и запищал:
– Не-е-ет! Не хочу ее! Она никогда мне не нравилась.
Страх от счастья на седьмом небе, все нутро его ликует: выдался такой удачный момент, кайфа над дурнем будет море. Тут же предлагает:
– Сыграем в прятки – прячься ты от нее. Искать буду я, отвлеку ее внимание.
Дурень, не мешкая, бросается к ближнему дереву. Только схоронился, перед ним вырастает страх, довольно ухмыляется: клюнул дурень на приманку. А за ним стоит та дама и с глубоким интересом смотрит на него. Чудила, теряя разум, мгновенно переметывается под защиту соседнего дерева. И снова показывается самодовольный страх, а возле него та стоит, глядит взыскательно, будто к товару приценивается. У чудила чуть ноги не отнялись. Вдруг у него в ушах зашелестело.
– Придумай что-нибудь, – шепчет жалобно ему страх, – она все уши мне прожужжала, причитает: «Милый, милый», – это она по тебе тоскует. Уступи его мне, просит. Понимаешь, хочет разлучить нас с тобой. Что делать? Без тебя мне никак, горе мне, горе, – страх запнулся, сдерживая поддельное рыдание. Горе-герой затрясся от ужаса, глаза его заметались, но к своему несчастью надежного укрытия не обнаружил.
– Прости меня, мне так тягостно, – слышит он опять прерывающийся шепот. – Ты, я уверен, чувствуешь, как я глотаю слезы, – а сам содрогается от внутреннего хохота. – Вижу, чувствуешь, как я дрожу. Это от предстоящей разлуки с тобой… Понимаешь, моя подружка преданная возлюбленная, если полюбит, то до гробовой доски. Открою тебе правду: я с ней работаю на пару. Мы дружим друг с другом много лет… Не могу ей отказать. У нас совместный бизнес… Товар эксклюзивный, приносит стабильный доход… Какой горький треугольник получился! Какой облом!
Вадим на этом месте захохотал. Отсмеявшись, продолжил.
– Так вот, стоит потерянный чудила и слушает сквозь всхлипы друга полные горечи слова:
– Ох, не завидую тебе, – тяжко вздыхает тот. – Видишь, полная луна над тобой? Она мои с подругой глаза. От ее лучей в леске тебе не спрятаться. Ты, ох, чтобы я был на твоем месте, обречен. Подумай, разве можно устранить луну с небосвода? – всплакнул он. – Конечно, нет! А объятия у моей подружки жуткие, не вырваться.
От такой перспективы горе-герой покрылся холодным потом. Внезапно страх понижает голос и с заговорщицким тоном преподносит:
– Выход есть! Выкинь какой-нибудь смешной номер. Ну, изобрази что-нибудь уморительное, веселое шоу. Моя подружка, хоть и пользуется широкой и заслуженной известностью, но страдает скудоумием – ни хрена не соображает в юморе, поэтому и сторонится забавных и веселых людей. Усек? Действуй, не медли, я мысленно с тобой, родимый.
Наш чудила схватился за подсказку, начал истошно орать. А потом, ха-ха, как зайчишка, прыгнул в снег, зарылся в нем – и остался недвижим. Но не тут-то было.
– Дурень, – зашипел дружок от злости, – к лежачим у нее особая страсть! Говорят тебе: шоу! Двигайся, двигайся. – После такого наставления нашего горе-героя внезапно осенило.
К вашему сведению, – Вадим приподнял указательный палец, – осеняет только гениев и дураков, но последних – чаще.
Вот и взбрело на ум дурню прикинуться лесным животным. Он закрыл глаза – поступил подобно страусу: дескать, раз я не вижу луну, следовательно, и она не видит меня – приподнялся на колени и… пополз. Со стороны был похож на чудного зверька: маленький, с короткими конечностями, с отвислым животом, которым пропахивал снег, и, конечно, с глянцевой, ха-ха, гламурной лысиной. Поелозил чудила, поблуждал и, представьте себе, уполз. Исчез из вида. Все, конец!
Вадим замолк. Молчали и собаки – наверное, обдумывали интересный рассказ. Ромео почувствовал зуд за ухом, почесал лапой. Вадим гневно прикрикнул на него:
– Никаких сомнений! Проплутав, грохнулся с высокого края. Я его больше не видел, умер, выходит.
Вадим резко поднялся, с негодованием заговорил:
– Страх торжествовал победу. Поиздевавшись, насмеявшись над своим пленником, в итоге поставил того на колени, гордого человека низвел до состояния животного. А я, дурень, его судьбу принял близко к сердцу, изматывал себя понапрасну,– лицо Вадима скривила презрительная гримаса. – Но нет! Кто унижение признает за избавление, тот не заслуживает сочувствия. Тому хвала только в насмешках и гонениях.
Ранней весной снова разыграется мое воображение. На потеху полной луне я выложу всю правду про эту погань. Поиздеваемся, насмеемся над ним и закроем с луной позорную тему. Навсегда закроем! Нет ничего общего у меня с ним! Чуждый мне незнакомец! Повеселимся и закроем. Забуду навсегда! Забуду! – Вадим сдвинулся с места. – Забуду! Забуду! – твердил с каждым шагом.
Собаки лениво следили за ним: программа исчерпана, пора закругляться.
– За мной! – наконец-то подал команду хозяин. Он надел майку, направился к пригорку. Джульетта пристроилась рядом, Ромео выдвинулся вперед. Троица отправилась в обратный путь.
По дороге домой встречные прохожие разумно уступали им дорогу. Величественный вид собак вызывал у них трепет и восхищение, недвусмысленные возгласы повисали в воздухе. Однако Ромео и Джульетта не принимали восхваления в серьезный расчет. Да и вообще, не нуждались они в чужом внимании. Тем более в эти минуты, когда предвкушали прием пищи: по возвращении домой хозяин отваливал им сытный корм. Правда, к утру от загнивающих остатков тоска брала. Но они не скулили по данному поводу, ибо голодный завтрак ничто по сравнению с взаимопониманием и взаимоуважением.
ГЛАВА 9
Самая замечательная пора в году в южных странах та, когда весна собирается уйти, а лето собирается прийти. В такое промежуточное, не столь продолжительное, как хотелось бы, время протекают мерные, прощальные дни весны. Солнце приятно греет. Жарко, но не знойно. В прозрачные вечера нежит тело теплое дуновение воздуха. Комары и прочая кровососущая нечисть лишь только замышляют планы массового нашествия. Пугливые мухи в бесцельных и редких полетах не пристают, лишь набираются назойливости. Ничто не нервирует, ничто не раздражает. Складывается вожделенный земной рай. Именно в эту замечательную пору в человеке все прекрасно, как по Чехову: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Забирает такое несказанное блаженство, такая поэзия лелеет душу, что так и тянет выдохнуть: «Какой улет!» И лишь одна непостижимая малость, какая-то неведомая незначительность мешает нам навечно заделаться беспечно порхающими ангелочками. Жалкая малость…Конечно, обидно.
Время, известно, чудодейственный лекарь. Проблемные дни остались позади. Вадим чувствовал себя на подъеме. Морское купание бодрило тело и душу. Полуденный сон прибавлял силы и оптимизма. Работа над проектом нового здания гостиницы увлекала ум. Научно-популярные телепрограммы расширяли кругозор. Однако сторонний наблюдатель, если бы таковой был, констатировал бы странность в поведении Вадима – веселость того проявлялась как-то своеобразно. Неожиданно, без очевидных на то причин, начинал хихикать, приговаривая при этом: «Ну и чудила!» Сверх
