К тому же, они быстро умирают. Учитывая смерть Сандерса… возможно, это не одно и то же животное. Даже скорее всего, не одно и то же.
Впрочем, с людьми частенько происходит также и их тоже легко спровоцировать, хоть и без вируса бешенства в крови. Животные хотя бы не виноваты, что болеют, а какое у людей оправдание?
Коннор потер затылок. Рори Джонсон, в честь которого завтра могут и уроки отменить, был той ещё бешеной тварью: травил более слабых — однажды Коннор видел, как Рори с дружками подхватили одного из «ботанов» и ударили яйцами прямо об столб, — издевался над Кэрол, избивал тех, кто смел ему возражать… Да вот только всё это забудется, останется лишь фотография с траурной лентой да сожаления о его смерти, смутные или явные.
Коннор примерно представлял, что будет дальше в городе.
Шериф объявит комендантский час, ведь обе смерти произошли ночью, значит, медведи или кто они там, выходят лишь в тёмное время суток. Охренеть, как нелогично, кстати. Мистер Скарборо потребует, чтобы чертовых животных хоть кто-нибудь уже пристрелил, пытаясь скрыть за этим решением панику. И в итоге найдется несколько охотников, достаточно отбитых на всю голову, чтобы забраться поглубже в лес и всадить в бешеного бунтаря несколько пуль. Если уже не нашлось.
Может, даже его отец будет в числе этих охотников. И Коннор в душе не представлял, как к этому относиться.
— Давайте помолчим в память о Рори Джонсоне, — завершил свою речь мистер Питерс. — Он был отличным учеником и хорошим парнем, и Баддингтаун Хай будет его не хватать.
Коннор сомневался, что тем, кого доставал Рори, будет не хватать его доёбок, но понимал: высказывать сейчас подобное мнение будет грубо. Дотронувшись кончиком языка до разбитого уголка губы, он вместе со всеми поднялся на ноги.
Обернувшись на Хизер, он увидел, что она стоит, обхватив себя руками и зажмурив глаза. В сердце словно воткнулась тонкая игла, и Коннор едва не зашипел от блядской душевной боли.
Как же он хотел её обнять…
И как же, он чувствовал, она в нём нуждалась. Почему-то Коннор был в этом уверен.
Боже, он понимал, что его чувства, его попытки что-то изменить между ними могут разрушить ей жизнь. Возможно, и ему тоже. Но не мог противиться своим чувствам; у него просто не получалось.
Священник бы сказал, что он сгорит за это в Аду. Психолог — что им манипулировала взрослая женщина, а он сам — жертва.
Коннор бы сказал, что все его действия — это не результат чьих-то манипуляций. Он хотел всего, что он делал. И он полностью осознавал последствия, для себя и для неё, но не мог остановиться.
Наверное, это делало его сраным эгоистом. Но Коннор знал, что, если Хизер вдруг, каким-то чудом, захочет быть с ним… он сделает всё, чтобы раньше выпускного никто об этом не узнал. Он не мог рисковать её судьбой.
И пока плохо представлял, что делать дальше.
Уроки на остаток дня были сорваны. Ученики обсуждали какие-то активности в память о Рори, кто-то предлагал повязать на запястье черные ленточки, а кто-то — испечь пирог для его родителей. Шепотом высказывались предположения, кто же теперь станет капитаном команды. Наверное, те, кто называл имя Джейми Кина, у которого с Коннором были свои «тёрки», не были далеки от истины: он всегда цеплял капитанскую повязку, если Рори не мог выйти на поле.
Крис, в целом, тоже считал, что на поле капитаном выйдет Джейми. А ещё радовался, что про драку Коннора с Рори никто не узнал, и того не отстранили от тренировок и игр еще недели на три. Без хорошего полузащитника им совсем пришел бы конец.
Коннор только плечами пожимал: что ж теперь? Сам виноват.
С мисс Ньюман, урока которой для двенадцатиклассников не было из-за собрания, Коннор столкнулся случайно: заходил в библиотеку, чтобы заказать нужную для доклада книгу, а, выходя, врезался прямо в Хизер. Или она — в него.
Хизер была так близко, что у него перехватило дыхание.
— Прости…те, мисс Ньюман, — выпалил он, чувствуя, как едва не потерял субординацию прямо у всех на глазах. Её имя вот-вот грозилось сорваться с языка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А ведь она даже не позволяла ему звать её по имени!
— Здравствуй, Коннор, — она улыбнулась. — Как твой синяк?
Казалось, она хотела коснуться его щеки, но передумала в последний момент.
— Заживает.
— Ну, ты подумал о моем предложении?
Твою мать.
Коннор едва не треснул себя по лбу. Он совсем забыл про конкурс — весь вечер он витал в облаках даже на работе, а когда опускал себя на землю насильно, всё равно не вспоминал про эссе. Черт.
— Да, я думаю, что это отличная возможность, — он мог бы отказаться, и никто не сделал бы ему ничего, но Коннор и не подумал сказать «нет».
Где-то в глубине души у него, возможно, теплилась надежда, что Хизер захочет обсудить с ним эссе, подсказать, как его улучшить. Он с радостью бы проводил с ней время, даже просто глядя на её лицо, на её губы, на вздернутый носик. Слушал её голос. Болтал с ней, пусть даже и про его конкурсную работу или о книгах, которые ему стоит освежить в памяти к следующему этапу.
Коннор просто хотел быть рядом. И надеялся, что ничего не испортил.
— Тогда заполни заявку на сайте колледжа и добавь свою работу вложенный файл с эссе. Если будут вопросы, я помогу. И если пройдешь на следующий этап — тоже помогу.
Фраза «ты же мой ученик» тяжело повисла между ними.
Коннор невольно скользнул взглядом на губы Хизер. Заметил, как она нервно провела языком по нижней губе. Вашу ж мать…
Он был уверен: Хизер всё помнит, как бы ни старалась забыть.
— Коннор… — тихо позвала она.
— Мисс Ньюман?
Она помедлила.
— На случай, если ты вдруг захочешь поговорить… о Рори. Ты ведь знал его, хоть вы и подрались тогда. Если захочешь поговорить, я… — ей тяжело дались эти слова, — я готова выслушать тебя.
Коннор отвел взгляд.
Что ещё он мог сказать о Рори, кроме того, что и так сказал? Что Джонсон был полным кретином? Это знали все. Что он считал: за капитанскую повязку ему всё можно? Тоже такой себе секрет Полишинеля. Коннор не страдал от его смерти, они даже друзьями не были. Но это не значило, что смерть Рори не ужасала его.
— Спасибо, мисс Ньюман.
Хизер осторожно дотронулась ладонью до его груди. Тут же убрала руку, понимая, что их могут увидеть. Прикасаться к ученикам, кроме как положить им ладонь на плечо, было нежелательно, Коннор знал.
Его как током прошило от макушки до пят.
Кажется, её тоже. Хизер вздрогнула, сделала шаг назад.
Стало жарко.
Коннор смотрел на неё сверху вниз и думал: какая же она маленькая, и красивая, как эльф, и почему он раньше не замечал, что выше её почти на голову? Ладно, чуть меньше, чем на голову, но всё же.
— Ты знаешь, где меня найти, — произнесла она тихо. Так тихо, что он подумал: показалось.
А Хизер уже зашла в библиотеку, и Коннор услышал её голос, негромко интересующийся, где тут секция пособий для учителей.
Будто и не было ничего. Ни тогда, ни сейчас.
*
Дома гремел скандал.
Коннор вернулся около одиннадцати, после дневной тренировки и нескольких часов работы в кинотеатре, сегодня — на жарке чертова попкорна на три дня вперед. Он мог зуб дать, что воняет попкорном за милю.
Первым, что он услышал, был голос матери, кричавшей на отца.
Ничего нового: родители часто скандалили. Из-за отцовской выпивки, из-за его небольшой зарплаты, из-за отсутствия интереса к жизни детей. Когда Кэрол была маленькая, она плакала, закрывшись в своей комнате, и Коннор часто приходил успокаивать её, пока она не засыпала, наревевшись. У него самого скребло в горле из-за родительских воплей, но он рано научился не плакать из-за этого. Хоть кто-то в семье должен был быть спокоен.
Потом и Кэрол разучилась плакать, и начала реветь снова только после того, как Сью начала свою травлю.
— В городе черте-что творится, а ты собрался на охоту?! — бушевала мать.
— И что такого?!
