- А я могу отдохнуть немного? Или нет?! Что-то ты не жаловался, пока копейки получал!
- Я никогда не...
- Конечно! А знаешь... Да задолбало меня это шитье! Это уже не хобби, а каторга! У меня в очках линзы, как у кота Базилио! Ты ты замечал, если бы тебе дело было до семьи!
Я слушала их, почесываясь то ли от нервов, то ли от ветрянки. С тех пор, как отца повысили, и он стал пахать и получать за троих, мать позволила себе отсеять часть постоянных клиентов, которым шила уже лет семь. Они ей не нравились, вот и все. На ее заработке это сказалось и значительно. Свободного времени, правда, прибавилось, но мама особо его не занимала. Читала книги, вышивала, почти не готовила. Отец злился, а мама... Маме было все равно.
Им нужен был этот отпуск. Вдвоем.
Я еще раз почесалась для верности и направилась на кухню - мирить родителей и уговаривать их на отдых без меня.
Все получилось. Беседовали мы до глубокой ночи, но они сдались, а через день улетели в Италию.
Через десять дней их самолет упадет в сорока километрах от аэропорта при заходе на посадку. Мы с бабушкой и еще полусотней людей будем ждать пассажиров и недоуменно посматривать на часы. А потом на далекое зарево.
Я остановилась в темноте, неподалеку от реки. Положила руки на руль, вглядываясь в освещенное фарами пятно пространства.
Там, докуда мы добрались, тоже было темно. Ближе нас не пустили. А впереди что-то дымилось, и в отблесках прожекторов я видела смятый, как черный комочек бумаги фюзеляж и крыло, неестествнно торчащее над землей под прямым углом. По крайней мере я думала, что это крыло.
Со мной рядом тогда стояла девушка. Я рыдала навзрыд, кусая руку. Не помню, где была бабушка. Кажется, осталась в автобусе. Или стояла позади. Но обняла меня не она, а девушка, которая сдавленно выла. Так мы и стояли - обнявшись, под декабрьским снегом, который хоронил нашу веру в чудо и укрывал останки наших близких. У Алины в авиакатастрофе погиб старший брат с женой и двумя детьми.
Я вздохнула и хотела было сдать назад, как увидела в свете фар черный клубок, покатившийся под колеса. Ни один ежик в здравом уме не выскочит под машину, а для енота или собаки зверёк был слишком мал. Открыв дверь, я огляделась. Начал накрапывать дождь, добравшийся сюда от города. Я поежилась и вышла. Нагнулась, оглядывая грязные колеса. В полутьме блеснули, как фонарики, два желтых глаза.
- Ага, - я присела и протянула руку. - Иди сюда, камикадзе. Кис-кис-кис.
Камикадзе выходить не желал. Поджал лапки и обвил их тщедушным, коротеньким хвостом. Выманить котенка мне было нечем, поэтому я снова позвала.
- Кис-кис-кис.
Черный комок пискнул в ответ и пополз к руке, понюхал пальцы, лизнул шершавым языком, а потом попробывал ударать, но я поймала его за шкирку и, как есть, мокрого и грязного, сунула запазуху.
Котенок пригрелся и притих. Я ещё посидела в машине, раздумывая, куда деть это чудо, но, так ничего и не сообразив, решила на ночь подержать его в подсобке или гараже.
На въезде нас встретил Олег.
- Опаздываете, мадемуазель, - он зацепил большие пальцы за ремень брюк и наклонился к окну, козырьком форменной кепы задев опускающееся стекло. - От любовника?
Пререкаться с ним мне не хотелось.
- Нет, ездила в город по делам. Все тихо?
- Как на кладбище.
Я поморщилась.
- Сплюнь.
Из запазухи подал голос камикадзе. Высунул нос, а потом и всю мордочку и воззрился желтыми глазищами на Олега.
- Значит, с шабаша, - охранник усмехнулся. - Ведьмуешь? Кот тебе зачем?
- Мне - не за чем. Я его тут нашла, на въезде. Жалко.
- Бабка тебе его оставить не даст. Ее дом даже крысы стороной обходят. Она животных терпеть не может.
Странно, но в разговоре с княгиней этот момент никогда не всплывал. Маргарита Васильевна не держала ни собак, ни кошек, но что-то мне не верилось, что она живность на дух не переносила.
- И куда мне его деть?
- Оставь мне. В питомник сдам.
Я нахмурилась.
- А где здесь питомник?
- В сторону города. Мы собак туда сдаем, когда ловим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Знала я как они ловили собак. И что отвозили ранним утром в крытом фургоне.
- Эм, - я запихнула котенка обратно за воротник. - Я его подруге подарю.
- Как хочешь, - Олег осклабился и окончательно стал похож на фашиста из старых советских фильмов. - Я тебя предупредил. Если попрут - приходи. Койку тебе выделю. Массаж сделаю.
Я нажала на педаль газа, обдав Олега грязью.
В доме все уже спали. Я завернула на кухню, посадила камикадзе на пустую коробку из-под яиц, у урны и, вымыв руки, полезла в холодильник. Коту, а это был именно кот - черный, от носа до хвоста и с глазами цвета золота - перепал паштет из куриной печени, пара тефтелек и кусочек сыра. Одну тефтельку котенок съел по дороге в гараж, вцепившись в нее двумя передними лапами, как крысеныш. Остальные лакомства я оставила в миске. Нашла старую корзинку, запихнула туда полотенце и поставила у миски. Про туалет, к сожалению, подумать не догадалась. Котенок умял тефтельку, слизал паштет и огрыз сыр, а потом, сверкнув на меня глазищами, принялся умываться. Я почесала его за ухом и вместо благодарности получила лапой по ладони. Дите хотело играть, а меня уже клонило в сон. Я положила пытающегося укусить меня котенка в корзину и пошла на выход. Выключила свет и напоследок оглянулась. В отблеске садового фонаря глаза котенка сияли, как два огонька.
- Спокойной ночи, - сказала я и вышла. До дома почти бежала - не могла я смотреть на руины старого здания ночью. Мне все казалось, что из черных провалов стен кто-то наблюдает за мной. Да ещё и ветер любой силы, попадая туда, начинал выть и скрестись ветками по камню. Стуча зубами, я заперла дверь и, оглянувшись, едва не вскрикнула.
В прихожей стояла Маргарита Васильевна.
- Вера, - тихо позвала княгиня, протягивая руку. - Вера, мне плохо.
- Что такое? - я мигом подскочила к княгине.
- Голова, - она приложила ладонь к виску и закрыла глаза. - Раскалывается.
Я усадила Маргариту Васильевну в гостиной и побежала за дежурной сумкой. Проснулась моя сменщица, начала очень переживать, что мы ее не разбудили. Я извинилась, сказала, что пост приняла, претензий никаких, и она может идти спать. Женщина, вздыхая и охая, ушла, и снова стало тихо.
Маргарита Васильевна сидела на диване, закрыв глаза. Через пару минут после укола ее лицо, напряженное и бледное, стало розоветь. Приступ миновал, и и можно было вздохнуть спокойно.
- Утром у него бой. Мне приснился плохой сон.
Я вздрогнула и выронила тонометр, который хотела убрать в сумку.
Маргарита Васильевна опустила глаза, наблюдая, как я поднимаю прибор.
- Не стоит переживать из-за снов, - ответила я. - Сны - это всего лишь отражение наших мыслей.
- Возможно. Но теперь мне тревожно. Это будет очень сложный бой. Противник - старше, опытней, у него больше побед и этих их поясов. А Мише нужны эти пояса.
- Значит, он их получит, - я пожала плечами.
- Получит, - княгиня кивнула. - Но какой ценой.
- У него есть тренер, врач, помощники, секунданты, в конце концов. Бой остановят, если будет нужно.
- Вера, знаешь, почему он попал так высоко? - Маргарита Васильевна вздохнула. Я открыла было рот, чтобы напомнить - после приступа следует отдохнуть, а побеседовать мы успеем утром - но княгиня хотела говорить. Я отвела взгляд.
- Не интересовалась этим.
- Он посредственно вел любительские бои. Средне, не выигрывая... Таких ребят не замечает никто, они - статистика, часть массы, на пьедестале гости редкие. Все изменил случай. Случайная встреча. Мише предложили сняться в рекламе тренажерных залов, где он занимался. Ему было лет двадцать, и он, конечно, согласился. Все закрутилось так быстро...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Маргарита Васильевна вздохнула.
- Реклама, фотографии показательные выступления... Лучше бы он был моделью. Но слишком злой, слишком непоседливый. Промоутеры сами нашли его. А он мечтал овладеть какой-то сложной техникой... Искал тренера, который бы мог работать с ним по ней. Зрелищная техника. Делает бой ярким. Жестким. Продаваемым. Понимаешь ли, Вера? Его спорт - это...
