— С моим отцом?
— Со всеми людьми. У меня ничего больше нет. Это все равно, что умереть.
Несколько секунд ничего не было слышно. Затем молчание нарушил тихий голос Рей.
— Ты не умрешь — я буду защищать тебя. Нам пора. Прощай.
Шут оборвал ментальный контакт, обливаясь холодным потом. Его можно было понять — начиналась боевая операция.
Евы медленно поднялись с земли и заняли подготовленные позиции. Ноль — Первый залег с пушкой за небольшим заградительным валом, Нулевой с щитом в руках присел чуть впереди и справа. Шут зажмурился, унимая нервную дрожь, потуже съежился за холмиком и снова потянулся к разуму Евангелиона, концентрируясь на подавлении его воли, облегчая Рей установление полного контроля. Гигант безмолвно ревел, но против двоих уже ничего поделать не мог. Словно издалека Шут различал в ментальном пространстве резкие команды, отдаваемые голосом Кацураги и взволнованные рапорты технического персонала, а собственное тело едва ощущал.
"Щит продержится семнадцать секунд", — выплыла из ослабившего защиту в ходе синхронизации сознания Рей услышанная на брифинге фраза. — "На перезарядку пушки уйдет двадцать секунд. Синдзи, постарайся попасть с первого раза".
"Двадцать минус семнадцать будет три", — блеснул знанием арифметики Шут. — "За аналогичное время Рамиэль успел проплавить в Ноль — Первом порядочную дырку и довел Синдзи до болевого шока. Только бы он попал с первого раза. Я ведь сейчас частично связан с разумами Рей и Нулевого. А значит, их ощущения частично передадутся и мне. Черт, только бы он попал…"
Голос Кацураги между тем отсчитывал секунды до выстрела:
— Пять.
Спокойно. Просто успокойся и делай то, зачем тебя сюда позвали.
— Четыре.
В конце концов, ты все равно ничего не сможешь поделать при всем желании.
— Три.
Ага, только в этом как раз и дело. Ужасное ощущение.
— Два.
Истеричный выкрик на самом краю слышимости:
— Внутри объекта зафиксирована высокоэнергетическая реакция!
"Не успели?!"
И сильный грохот, донесшийся с позиции Ноль — Первого. По какому бы принципу не работала позитронная пушка, шума она создавала немало. Слабая вспышка выстрела на краткий миг озарила окрестности, а потом откуда–то сбоку прогремел огромной силы взрыв, накатила волна горячего воздуха — Ангел промахнулся буквально чуть–чуть.
— Промахнулись! — в голосе Мисато сквозила самая настоящая паника. — Перезарядить орудие! Начать охлаждение ствола!
"Ангел не станет ждать, пока мы его убьем", — мелькнула запоздалая мысль. — "А это значит, что…"
Додумать Шут ничего не успел. Дикая картинка перед его глазами, являвшая собой причудливую смесь собственного и Нулевого зрения, дернулась, когда Рей загородила собой Ноль — Первого, а потом к его рукам словно прижали раскаленные пластины.
"Черт, больно!"
Неизбежная издержка соприкосновения душ. И если он, соединенный с Нулевым лишь бесконтактным каналом, сейчас с трудом сдерживал крик, что же чувствовала Рей?
"Перезарядка займет двадцать секунд".
Щит ни черта не защищал, вдобавок поток плазмы частично огибал его по краям. Нулевой уже даже не ревел, а истошно и оглушительно вопил в своем ментальном пространстве. Ему приходилось тяжелее всех, это его сейчас сжигал плазменный шторм, его плоть жарилась заживо под броневыми пластинами, удерживая раскаляющийся щит. Рей пока держалась, направив все усилия на то, что бы удержать контроль над беснующимся от боли существом.
"Девятнадцать секунд… надо выдержать…"
Рей испустила тихий стон. Какими бы божественными силами не обладала ее душа, человеческое тело в этот момент сполна проявило свою хрупкую природу. Находясь в жидкой среде LCL, она рисковала свариться заживо даже при успешном исходе операции, и даже спустя всего две секунды она чувствовала, Шут чувствовал, что в капсуле становится теплее.
"Восемнадцать секунд… всего лишь восемнадцать секунд…"
Шут скрючился на земле, стиснув зубы так, что сводило челюсти. Потерпи еще немного. Тебе ли не знать, что такое боль? Да то, что ты чувствуешь сейчас, сущая ерунда по сравнению с психическим пробуждением. Когда ты висел в пустоте, а глаза выгорали в незримом огне — вот тогда было больно. И когда лежал в больнице, с замотанным бинтами лицом, а в непривычный еще мозг врезались несмолкающие ни на секунду голоса — тогда было больно. А это что? А это… это тоже больно.
"Семнадцать секунд… медленно, слишком медленно…"
Не ослабляй волю, сохраняй контроль, не дай Нулевому вырваться, хоть делать это с каждым мгновением все сложнее. Да, тебе больно. Но той, кто попросила тебя защитить ее, сейчас еще больнее. Больно. Держись, не можешь же ты спасовать там, где может выстоять девчонка–подросток? Ты, который прошел все земные ады и не только выжил, но и не сломался. Или сломался? Больно. Что Рей говорила про страх? Не помню. Больно.
"Шестнадцать секунд… или целая вечность…"
Если я умру — меня заменят. Чьи это мысли? Рей. Ты поэтому так спокойна, поэтому готова умереть? Твое дело продолжит твоя копия. Только это уже будешь не ты, да. Сейчас, когда ты корчишься от боли в пилотском ложементе, барьеры вокруг твоего разума слабеют, и я могу увидеть то, что ты скрывала от меня. Смерть. Это то, чего ты жаждешь. Ты существуешь как человек, но бессонными ночами осколок души Пра — Ангела в тебе берет верх, и это тело начинает казаться тебе душной тюрьмой из дряхлой материальной плоти. И единственный, кто может даровать тебе освобождение из нее — Икари Гендо. Освобождение от боли, что сейчас тебя терзает.
"Пятнадцать секунд… держитесь…"
Ненавижу. А это Нулевой. Ненавижу! Не дергайся, приятель, мы тут все не на курорте. Ненавижу!!! Мне тоже больно, но я держусь. Жалкий Лилим!!! И Рей, которую ты так не любишь, она тоже держится. Пришелец!!! А знаешь, я ведь легко могу убежать от этого. Просто взять и оборвать контакт, но я этого не делаю. Умрите!!! Если я уйду — ты вырвешься из под контроля Рей, и будешь спасать собственную полу–ангельскую шкурку, отойдешь в сторону и дашь Рамиэлю уничтожить позитронное орудие. И вместе с ним — мою надежду на выживание. Ничтожная тварь!!! Все просто: если я останусь — возможно, я умру. Если я убегу — я однозначно умру, но на несколько минут позже. Приятно делать свой выбор проще. И даже не надейся, добровольно я тебя не отпущу, сколько бы ты не дергался.
"Четырнадцать секунд… вы там спите что ли, уроды?…"
Не теряй сознание, Рей, не вздумай. Без меня тебе труднее, но я без тебя вообще ничего не смогу. Слишком много боли? Так впусти меня в свой разум, отдай мне всю свою боль. Сейчас я на многое готов пойти лишь бы ты выстояла. Не упрямься, ты призвала меня лишь за тем, что бы помочь тебе выполнить свою задачу. Мозгам своим не верю, ты боишься, что я увижу в тебе что–то, чего видеть не стоит? Рей, на своем недолгом веку я видел такие ужасы, от которых у обывателя бы зашевелились волосы на голове. Причем большая часть этих ужасов жила в головах этих самых обывателей. Ты даже не представляешь, сколько самой разной грязи зачастую скрыто под налетом добропорядочности. Вот так, умница… Агхххр!
"Тринадцать секунд… сколько я еще выдержу?…"
Это не просто беглый взгляд в чужую душу, привычный и обыденный. Это — единение. Краткая вспышка, и вот уже Шут не корчится на пожухлой траве, а стоит на пути чудовищного потока пламени, удерживая перед собой быстро выгорающую керамическую пластину. Пламя повсюду. Оно бьет в щит, оно окутывает закованное в титановую броню тело, оно течет по венам, заменив собой кровь. Где–то на задворках сознания слышен рев Нулевого, но сейчас это несущественно. За спиной с оружием в руках залег Ноль — Первый, тот, кого надо защитить любой ценой. А любой ли? Если сейчас тебя настигнет смерть — какой прок в том, что бы держаться до последнего? Есть ли смысл идти на верную гибель в борьбе за выживание? Додумать Шут ничего не успевает, разум захлебывается под новой волной боли.
"Двенадцать секунд… Синдзи, быстрее…"
Тело Евангелиона неподвижно, пока еще удерживаемое слабеющей волей двух существ, которые нечто большее, нежели просто люди. Но разум его бьется и ревет в нестерпимой муке, пытаясь вырваться из–под плазменного луча, разорвать оковы, что наложили на него два пришельца. В какой–то момент граница между их сознаниями расплывается, смазывается. Нулевой перестает ощущать свое тело, крепкое и сильное, наделенное почти божественным могуществом. Он чувствует себя маленьким и слабым, запертым в несовершенном теле Лилима, таком хрупком и беззащитном. Его пальцы скребут ногтями землю, зубы стиснуты почти до треска, мышцы напряжены до такой степени, что вот–вот лопнут. И даже нет сил навредить этому телу, что бы изгнать из себя разум Лилима.
"Одиннадцать секунд… половина пути…"
