всецело была на стороне его противницы.
Кевин с потерянным видом прижал ладонь к багровой щеке.
— Да уж... — глухо донеслось из угла. — Хватил через край, и точка.
Я отложила газету:
— Не буду спрашивать, кто вам перевел записку, мисс Минтон. Догадываюсь. Если, конечно, записка вообще была...
— Была, была! — подтвердил О'Коннелл. — Даже полиция не отрицает.
— Не удивлюсь, если один из вас ее и сочинил. Мне лично подобная фраза никогда не встречалась. Гм... Ситуация понятна...
— Понятна?! Разве что человеку с вашим умом, миссис Амелия, с вашим опытом! Ну а мне так ничего не понятно. Тупик, и точка!
Я уж было собралась его просветить, как вдруг заметила, что мисс Минтон украдкой вытащила блокнот, а ирландец весь напружинился и сверлит меня настырно-профессиональным взглядом.
— Тупик, говорите? Там вам и место, Кевин. Полагаю, вы заявились из Лондона в надежде на интервью? Промахнулись. Какая наглость! Ворваться в чужой дом, рыскать тут, вынюхивать, точно...
— Не-ет! — в унисон завопили коллеги. Из их слаженного хора мне следовало понять, что это страшная ошибка... Что они приехали не расспрашивать меня, а облагодетельствовать... Предложить всемирную славу и баснословное состояние в придачу к должности официального консультанта в «Дейли йелл» и «Миррор» — самых представительных и уважаемых лондонских газетах.
Заманчивое предложение. Крайне заманчивое и интригующее. А еще более интригующей оказалась оплата, за пару минут взмывшая до небес — с пятидесяти гиней до ста пятидесяти. Ах, как же не хотелось прерывать этот божественный хор! В конце концов, не каждый день даме представляется уникальная возможность узнать, в какую сумму ее оценивает индустрия печати. Я прервала молчание только из опасения нарваться на неприятности со стороны... вы сами знаете, с чьей стороны, любезный читатель.
— Исключено, молодые люди! И речи быть не может! Разговор окончен. Прошу прощения, чаю не предлагаю, поскольку вы явились без приглашения. Всего вам доброго.
Отказ, как ни странно, не вызвал бурю протестов. Судя по блеску голубых глаз, ирландец от своей идеи не отказался. Не иначе как лелеял надежду повторить попытку в Лондоне. Мисс Минтон нашла утешение в другом:
— Раз уж вы и ему отказали...
Я рассчитывала выпроводить нахальную парочку и поставить на этом точку, однако занавес, к несчастью, опускать было рано. Многострадальная дверь гостиной вновь подверглась штурму, и толкнувшая ее рука могла дать огромную фору руке мистера О'Коннелла.
Эмерсон убежден в том, что «телесный покой подстегивает мыслительные процессы». Неудивительно, что в гостиную он заявился в рубашке без галстука и уж тем более без жилета. Прическа у него была не в лучшем состоянии, чем у нашего ирландского знакомца, а щеки, лоб и даже ямочка на подбородке в чернильных отметинах — свидетельство жестокой, но победоносной схватки с исторической прозой. Синие глаза сверкали, брови хмурились, на скулах сквозь загар проступил румянец.
— Ага! О'Коннелл... Так я и думал, — ровным тоном произнес профессор. — Узнал ваш голос.
Кевин малодушно ретировался за прочный диван резного дерева, с пухлыми малиновыми подушками. Изобразив галантный полупоклон в сторону мисс Минтон, Эмерсон обратился ко мне:
— Ты не в курсе, почему Уилкинс сидит на полу, Амелия?
— Понятия не имею, дорогой. У самого Уилкинса не пробовал спросить?
— У него язык отнялся.
— Это не я! — взвыл Кевин. — Пальцем не тронул, и точка! Обидеть старика...
— Не трогал, значит, — с угрозой протянул Эмерсон, закатывая рукава рубашки.
— Нет! Эмерсон, нет! — Я повисла у него на руке. — С ума сошел? Мистер О'Коннелл только того и ждет! Будет о чем накатать в газету!
Сработало. Аргумент оказался убедительнее физических усилий.
— Ты, как всегда, права, Пибоди. Слишком велика честь. Вышвырни его вон из моего дома — и дело с концом. Я человек уравновешенный, но подобные провокации терпеть не намерен. Каков наглец! Решил за моей спиной...
— Да нет же, Эмерсон, ты не понял. Им не интервью нужно. Молодые люди приехали потому, что вчера произошло еще одно убийство.
— Еще одно, Пибоди?
— То есть... Словом, убийство — и все. Погиб мистер Олдакр, помощник хранителя...
— Помню. Напыщенный идиот, как и все остальные протеже Баджа. И что с ним стряслось?
Я вкратце пересказала статью. Эмерсон вежливо выслушал.
— Печальная история. Но к нам отношения не имеет. Самое время распрощаться с молодыми людьми и вернуться к своим делам.
Используя мебель как прикрытие, Кевин украдкой продвигался к двери. Ирландец слишком хорошо знал «неистового профессора», чтобы клюнуть на его обманчиво любезный тон. Профессор краешком глаза следил за манипуляциями репортера и втихаря ухмылялся. У самой двери Кевин затормозил.
— Что-то забыли, мистер О'Коннелл? — нежно поинтересовался Эмерсон.
— Я... э-э... с вашего позволения... хотелось бы сопроводить мисс Минтон... Ее ждет экипаж, а я...
— Ах да. Мисс Минтон... — Под пристальным взглядом синих глаз юная дама нервно поправила шляпку. — Я не спрашиваю, каким образом удалось вломиться в мой дом мистеру О'Коннеллу. Он использовал насилие. Безобразно грубое, откровенное насилие, направленное на человека, который годится ему в дедушки. В случае с мистером О'Коннеллом мы имеем ярчайший пример классического ирландского воспитания, верно, Пибоди? Но вы, мисс Минтон?! Как вам удалось провести Уилкинса? Да-да, именно провести! Уверен, если бы вы передали через дворецкого свою карточку, в приеме вам было бы отказано.
— Точно, Эмерсон, — подтвердила я. — Мисс Минтон не соизволила назваться, но Уилкинс почему-то решил, что дело не терпит отлагательств. Не могу понять...
— Наверняка не можешь. А я попробую догадаться. Сходство-то оказалось на руку, мисс Минтон? Какую байку вы сочинили для Уилкинса? Что вы приходитесь мисс Эмерсон сестрой?... Плодом ошибки младых лет...
Боюсь, возмущенный возглас мисс Минтон был не многим громче моего.
— Эмерсон!!! Как ты смеешь!
— Очень младых лет, — снизошел он до поправки. — Итак, мисс Минтон?
— Ничего я не сочиняла, — насупилась журналистка. — Вашему дворецкому что-то почудилось — с него и спрашивайте. А моей вины здесь нет.
— Неужели? Ну а я другого мнения, — неожиданно весело отозвался Эмерсон. — На выход, мисс Минтон. — Он шагнул к притихшей дамочке.
У мисс Минтон вытянулось лицо.
— Вы не... Вы не посмеете ударить даму!
— Прискорбно, что такая мысль вообще пришла вам в голову. Согласитесь, однако, что даже мне ничто не помешает взять вас на руки и со всей осторожностью и уважением вынести вон из дома.
— Ухожу, ухожу. Сама ухожу!
— Рад слышать. — Эмерсон следовал за мисс Минтон, тесня ее к двери.
— Вы так легко от меня не отделаетесь, профессор! — напоследок сверкнув глазами, сообщила незваная гостья. — Я не сдамся!
