Венгр постоянно проходил мимо кафе, откуда доносилась милая его сердцу музыка, и всякий раз при этом по-медвежьи неуклюже пускался в пляс. При этом он отходил вперед от основной группы с охранниками ярдов на тридцать, до угла улицы, куда затем сворачивал. Получалось, что примерно с минуту он оставался вне поля зрения охранников, один-одинешенек и вполне уязвим. Вростик оказался не столь уж замечательным агентом, подумал Роган, раз эта минута никак не отражена в его досье. Если только о ней не забыли упомянуть специально.
Роган продолжал слежку и проверку. Поначалу ему казалось, что бордель — самое подходящее место, где можно застать Паджерски врасплох. Но затем выяснилось, что у входа в комнату, где забавляется с девушками Паджерски, неизменно занимают пост два дюжих охранника из тайной полиции.
Да, следовало признать, подобраться к Паджерски будет проблематично. О проникновении в квартиру или офис и речи быть не могло. Остаются вечера. Если венгр пустится в пляс на улице и свернет за угол, у Рогана будет минута, чтобы пристрелить его и обратиться в бегство. Но минуты явно недостаточно, чтобы скрыться от преследования. Мысленно Роган восстанавливал каждый шаг Паджерски, пытаясь отыскать фатальную брешь в охране этого человека. Задача не решалась. Положение осложнялось еще и тем, что Паджерски, перед тем как умрет, должен узнать, за что его убивают. Для Рогана это было важно.
Времени оставалось все меньше. Шел шестой день пребывания Рогана в Будапеште.
Майкл проснулся за час до рассвета. Во сне он видел, как играет в шахматы с Паджерски, а тот твердит ему: «Ты глупый америкашка, тебе будет мат через три хода». А он, Роган, не сводит глаз с доски, выискивая возможность как-то уклониться от поражения, сделать правильный ход, смотрит на огромного белого короля, вырезанного из дерева. И вот, хитро улыбаясь, Паджерски берет этого короля и начинает почесывать подбородок его заостренной на конце короной. Как бы намекая тем самым… Роган резко сел в постели. Сон дал ему ответ. Теперь он точно знал, как убьет Паджерски.
На следующий день он отправился в консульство и сказал, что хочет видеть Вростика. А когда рассказал агенту, какие инструменты и прочее оборудование ему необходимы, Вростик изумленно уставился на него, однако Роган ничего объяснять не стал. Вростик сказал, что на то, чтобы раздобыть требуемое, уйдет весь остаток дня. Роган кивнул.
— Тогда зайду завтра с утра и заберу все. А завтра вечером ваш друг Паджерски будет мертв.
Глава 15
Каждый день, проведенный Розали в Мюнхене, был похож на предыдущий. Она осталась жить в том же пансионе, решила там дождаться Рогана. Она изучила расписание Мюнхенского аэропорта и узнала, что есть регулярный рейс из Будапешта и прибывает самолет в 10.00 вечера. После этого каждый вечер она отправлялась в аэропорт и ждала в зале прилета, смотрела на пассажиров, прибывших из Будапешта. Она чувствовала: возможно, Роган уже никогда к ней не вернется, не захочет вовлекать ее в расправу над фон Остеном. Но поскольку он был единственным мужчиной, единственным человеческим существом, которому она была небезразлична, каждый вечер она ездила встречать его в аэропорт. Она молилась о том, чтобы он не погиб на Сицилии; потом прошло время, и она стала молиться о том, чтобы его не убили в Будапеште. И что бы там ни случилось, она приготовилась встречать и ждать его каждый вечер до конца своих дней.
К концу второй недели она отправилась за покупками в центр города. Там, на площади, возвышался Мюнхенский дворец правосудия. Он каким-то чудом уцелел во время войны, теперь здесь располагались городские суды по уголовным делам. Именно в его залах судили начальников и охранников нацистских концентрационных лагерей, которые должны были ответить за военные преступления. Почти ни одна сессия не обходилась без подобных судебных заседаний.
Повинуясь какому-то внезапному импульсу, Розали прошла в массивное здание. И, оказавшись в холодном темном холле, принялась изучать вывешенное на досках объявлений расписание судебных слушаний — может, как раз сегодня на одном из процессов председательствует фон Остен. Но его фамилии нигде не значилось. Затем ее внимание привлекло объявление на небольшом клочке бумаги. Муниципальная система судопроизводства искала санитарку для работы в кабинете оказания скорой помощи, что находился в здании суда.
И, снова повинуясь импульсу, Розали подала заявление о приеме на работу. Во время пребывания в сумасшедшем доме она поднаторела в медицине. И ее приняли с удовольствием. Во всех послевоенных городах Германии ощущалась острая нехватка медицинского персонала низшего звена.
Кабинет оказания срочной помощи располагался в подвальном помещении Мюнхенского дворца правосудия. Там был отдельный вход, небольшая дверца, открывающаяся в огромный внутренний двор. Заглянув туда, Розали с ужасом осознала: именно в этот двор вынесли и бросили на гору мертвых тел раненого Рогана.
Сколь не покажется странным, но работы здесь хватало. Жены приговоренных к долгим срокам заключения преступников теряли сознание, и их приносили сюда привести в чувство. Пожилым мошенникам всех мастей становилось плохо с сердцем во время процесса. Обязанности Розали носили скорее не медицинский, а секретарский характер. Она должна была регистрировать каждый подобный случай в большой амбарной книге, что лежала на столе при входе. Она немедленно очаровала своей красотой молодого дежурного врача, и он пригласил ее пообедать. Розали с вежливой улыбкой отказалась. Кое-кто из судебных приставов, провожавших своих внезапно заболевших клиентов в кабинет, спрашивал, не желает ли она поработать у них в офисе. Она улыбалась и вежливо отвечала, что не желает.
В Мюнхенском дворце правосудия ее интересовал лишь один человек — Клаус фон Остен. Когда он председательствовал в суде, она старалась присутствовать на заседании под предлогом, что идет на обед.
Он оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Страшно некрасив, даже уродлив, но держится с достоинством. Голос такой добрый, тихий и мягкий. Он обращался с обвиняемыми безупречно вежливо и даже с оттенком искреннего сострадания. Она своими ушами слышала, как он зачитывал приговор преступнику, признанному виновным в особо жестоком, даже садистском преступлении, и в голосе его не звучало при этом суровости и категоричности, присущих судьям в таких случаях. Он позволил осужденному сохранить свое достоинство.
Как-то раз на улице возле Мюнхенского дворца правосудия она вдруг поняла, что идет следом за ним. И продолжила свой путь, соблюдая дистанцию. Шел фон Остен прихрамывая, одна его нога была короче другой. Его сопровождал детектив-охранник в штатском, вышагивал позади в нескольких метрах и был явно настороже. А вот фон Остен, похоже, ничего вокруг не замечал, был погружен в свои мысли. Он всегда выглядел сосредоточенным, углубленным в себя, что, впрочем, не мешало ему вежливо отвечать на приветствия знакомых, встреченных на улице, а также водителя своей служебной машины.
Розали заметила, что человек этот наделен каким-то особым магнетизмом. К нему с уважением относились коллеги-судьи, секретари и судебные приставы, а также адвокаты, вступающие с ним порой в жаркую полемику. Как-то раз на улице с ним столкнулась женщина, нагруженная целой кучей свертков, и фон Остен помог ей подобрать их, хотя и морщился при этом от боли. Причем делал он это с искренней любезностью. Трудно было поверить, что Роган ненавидит этого человека.
Розали собирала о фон Остене всю доступную ей информацию, старалась для Рогана, возвращения которого ждала с таким нетерпением. В частности, ей удалось узнать, что фон Остен женат на даме, известной в самых высоких светских кругах Мюнхена, к тому же еще и аристократического происхождения. Она была значительно моложе фон Остена. Детей у них не было. Розали узнала, что в руках фон Остена сосредоточено куда больше политического влияния, нежели у других городских чиновников самого высокого ранга, даже у бургомистра. Мало того, он пользовался поддержкой чиновников из государственного департамента США, которые считали его истинным демократом, антифашистом и антикоммунистом.
Но, несмотря на все эти факты, Розали было достаточно знать, что ее Роган ненавидит этого человека всеми фибрами души, а потому все эти заслуги и положительные качества ничего не значили в ее глазах. Она вела дневник, записывала в него все привычки фон Остена в надежде, что это может пригодиться Рогану, поможет ему расправиться с заклятым врагом.
И каждый вечер, ровно в 10.00, ждала в аэропорту прибытия самолета из Будапешта, глазами выискивала в толпе Рогана, уверенная, что он вернется к ней.
Глава 16
Прямо с утра, в свой последний день пребывания в Будапеште, Роган уничтожил досье, собранное им на семерых своих мучителей. Затем тщательно перебрал все другие бумаги и документы, соображая, что может пригодиться в дальнейшем. И решил, что ничего, кроме паспорта.
