"фирмы". Нам казалось, что это совершенно профессиональный музон!
Это не только моё впечатление. Так всё это воспринимала публика в зале. Позже мы не раз слушали запись этого концерта и поражались, каким образом такая "шара" могла произвести такое впечатление! Но это – позже. А тогда я стоял за кулисами, смотрел на беснующийся зал и осознавал, что этот день станет решающим в нашей жизни. Я понял, что с этого момента всё будет по-другому, потому что люди, играющие там, на сцене разрушили нашу уверенность в том, что цель близка.
После того, как они закончили играть, мало кто вспомнил о нас.
Даже наши фаны были под впечатлением их игры. Народ расходился довольный концертом, а мы стояли за кулисами и пережёвывали своё поражение.
Мы проиграли этот день, этот концерт, нам обидно и больно, что результат наших трудов взяли себе эти "старые рокеры". Но, как я теперь понимаю, это был знак, что нужно ещё многому учиться. Это был знак, что мы – не звёзды. Это был знак, что мы – никто. А значит нужно работать.
ТАРАКАНЬИ БЕГА
ГЛАВА 1
Вот так! По уши в дерьме, в соплях и слезах мы переживали горечь поражения. Представьте себе, каково нам было. Нам, считавшим себя самыми-самыми! Крутыми-сверхкрутыми! Модными-премодными! Без двух секунд звёздами! О, нам было дерьмово! Это я вам точно говорю!
Мы крыли распоследними словами чувака, сказавшего, что в нашем городе нет больше приличных музыкантов. Мы крыли распоследними словами себя за излишнюю самоуверенность. Мы крыли распоследними словами мудаков, пересравших нам концерт, а после этого не подошедших даже пожать руку.
И всё-таки мы не могли не осознавать, что всё случившееся должно было случиться. Мы не могли не осознавать, что нужно завязывать с концертами и срочно садиться за работу. Мы не могли не заметить и не понять, сколько всего нам необходимо освоить. И всё равно нам было обидно.
Я навёл справки, что же это за личности устроили перформенс на нашем концерте. И выяснилось, что музыкальная тусовка в нашем городе весьма многочисленна и разнообразна. Мы об этом не знали только потому, что никем и ничем кроме себя не интересовались. В городе регулярно проводились разнообразные сейшены, концерты, джемы и т.п.
Жизнь, короче, бурлила.
У нас выступала даже не команда, а так, гоп-компания музыкантов из разных групп. Вокалюга – человек по кличке Маныч. Двадцать восемь лет. В конкретной группе сейчас не играет. Активно тусуется в музыкальной среде. Характер скверный. Много пьёт. Не женат. Всецело предан делу рок-н-ролла. И т.д. Остальные – кто откуда.
В ходе наведения справок стало известно, что намечается сейшен, где будут представлены все более-менее заметные команды региона.
Пускать будут только музыкантов. Эдакий сходняк, где рокеры лабают для рокеров. Предполагается, что это станет началом взаимопонимания между различными музыкальными кланами города. Мы, естественно, загорелись желанием попасть туда, дабы подробнее ознакомиться с местным "бомондом".
В чётко выведанное время "Ч" мы уже ошивались под общагой торгово-экономического института, где должно было иметь место мероприятие. Наша "густная семейка" смешалась с толпой таких же, как и мы, грустных волосатиков, которые по очереди делали отчаянные попытки разжалобить двух жлобов, охранявших вход.
К моему удивлению, нас узнавали. То и дело у себя за спиной я слышал шепотки:
– Смотри, и "Клан Тишины" здесь…
Неожиданная известность не льстила моему самолюбию. Я не знал, как на неё реагировать. Сломленные последними событиями, мы в любом внимании, обращённом на нас, видели насмешку. Впрочем, честно говоря, со стороны многих музыкантов долгое время оно так и было.
И вдруг:
– Какие люди – и без охраны! Привет, чуваки!
Я обернулся и увидел улыбающуюся физиономию Ганса. Он подошёл к нам, ухмыляясь в тридцать зубов и две пломбы, и извлекая из рюкзака бутылку пива со словами:
– Вы нам – чай, мы вам – пиво. На сейшен собрались?
– Угу. Только вот не знаем, как пройти.
– Идём, я проведу.
Мы подошли к входу, Ганс сказал что-то одному из жлобов, и неприступные двери открылись перед нами.
Зал был до отказа набит народом. Зрительских мест, как таковых, не имелось. Были просто расставлены столики, на каждом из которых присутствовала табличка с названием бэнда. За этими самыми столиками сидели самого экзотического вида личности и лениво потягивали спиртное. А на сцене в блюзовом штопоре кривлялся уже известный нам
Маныч.
Атмосфера царила самая, что ни есть, непринуждённая. Легенды местной "подземки" передвигались по залу, молодецки встряхивали хаерами, похлопывали друг друга по крутым рокерским плечам, обтянутым "косухами". Я подавленно следил за "тусманом" – дорого бы я дал, чтобы быть одним из них. Так же лениво пережёвывать слова, общаясь с другими троглодитами, так же непринуждённо отрыгивать пиво в воротник собеседнику. Чтобы меня так же встречали добродушным матерком. Дорого бы я дал, чтобы быть своим в этой толпе.
Группы сменяли на сцене одна другую. Оказалось, что стилевых ответвлений в местном музоне до хрена. От панк-рока до арта. Причём, звучит всё на несколько порядков круче, чем у нас. Причём, большинство на украинском языке. И причём, кое-что даже впирает! Мы примостились в уголке, стараясь обращать на себя как можно меньше внимания, и стали наблюдать за происходящим.
Вот она, настоящая богемная житуха! Вот она, рок-н-рольная тусня!
А мы – наивные дети, возомнившие себя звёздами после того, как другие дети попытались оттопыриться под наш драйв. Все эти мысли вертелись у меня в голове болезненной спиралью. Я наконец-то начал шурупать, в какую мышеловку попал. Оказывается, путь-то нужно пройти от начала до конца. А мы и не начинали идти, самонадеянно полагая, что остался предпоследний шажок. А их, этих шажков-шажищ, немеряно!
И идти придётся, деваться некуда. Кто хлебнул этой отравы, тот не проблюётся до конца дней своих. Мать твою!!!
У моих "соратников" на лицах было написано то же самое. Даже неугомонный Палыч притих, пытаясь увидеть себя в этом вареве.
Батькович незаметно медитировал на кучу микрофонных стоек. А Паша терзал Ганса своими "вопросцами". В общем грохоте не было слышно, о чём идёт речь, но несложно было предположить. Судя по всему, он уяснял для себя все подробности, касающиеся рок-тусовки в нашем городе, включая все мелочи биографий музыкантов, особенности их половой ориентации и прочую фигню. Ганс терпеливо ему пояснял все тонкости местной тусы. Паша кивал и изо всех сил мотал на ус. Я же прикидывал, когда Гансу надоест вся эта бодяга и он плюнет в глаз мучителю. Но, к моему удивлению, дотошность Паши не превысила желания Ганса прослыть крутым, своим в доску парнем, знакомым со всей подноготной местного рок-элемента. В результате, Паша выспрашивал, уточнял, "уконкречивал", а Ганс пел соловьём.
Батькович, выйдя из транса, некоторое время наблюдал за ними, а потом, толкнул меня локтем в бок:
– Они нашли друг друга! А?
– Стоило за этим сюда переться, – проворчал я.
Тут кто-то тронул меня за плечо. Я поднял глаза и увидел перед собой Джоновку. Вот кто мне сейчас нужен!
Джоновка – человек исключительной приятности. Я с ней знаком сравнительно недавно, но у меня ощущение, что я знал её всю жизнь.
Пару лет назад мы познакомились на вечеринке у одного приятеля – он представил барышню, приехавшую к нему в гости из Симферополя. Она настолько отличалась от девушек, с которыми мне приходилось общаться ранее, что произвела настоящий взрыв в моих мозгах. Беседовать с этим тонким, умным и ироничным существом – всё равно, что ходить по лезвию бритвы (простите за истасканную фразу). Неверный шаг – и оказываешься под водопадом убийственной иронии, после чего долго приходишь в себя и отряхиваешься.
Джоновкой её назвал Паша за круглые очки а-ля Джон Леннон. Он же первый и подставился ей, когда полез с вопросцами. Она привела нас в жуткий восторг, распластав его по кусочкам. Откровенно говоря, мне тоже досталось, как только я попытался натянуть маску декадентствующего страдальца, не понятого грубым окружающим миром.
Мне повезло, что я вовремя спохватился, и перестал "производить впечатление" раньше, чем стал всеобщим посмешищем. Мы тогда долго бродили всем кагалом по парку, курили и трепались обо всём на свете.
О смысле жизни, о музыке, о свободе, о пацифизме и прочей ерунде.
Через полгода Джоновка приехала поступать в наш универ на геофак.
И с корабля на бал попала на мой день рождения. Она была единственной барышней на этом празднике. Когда народ упился водкой и полёг смертью храбрых, осталось двое самых стойких – я и она. Мы сидели на балконе, курили, пили водку большими чайными чашками и общались. Я как-то незаметно рассказал ей о своём колхозном романе, она меня, кажется, утешала. Не помню толком. Потом я отрубился, а когда утром очнулся, то обнаружил, что вся посуда вымыта, квартира прибрана, а гостья наводит последний лоск и на ней абсолютно не видно следов ночного загула.
