Кроме того, есть сумасбродные фанатики, ищущие добровольно смерти в волнах Ганга и обставляющие свое самоубийство разными тонкостями. Они обматывают вокруг тела длинную цепь пустых и откупоренных кувшинов. Мало-помалу вода, наполняя кувшины, увлекает фанатиков ко дну при громких аплодисментах зрителей.
Наша гондола поравнялась скоро с Маншенк-Гоши. Многоэтажное здание наполнено пылающими день и ночь кострами, на которых сжигают покойников, позаботившихся о будущем блаженстве. Сожжение в священном месте очень ценится правоверными. Богатые «бабуи» из далеких местностей заставляют переносить себя в Бенарес, как только занемогают смертельной болезнью. Недаром Бенарес — наилучший пункт для «отъезда» на тот свет. Если у покойника лежат на совести одни легкие грехи, душа его улетает в дым Ман-шенка прямо в чертог вечного блаженства. Если же, напротив, усопший был великий грешник, душа его переселяется в тело новорожденного брамина. Надо надеяться, что благочестивая жизнь при вторичном воплощении избавляет от третьего превращения и прямо открывает грешнику двери рая Брамы.
Остаток дня мы посвятили осмотру города, главных памятников и базаров с темными лавками арабского образца. В них по преимуществу торгуют тонкой дорогой кисеей и «кинкобом», родом шелковой парчи, затканной золотом, выделываемой в Бенаресе. Улицы чисты, но узки, как и следует для города, над которым почти постоянно светит тропическое солнце, но, несмотря на тень в них, было очень душно, и мне стало жаль наших носильщиков паланкина, хотя они, по-видимому, мало страдали от жары.
Для бедняков это был случай заработать несколько рупий, что придавало им бодрость и силу. Но того же нельзя сказать об одном индусе или, вернее, бенгали, с живыми глазами и хитрой физиономией, следовавшем за нами не таясь во все время нашей экскурсии.
При высадке на набережную Маншенк-Гоши я в разговоре громко произнес имя полковника Мунро. Бенгали, смотревший на причалившую гондолу, вздрогнул. Я не обратил на это особенного внимания, но позднее вспомнил это обстоятельство, заметив, что он ходит по нашим пятам, как шпион. Он отставал от нас только для того, чтобы опять оказаться или впереди, или позади нас. Был ли то друг или враг? Этого я не знал, но очевидно, что для этого человека имя полковника Мунро не было безразлично.
Наш паланкин не замедлил остановиться у подножия широкой лестницы в сто ступеней, ведущей с набережной к мечети Ауренгзеба.
В былые времена богомольцы поднимались на эти ступени не иначе как на коленях, наподобие того, как это делают набожные люди на Janta Jcale в Риме. На этом месте некогда стоял храм Вишну, замененный завоевателем нынешней мечетью.
Хотелось бы мне взглянуть на Бенарес с вершины одного из минаретов, постройка которых считается архитектурным фокусом. Высотой в сто тридцать два фута, они в окружности не толще обыкновенной фабричной трубы, а между тем в полости их спирально извивается лестница. Но теперь, и очень резонно, подъем по этим лестницам запрещен. Минареты уже заметно уклоняются от перпендикулярной линии и менее устойчивы, чем башня в Пизе, они кончат тем, что в один прекрасный день развалятся непременно.
Выходя из мечети Ауренгзеба, я увидел снова поджидавшего нас бенгали. На этот раз я пристально посмотрел ему в лицо, после чего он опустил глаза. Прежде чем убедиться, будет ли продолжаться соглядатайство этого подозрительного человека, я решил промолчать.
В этом замечательном городе сотни пагод и мечетей, великолепных дворцов, самый роскошный из которых несомненно дворец нагурского короля. Большинство раджей имеют свои дома в Бенаресе, куда они приезжают на религиозные празднества Мелы. Я не мог задаться странной мыслью осмотреть все здания города в короткий промежуток времени, каким мы располагали. Итак, мы ограничились посещением Бишесвара, где возвышается линга Шивы. Эта бесформенная каменная глыба, считающаяся членом одного из суровейших богов индусской мифологии, служит покрышкой колодцу со стоячей водой, слывущей за чудотворную. Видел я также священный фонтан Маккорник, где купаются набожные индусы, к вящей выгоде браминов. Осматривал Ман-Мундир, обсерваторию, выстроенную два века тому назад императором Акбаром, со всеми неподвижными астрономическими инструментами, высеченными из камня. Слышал рассказы о дворце обезьян, посещаемом всеми туристами в Бенаресе. Парижанину, естественно, должно было представляться в воображении нечто среднее со знаменитым садом Jardin des Plantes. Но на деле оказалось совсем не то.
Дворец этот — просто храм Дурго-Хунд, находящийся за чертой города. Он построен в IX веке и причисляется к древнейшим памятникам города. Обезьяны содержатся в нем не в решетчатых клетках, а бродят на свободе по его дворам, лазают на вершины высоких манговых деревьев и ссорятся за приносимые посетителями жареные семечки, которые они очень любят. И тут, как и в прочих местах, брамины — хранители Дурго-Хунда взимают за вход небольшую плату, очевидно превращающую браминство в одну из самых прибыльных профессий Индии.
Лишнее говорить, что мы были значительно утомлены жарой, когда под вечер решили, что пора вернуться в паровой дом. Завтракали мы в Секроле, одной из лучших гостиниц английского города, а между тем, признаться сказать, я вздыхал о стряпне Паразара.
Когда гондола подъехала к подножию Гат, чтобы отвезти нас обратно на правый берег Ганга, я еще раз увидал бенгали в двух шагах от нашей лодки. Его ожидал челнок с индусским лодочником.
Неужели он будет следовать за нами и на другой берег реки? Это становилось несносным.
— Банкс, — сказал я шепотом, указывая ему на бенгали, — этот человек — шпион, следующий за нами шаг за шагом…
— Я его заметил, — ответил Банкс, и видел, как имя полковника Мунро, произнесенное нами, заставило его встрепенуться.
— Не нужно ли в таком случае?..
— Нет, оставим его в покое, — прервал Банкс. — Пусть думает, что мы его не замечаем… Впрочем, он исчез.
Действительно, челнок с бенгали затерялся в флотилии многочисленных лодок всевозможных размеров и форм, покрывавших реку.
— Знаешь ли ты этого человека? — спросил Банкс, равнодушно оборачиваясь к нашему лодочнику.
— Нет, я вижу его в первый раз, — ответил последний.
Наступила ночь. Сотни лодок, расцвеченных флагами, освещенных цветными фонарями, с хорами певцов и музыкантов сновали, перекрещиваясь, по реке. С левого берега поднимались огни разнообразных фейерверков, напоминавших о соседстве с Небесной Империей, где они пользуются таким почетом. Трудно дать верное описание этого зрелища, действительно оригинального. В честь чего дается этот ночной праздник, в котором принимали участие индусы всех мастей, я так и не мог дознаться. Гондола наша причаливала к противоположному берегу в момент его окончания.
Все это походило на мимолетное видение, длилось оно не долее потешных огней. Но Индия, как я уже сказал выше, признает триста миллионов богов, полубогов и святых всех разрядов, так что в году не только не хватит часов, но минут и секунд на чествование каждого из них.
Возвратясь в паровой дом, мы уже застали там полковника Мунро и Мак-Нейля, явившихся раньше нас. Банкс спросил сержанта, не случилось ли чего-нибудь нового в наше отсутствие.
— Ничего, — ответил тот.
— Не замечали вы какой-нибудь подозрительной личности?
— Никого мы не видали, господин Банкс. Разве у вас есть причины подозревать?
— За нами шлялся шпион во все время нашей прогулки по Бенаресу, — ответил инженер, — а я не люблю, чтобы за нами подсматривали.
— И шпион этот был?..
— …какой то бенгали, затрепетавший при имени полковника Мунро.
— Что же нужно этому человеку от нас?
— Этого я не знаю, Мак-Нейль. Надобно быть настороже.
— Будем настороже, — ответил сержант.
Глава девятая. АЛЛАХАБАД
Расстояние между Бенаресом и Аллахабадом составляет приблизительно около ста тридцати километров. Дорога идет почти все время по правому берегу Ганга между полотном железной дороги и рекой. Сторр достал каменного угля в плитках и наполнил им тендер. Продовольствие слону, следовательно, было обеспечено на несколько дней. Вычищенный, словно только что вышедший из мастерской, великан наш нетерпеливо ждал момента отъезда. Понятно, он не ржал, но содрогание колес указывало на напряжение пара, наполнявшего его стальные легкие.
