— А еще, — продолжил фон Юнгинген, оставив сей неоднозначный вопрос без ответа, — у Конгрегации есть вы. Без них ваша власть под вопросом, но и без вас все их мечты о единой Империи неосуществимы.
— А вы, — осторожно уточнил Рудольф, — верите в то, что именно это и есть их мечты?
— Я не знаю, — пожал плечами тот, и по тому, что не случилось даже мгновенной заминки, стало ясно, что вопрос был ожидаем, а ответ не раз обдуман. — Мне, в отличие от большинства людей, вовсе не чужда мысль о всеместной власти закона, порядка и правды — Божеской и человеческой. Перед моими глазами пример сотен достойных мужей, которые искренне служат этой идее, не обращая внимания на то, что прочие, включая отдельных даже и правителей, полагают их людьми не в своем уме.
— Если вы имеете в виду…
— Я не намеревался обобщать, — оборвал Великий Магистр довольно резко, однако в этой встрече Рудольф решил не уделять внимания досадным мелочам: подобных бесед прежде не бывало и вряд ли теперь уже будет — всем людям свойственно жалеть о своей откровенности, и Великий Магистр не исключение. Как, собственно, и сам Император.
— Иными словами, — осторожно подытожил он, — вы полагаете, что они искренни?
— Я не знаю, — повторил фон Юнгинген. — Одну из сторон этой весьма ценной монеты я только что описал. Но, с другой стороны, перед глазами любого внимательного человека также и другие примеры, а именно — случаи, когда обретенная власть способна извратить сколь угодно добродетельную душу, вытравить из нее сколь угодно благие идеи. Конгрегация эту власть получила. И что теперь в умах руководящих ею — неведомо. Ко всему прочему, насколько я слышал, один из возглавляющих ее, один из ее основополагающих идеологов ныне находится при смерти, а другой уже в весьма преклонных летах; кто сменит их, какие цели будут иметь они — не знает никто. А учитывая, что лишь одному Господу известны цели тех, кто управляет Инквизицией теперь, все только будет усложняться с каждым годом и днем.
— Иными словами?..
— Иными словами, Ваше Величество, если говорить все так же прямо и откровенно — я надеюсь, что нас с вами отымеют не слишком жестко, да простит мне Господь такую вольность. Ясно несомненно, что и Орден, и трон, кто бы ни сидел на нем, намереваются просто и беззастенчиво использовать, и остается уповать лишь на то, чтобы, во-первых, использовали во благо, а во-вторых, чтобы и нам тоже перепало хоть что-то. Вот вам моя позиция. Прямо скажем, позиция… гм… не слишком приятная.
— И нет искушения просто сказать им «нет» снова? Не верю, что им впрямь есть чем надавить на вас настолько, майстер фон Юнгинген.
— Благодарю, — усмехнулся тот, иронично склонившись, и тут же посерьезнел снова. — Искушение было. И есть. Но, помимо прочих причин, Ваше Величество, есть и еще одна, и звучит она так: «а вдруг». А вдруг Конгрегация чистосердечна? А вдруг ее Совет говорил нам с вами правду — все эти годы? А вдруг действительно — при некотором усилии — сильная держава, единая Империя, единая вера? Вдруг именно моих усилий однажды и будет недоставать, чтобы все это — было? Я себе не прощу.
— И какую долю вы отводите на то, что все это так?
— Десятую, — вновь не задумавшись, отозвался Великий Магистр. — Еще одну малую часть я отдаю на самонадеянную мысль о том, что для достижения всего упомянутого, как знать, быть может, удастся не быть используемым, а использовать представившуюся возможность самому.
— И каким же образом? — осведомился Рудольф с неподдельным интересом.
— Пока не знаю. Для начала надо тщательнейше всё взвесить, все обдумать, пересмотреть заново все известные элементы того механизма, что начал создаваться с нашим участием.
— Ну что ж, — вздохнул Император, — механизм должен выйти довольно сложным. Тем паче, что к уже известным элементам внезапно прибавился еще один. Ваша карта.
— Стало быть, все же признаете, что документ принадлежит нам.
— Да полно вам, — весьма неучтиво поморщился Рудольф. — Не в том теперь главный вопрос, майстер фон Юнгинген; вы ведь не полагаете всерьез, что я пригласил вас в Прагу ради собственнических прений? Не это главное, не в том проблема и, без преувеличения, угроза — и вашим возможным планам, и моим, и инквизиторским.
— Я слушаю вас, — кивнул тот приглашающе, и Рудольф, кашлянув, отозвался благодарственным кивком:
— Так вот. Карта. Как вам уже известно, обретена она была при аресте заговорщика. Это был человек, мало и о малом знающий, и информация, от него полученная, вам не будет интересна.
— Ну, разумеется, — с плохо скрытым сарказмом согласился тот.
— В любом случае, это не имеет касательства к теме, — продолжил Рудольф уже много уверенней, нежели в начале этой беседы. — Главное состоит лишь в одном: он нес эту карту своему главарю, как вы это назвали — «идеологу», которого в крестьянском тайном сообществе знает каждая собака, не видя в лицо, но благоговея при одном лишь имени. Практика показала, что там, где появляется этот человек, ничего хорошего ждать не приходится.
— Знаменитый Каспар, если верны мои данные, — уточнил Великий Магистр вопросительно, и он болезненно и зло скривился.
— Каспар, — повторил Рудольф раздраженно. — Заноза в заднице. И мои люди, и, что главное, наша хваленая Конгрегация гоняются за ним девять лет; и это — с той поры, как о нем вообще стало известно, сколько же он вел свою преступную работу до тех пор, не может сказать никто. Никто не может предсказать, где он появится, никто не знает, где он теперь…
— Однако ведь человек с нашей картой…
— … шел к нему на встречу, да. Вот только крестьяне — крепкие парни, майстер фон Юнгинген, и он сумел продержаться достаточно долго. Когда от него сумели добиться ответа на вопрос о месте встречи, назначенный Каспаром срок уже миновал, а опоздание посыльного означало следующее: он раскрыт. Разумеется, и место было проверено, и попытки вычислить его были, многое было и, как вы понимаете, без результата.
— И для чего же предводителю бунтующих крестьян древняя карта с неведомыми землями?
— А это, майстер фон Юнгинген, — не сдержал улыбки Рудольф, — как раз по вашей части. Каспар, сообщу вам, не просто политический заговорщик, не просто убийца, он даже не еретик, каковые повсеместно обнаруживаются в тайных сообществах, — он язычник. Безопасности ради прикидывающийся добрым христианином. Живя в Германии, — продолжил Рудольф, видя, как поджал губы Великий Магистр, — он посещает церковь вместе с прочими. Принимает Причастие; не знаю, что он делает с ним после. Выплевывает, быть может, или попросту выбрасывает в пыль или куда похуже, или использует для каких-нибудь своих языческих церемоний. Изображает исповедь, обманывая священников, искренне пытающихся исполнять свой долг. Совращает в свою языческую веру честных христиан, пользуясь их слабостью и своим умением влиять на людские души…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
