Во время восстания 1857 года Аллахабад не был пощажен от кровопролития, и его постигла участь остальных городов долины Ганга. Сражение королевской армии с мятежниками на площади маневров Бенареса подало сигнал к возмущению туземных войск, и главным образом к возмущению 6-го полка бенгальской армии. Началось оно убийством восьми прапорщиков; но благодаря энергичному поведению нескольких артиллеристов, принадлежащих к европейскому корпусу Шинара, сипаи кончили тем, что сложили оружие.
В военных поселениях дело приняло более серьезный оборот. Туземцы восстали, тюрьмы были растворены, даже ограблены, и жилища европейцев сожжены. В это время полковник Нейль, восстановивший порядок в Бенаресе, прибыл к Аллахабаду со своим полком и сотней фузилеров мадрасского полка. Он отнял у мятежников плашкоутный мост, 18 июня, овладев предместьями, разогнал членов временного правительства и снова восстановил свою власть над провинцией.
Во время нашей кратковременной экскурсии по Аллахабаду мы с Банксом постоянно сторожили, не следят ли здесь за нами, как в Бенаресе, но в этот раз ничего подозрительного не заметили.
— Все равно, — сказал мне инженер, — нам следует остерегаться, и мне хотелось бы сохранить наше инкогнито, так как имя полковника Мунро слишком известно населению этой провинции.
В шесть часов мы вернулись к обеду. Сэр Эдвард Мунро, отлучавшийся из стоянки на два или три часа, возвратился раньше и ожидал нас. Что же касается капитана Года, ходившего повидаться с несколькими товарищами, стоявшими гарнизоном в военных поселениях, то он пришел домой почти в одно время с нами.
Я тотчас же заметил и обратил внимание Банкса на то, что полковник Мунро казался если не печальным, то задумчивее обыкновенного.
— Вы правы, — ответил Банкс на мое замечание, что-то есть, но что же могло случиться?
— Не расспросить ли нам МакНейля? — спросил я.
— Да Мак-Нейль, быть может, знает… Инженер, покинув гостиную, отправился к дверям каюты сержанта.
Сержанта там не оказалось.
— Где Мак-Нейль? — спросил Банкс у Гуми, готовившегося служить у нашего стола.
— Он ушел из стоянки, — ответил Гуми. — Когда?
— Около часа назад, по приказанию полковника Мунро.
— Вы не знаете, куда он пошел?
— Нет, господин Банкс, не сумею сказать, куда и зачем ушел он.
— А ничего нового без нас не случилось?
— Ничего.
Банкс вернулся, сообщил мне об отсутствии сержанта и повторил еще раз:
— Не знаю еще что, но что-то такое есть положительно! Подождем.
Мы сели за стол. Чаще всего полковник Мунро во время обеда принимал участие в разговоре. Он любил слушать рассказы о наших похождениях. Интересовался тем, что мы делали днем. Я старательно избегал говорить о том, что могло хотя издали напомнить восстание сипаев. Мне казалось, что он замечает это, но был ли он благодарен за эту внимательность? Кто знает? А между тем было мудрено обходить молчанием эту тему, когда дело шло о таких городах, как Бенарес и Аллахабад, бывших театром восстания.
За нынешним обедом предстояла опасность разговора об Аллахабаде. Но опасения были напрасны. Полковник Мунро не спросил ни Банкса, ни меня о том, как провели мы время. Он молчал весь обед. Его задумчивость стала тягостной. Он часто взглядывал на дорогу, ведущую к военным поселениям, и мне даже показалось, что раза два он порывался встать из-за стола, — очевидно, он нетерпеливо ждал возвращения сержанта Мак-Нейля.
Обед прошел довольно тоскливо. Капитан Год молча, взглядом спрашивал Банкса, в чем дело, но Банкс знал не более его.
После обеда полковник Мунро вместо того, чтобы пойти и отдохнуть, по обыкновению, спустился по ступеням веранды и сделал несколько шагов по дороге, всматриваясь в даль. Затем обернулся к нам.
— Банкс, Год и вы, Моклер, хотите пройтись со мной до первых домов военного поселения?
Мы тотчас поднялись из-за стола и последовали за полковником. Он шел вперед медленно и молча.
Пройдя сотню шагов, сэр Эдвард Мунро остановился перед возвышавшимся по правую сторону дороги столбом с прибитой к нему афишей.
— Прочтите, — проговорил он.
Это было объявление, изданное два месяца назад, в котором оценивалась голова набоба Нана Сахиба и возвещалось о его присутствии в Бомбейском округе.
Банкс и Год не могли сдержать досады. В Калькутте и во время путешествия им удалось помешать этому объявлению попадаться на глаза полковника.
Случай уничтожил все их предосторожности.
— Банкс, — сказал сэр Эдвард Мунро, беря руку инженера, — ты знал об этом объявлении.
Банкс не отвечал.
— Ты уже два месяца знал, что присутствие Нана Сахиба в Бомбейской провинции открыто, и не сказал мне?
Не находя ответа, Банкс продолжал молчать.
— Да, полковник, мы это знали! — воскликнул капитан Год, — Но к чему было сообщать это вам? Где доказательство, что это объявление говорит правду, и зачем напоминать вам массу тяжелых событий?
— Банкс, — громко заговорил полковник Мунро, лицо которого словно преобразилось, — ты забыл, что мне более чем кому-нибудь принадлежит право судить этого человека. Знай же, что если я согласился покинуть Калькутту, то только потому, что это путешествие должно было приблизить меня к северу Индии, что я все время не верил в смерть Нана Сахиба и не забывал моих обязанностей судьи! У меня была одна мысль, одна надежда, я рассчитывал, что случайности путешествия и помощь Божия приведут меня к цели. И я был прав! Бог привел меня к этому объявлению. Нана Сахиба надо искать не на севере, а на юге! Прекрасно! Я отправлюсь на юг.
Итак, наши предчувствия не обманули нас. Они оказались слишком верны! Не только затаенная мысль, но настоящая idee fixe руководила более чем когда-нибудь полковником Мунро. Он сам открыл ее нам сполна.
— Мунро, — ответил Банкс, — если я не сказал тебе ничего, то единственно потому, что сам не верил в присутствие Нана Сахиба в Бомбейской провинции. Власть еще раз ошиблась. Это объявление помещено 6 марта, и с тех пор не было подтверждений известия о появлении набоба.
Полковник не сразу ответил на замечание инженера. Он еще раз продолжительно поглядел на дорогу.
— Друзья мои, — сказал он затем, — я сейчас узнаю, в чем дело. Мак-Нейль отправился в Аллахабад с письмом к губернатору. Через минуту я буду знать, действительно ли появился Нана Сахиб в одной из западных провинций, там ли он еще или скрылся.
— Но если факт окажется верен, Мунро, что ты намерен делать? — спросил Банкс, взяв за руку полковника.
— Я отправлюсь туда! — ответил сэр Эдвард Мунро. — Я пойду всюду, куда меня призовет долг правосудия!
— Это решено, Мунро?
— Решено положительно, Банкс. Продолжайте путешествие без меня, друзья мои… Сегодня вечером я пересяду на бомбейский поезд.
— Хорошо, но ты не поедешь один! — ответил инженер, оборачиваясь к нам. — Мы поедем с тобой, Мунро!
— Да, да полковник! — воскликнул капитан Год. — Мы не отпустим вас одного! Вместо охоты за хищниками мы будем охотиться за злодеями!
— Вы позволите и мне, полковник, присоединиться к капитану и вашим друзьям? — спросил я.
— Да, Моклер, — ответил Банкс. — Мы сегодня же вечером уедем из Аллахабада…
— Бесполезно! — раздался за нами серьезный голос…
Мы обернулись. Перед нами стоял Мак-Нейль с газетой в руке.
— Прочтите, полковник, — сказал он. — Губернатор приказал показать вам это.
Сэр Эдвард Мунро прочел следующее:
«Губернатор Бомбейской провинции доводит до сведения публики, что объявление 6 марта касательно набоба Данду-Пана не имеет более силы. Вчера Нана Сахиб, атакованный в ущельях Сатпурских гор, где он искал убежища со своим отрядом, убит в схватке. Сомнения относительно личности убитого быть не может. Он был узнан жителями Канпура и Лакнау. На левой руке недоставало одного пальца, а, как известно, Нана Сахиб отрубил себе палец, когда желал уверить всех в своей смерти ложными похоронами. Королевству Индии, следовательно, нечего более опасаться происков кровожадного набоба, стоивших стольких жертв стране».
