Настал день, когда он готов был на все, лишь бы избавиться от ненавистного соперника, и тогда он написал записку, которая, попадись она на глаза революционному трибуналу, отправила бы красавца Франсуа прямиком на эшафот. Мечта о смерти соперника была так сладка Ролану, что он поделился ею с Боском. Натуралист пришел в ужас и предупредил мадам Ролан. Через несколько дней он принес Ролану письмо от жены. Она просила, она требовала, чтобы записка была немедленно сожжена.
Как ни сильна была ненависть Ролана, власть жены над ним была еще сильнее, он не мог ей отказать и сжег записку. Теперь Ролан стал мечтать о самоубийстве. Его смерть освободила бы Манон, и она, если бы сумела встретиться с Бюзо, могла бы с ним наконец соединиться…
Так прошло пять месяцев. А утром 10 ноября ужасная весть потревожила тишину улицы Урс: позавчера госпожа Ролан умерла на эшафоте, достойно и мужественно встретив смерть. Она сначала спокойно взглянула на гильотину, а потом на статую Свободы, воздвигнутую на площади.
– Свобода! – вздохнула она. – Сколько преступлений совершается во имя тебя!
Но ее душа была свободна, и она готова была соединиться с человеком, которого полюбила.
Ролан понял, что и его час пробил. Он сказал об этом своим хозяйкам и добавил, что теперь его уже ничто не остановит. Ему напомнили, что у него есть дочь, что она в нем нуждается. Он не согласился с этими доводами. Если он попадет в руки палачей так же, как Манон, Эвдора не сможет ничего унаследовать, так как он будет объявлен преступником. Но он не хочет доставлять никому неприятностей и поэтому уедет из Руана, как только приведет свои дела в порядок.
Что тут скажешь? Что ответишь человеку, для которого смерть стала счастьем? Со слезами на глазах сестры наблюдали, как Ролан сжигает свои бумаги, пишет письмо и кладет его в карман, надевает пальто, берет шляпу и тяжелую трость, с которой не расставался. Трость, в которой был спрятан нож. И вот он уходит за порог их дома.
Демуазель Малорти смотрят ему вслед. А он уходит в ночь под струями холодного осеннего дождя. Но что до дождя тому, кто идет умирать?
Не один час шагал под дождем Ролан, уходя как можно дальше от Руана. В трех с половиной лье от города находится деревня Ла Ланд, он миновал ее и вышел за околицу. Было десять часов вечера. Вокруг ни души. Ролан увидел поблизости небольшой лесок, направился к нему по тропинке, зашел под деревья. Ветер задувал все сильнее. Ролан щелкнул, и из трости выскочил нож.
На следующий день утром в лесу нашли его тело, он нанес себе два удара ножом в левый бок. В кармане лежало письмо.
«Кто бы ни был нашедший меня здесь, окажи уважение моим останкам. Они принадлежат человеку, который умер, как жил, добродетельно и честно. Придет день – вполне возможно, он настанет скоро, – и тебе тоже захочется принять подобное страшное решение. Дождись этого дня, и тогда ты все поймешь, ты даже признаешь правомерность такого решения. Надеюсь, что моя родина пресытится наконец преступлениями и вновь вернется к человечности и заботе о своих гражданах. Ж-М. Ролан».
Внизу была приписка: «Не страх, а негодование. Я покинул свое убежище, когда узнал, что убили мою жену. Я не хочу оставаться на земле, покрытой преступлениями».
Бедный Ролан пытался, хоть очень неловко, завесить покрывалом патриотизма свою такую понятную, такую незамысловатую и такую невыносимую любовную муку.
Он не знал, что очень скоро встретится со своим соперником в ином мире.
В июне 1794 года Бюзо, укрывшийся вместе с Петионом в Сент-Эмильоне после поражения под Верноном их освободительной армии, узнал о гибели Манон. Он долго плакал.
– Ее больше нет среди нас. Злодеи ее убили!
Но долго горевать ему не пришлось, его собственное положение было весьма уязвимым. Бюзо прекрасно знал, что и ему не избежать эшафота. А он к тому же очень устал, и ему совсем не хотелось жить в этом обезумевшем мире, где не слышно больше смеха Манон.
И когда он узнал, что его убежище раскрыто, он тоже отправился в небольшой лесок возле Кастийона, достал пистолет и пустил себе пулю в лоб.
В живых остался один Луи Боск, он один вспоминал прекрасную Манон Ролан…
Глава 11
Элизабет Ланж, королева сцены и образец галантности
Покупается женщина…
Напрасно этот человек украсил себя титулом и новой фамилией, никого он не мог обмануть: он как был, так и остался подмастерьем из мастерской париков, родом из Ниверне. Несмотря на королевский образ жизни, «гражданин граф де Борегар» не был ни графом, ни Борегаром. Зато он был самым подлинным и отъявленным мошенником послереволюционных времен, когда воров и плутов было хоть пруд пруди.
Настоящая фамилия этого человека была Льётро, а его «финансовые операции» – чистое мошенничество. Он «покупал», позабыв обычно заплатить, множество самых разных вещей и потом продавал их втридорога. Начало его богатству положило состояние одного родовитого эмигранта, настоящего графа де Борегара, который, покидая Францию и гильотину, царившую в этой стране, доверил ему свое добро, считая его честным человеком. Льётро же, сочтя, что граф больше никогда не вернется, посчитал себя законным наследником и, не теряя ни минуты, воспользовался наследством.
Так он вставил ногу в стремя, а затем вошел во вкус и принялся ворочать делами. Он купил шахты неподалеку от Мулена и сумел выколотить из них кучу денег, не добыв ни грамма руды, «сэкономив», так сказать, еще и на разработке. А последнее его мероприятие можно было назвать настоящим шедевром. Приятельствуя кое с кем из членов директории, он добился для себя должности директора литейных заводов Мулена и стал продавать за большие деньги пушки, даже не думая их поставлять. Правосудие, как известно, всегда прихрамывает, а в веселые времена директории оно напоминало настоящего калеку, так что никто не спрашивал отчета у ловкого вора, и он мог спокойно почивать на лаврах, пользуясь нечестно нажитыми богатствами, расточая их со вкусом и роскошью.
Красавица Элизабет Ланж, главная звезда театра Фейдо, знала обо всех этих махинациях в мельчайших подробностях, так как «граф» хвастался ими как подвигами. Она смотрела с удивлением, но не без зависти на толстяка, который явился к ней в один из зимних вечеров 1795 года и с трудом уместился в хрупком кресле в греческом стиле, на которое она ему указала.
И вот уже добрый час он разглагольствовал о своих великих заслугах, не обнаруживая ни малейшей усталости. Наконец господин Льётро-Борегар поднял палец и с лукавой миной пиротехника, собирающегося запустить в небо «букет», с важностью объявил:
– Поймите меня правильно, гражданка! У меня усадьба в Иль-де-Франс, один замок в Турени, другой в Провансе, поля, охотничьи угодья, пруды, вилла в Швейцарии, я только что одним махом приобрел дворец Багатель и особняк принца де Сальм[10] в Париже. Я, без всякого сомнения, самый богатый в Париже человек, но мне этого мало. Я хочу стать королем. Королем без короны, но не хуже тех, каких у нас больше нет.
Элизабет Ланж мило улыбнулась и, откинувшись на канапе красного дерева, тихонько зевнула, прикрывшись изящным веером из слоновой кости. Она сидела в небрежной позе, позаботившись, чтобы полупрозрачное платье, слишком легкое для зимнего вечера, не скрывало ее безупречные ножки.
– Если вы стремитесь к титулу короля, сударь, – сказала она с улыбкой, – то, быть может, стоит отказаться от обращения «гражданин» и «гражданка». Они вышли из моды и, я бы сказала, не приходятся ко двору, тем более королевскому. От них несет коммуной и лавочниками.
Финансист покраснел, как школьник, пойманный на ошибке, и принялся теребить концы пышного шейного платка, закрывавшего ему пол-лица.
– Я… да… Может быть, вы и правы. Ну, так я, мадемуазель, продолжу свою речь в словах, которые вам больше по вкусу. В общем и целом я хочу, чтобы вы поняли главное: человеку с моим положением нужна необыкновенная любовница. Потрясающая, незаурядная. Женщина несравненной красоты. А в Париже никто не сравнится с вами.
– Комплимент прямолинейный, но не лишенный приятности.
– Я говорю то, что есть, вот и все. На мой взгляд, вы королева Парижа. И не я один так думаю. Многие со мной согласны и считают, что за вами по степени привлекательности следуют красавица Тальен и гражданка… простите, виконтесса де Богарне, у них тоже есть блеск. Но я хочу вас.
Мадемуазель Ланж сурово посмотрела на своего гостя и приподнялась, пряча безупречную ножку под подол.
– Сударь! Об этом мы тоже говорить не будем!
Поставленный на место, Льётро-Борегар не знал, как продолжить разговор, и решил идти напролом. В конце концов, у этой красавицы больше всех самых разных поклонников, она должна привыкнуть к тем, кто хочет иметь с ней дело! Он не без труда вылез от узкого кресла и отважно уселся на канапе рядом с красавицей. Место это было куда выигрышнее кресла, отсюда было гораздо лучше видно все, что скорее открывало, чем прятало глубоко декольтированное по последней моде мервейёз[11] воздушное платье.
