— Вы так и не признали, что я говорю правду, но все равно мне стало легче.
— Тем не менее я не исключаю возможности того, что вы являетесь сообщницей убийцы, — добавил Пруст.
Джим издал какой-то звук, очень напоминавший смех. Я в качестве предупреждения потянула за поводок.
— Вот чер… то есть ну и ну. Думаю, вы не поверите мне на слово, если я скажу, что это не так?
— Я бы предпочел неопровержимые доказательства, — ответил он, старательно изображая безразличие.
Я вздохнула:
— Если бы они у меня были, я бы вам их предоставила.
Инспектор еще несколько минут наблюдал за рекой.
_ Что вы нашли в круге во время визита в квартиру мадам Довиль?
Я искоса посмотрела на него. Казалось, ответ его не интересовал, как будто он просто коротал время, говоря о чем-то невинном вроде погоды. Теперь я должна была что-то соврать, иначе он решил бы, что я совершенно не в своем уме.
— Не слишком много. Кроме пепла, там была еще соль.
Он кивнул, подождав, не продолжу ли я. Я поерзала на месте, пытаясь сообразить, что бы такого сказать ему, чтобы это прозвучало не слишком безумно.
— Тот, кто нарисовал круг, хотел вызвать Астарота, князя демонов.
— Князя демонов? Весьма оригинально. — Голос инспектора был совершенно бесцветным. — Зачем кому-то делать подобное?
— Все, сдаюсь, я в вашей власти, — ответила я, слегка пожав плечами. Это получилось не так выразительно, как у него, но тем не менее я осталась довольна.
— Пока еще нет, но вы там окажетесь, если я пойму, что вы меня обманываете.
Я снова искоса посмотрела на него, боясь, что он шутит, и встретила серьезный взгляд карих глаз.
— О. Э-э-э…
— Для женщины, в первый раз оказавшейся в Париже, вы на удивление быстро познакомились с подпольным оккультным обществом, существующим в Латинском квартале.
О боже, неужели он видел, как я целовалась с Дрейком в «Черном и белом»?
— Можно даже сказать, что вы вполне уютно чувствуете себя среди этих людей, как будто вас здесь ждали.
— Да я ни одной души не знала, когда приехала сюда! — искренне воскликнула я и снова покосилась на него: левая бровь инспектора была поднята, выражая откровенное недоверие.
— Вот как? Я вынужден вам напомнить, что вы необыкновенно быстро завели близкое знакомство с некоторыми личностями.
Он видел, как мы с Дрейком целовались! Черт!
— Э-э-э…
Пруст бросил окурок на тротуар, придавил его каблуком и встал.
— Хочу дать вам один совет, если вы не возражаете, мадемуазель.
— Да пожалуйста, все, что вам угодно, — ответила я и тоже поднялась.
— По-моему, один английский поэт сказал: «Не все то злато, что блестит»[14]. А я скажу так: часто человек, кажущийся совершенно положительным, на самом деле — законченный негодяй.
С этими словами инспектор Пруст погладил Джима по голове и зашагал по мостовой в сторону дома мадам Довиль.
— Ну, как тебе это? Как ты думаешь, это он обо мне сказал? Или о ком-то еще? А если да, то о ком?
— Откуда мне знать? Я же заблудившаяся, бездомная, никому не нужная собака, которую ты из милости взяла к себе, — отрезал Джим. — Ты заметила, что он меня погладил? Ты могла бы почаще так делать. Это не трудно.
Я скорчила гримасу:
— Могу я тебе напомнить, что ты демон, а не собака, а всем известно, что вещи, которые нравятся смертным, например ласки, демоны считают отвратительными?
— Я сказал только, что ты могла бы почаще меня гладить, — с большим достоинством ответил Джим и отправился помочиться на ближайшую урну.
Я размышляла о том, что же теперь делать. Хотя инспектор Пруст и сказал, что с меня сняты подозрения в убийстве, он явно связывал меня с преступлением. Это означало, что с паспортом можно попрощаться. Мне по-прежнему было необходимо выяснить, кто начертил круг; однако, несмотря на полученную зацепку в виде имени демона, побывавшего в квартире, я затруднялась найти ответ на этот вопрос.
— Могу побиться об заклад, что мерзкий крысеныш Дрейк это прекрасно знает.
— А я думал, что он зеленый виверн.
Я развернулась к Джиму, погладила его по голове и даже немного потрепала за ухом.
— Перестань стонать, тебя люди слышат.
— Собаки стонут, когда их чешут за ухом, — невнятно ответил Джим.
Я схватила поводок и отправилась в сторону моста Мари.
— Это точно, но псы при этом не приговаривают: «Ой, мамочки, вот здесь, здесь еще!» Есть какие-нибудь мысли по поводу того, где в Париже виверн может устроить себе жилище?
— Посмотри в телефонной книге, — посоветовал Джим.
Я бросила на него угрожающий взгляд:
— Не говори глупостей. Дрейк — могущественный Дракон, виверн, бессмертный. Он не станет заносить свое имя в телефонную книгу, как простой человек.
— Если ты бессмертный, это еще не значит, что ни у кого не может возникнуть желания тебе позвонить, — заметил Джим.
— Хорошо, я посмотрю, но это пустая трата времени, — проворчала я и повернула к телефонной будке. — А ты пока мог бы тоже поработать, вспоминая все места, где драконы обычно… Черт меня возьми!
— Я же тебе говорил, — самодовольно произнес Джим, пока я пялилась на страницу. Там стояло имя Дрейка, черным по белому.
— Ну, я просто теряюсь, — вздохнула я, записывая адрес. Мне захотелось тут же позвонить Дрейку, но я решила, что лучше неожиданно появиться в его квартире с требованием отдать акваманил. Хотя вряд ли он отдаст его по первому требованию… — Инспектор Пруст упоминал Амели. Наверное, мне следует с ней поговорить. Он считает ее важным лицом среди оккультистов; может, она сумеет пролить свет на убийство или, по крайней мере, на то, кто мог бы вызвать Бафамала. Или стоит пойти прямо к Дрейку и попытаться проникнуть в квартиру? Можно, конечно, заглянуть в «Черное и белое» и поискать там Офелию и Пердиту…
— Кого?
— Это сестры, викканские колдуньи. Я познакомилась с ними в клубе.
— А-а-а. Или — мой план намного лучше — можно пойти и угостить меня ланчем.
— Ты же только что завтракал, — рассеянно произнесла я, пытаясь решить, что логичнее сделать дальше.
Проблема состояла в том, что логика, очевидно, со мной поссорилась.
— Это было несколько часов назад, — скулил Джим. — Я хочу есть. Это тело нужно кормить. Часто.
— Хорошо у тебя получается, — сказала я своему лохматому демону, когда мы зашагали дальше по улице. — Жалостливые нотки в твоем голосе прямо сердце разрывают.
— Тебе-то что, у тебя сердца нет, — фыркнул Джим. Я засмеялась, чем наверняка на несколько пунктов улучшила свою карму, потому что жизнь моя отнюдь не располагала к веселью, и похлопала по большой черной голове, покачивавшейся рядом со мной:
— Бедный маленький демон. Ну ладно, быстро поедим, но смотри, только быстро. Я должна вернуть свой акваманил.
Мы перекусили в небольшом кафе, затем, торопясь поскорее попасть в нужное место, я поддалась соблазну и позвонила Рене узнать, нельзя ли нанять его на несколько часов.
— Тебе нужна помощь в поисках пропавшего дракона? — спросил он. — Я тебе помогу. Я знаю половину Парижа. Где ты?
— Около моста Мари.
— Встретимся на правом берегу. Буду через пятнадцать минут. Потом составим маршрут, хорошо?
— Конечно, но мне кажется, я уже знаю, где дракон. Трудность состоит не в том, чтобы его найти, а в том, чтобы его… гм… освободить.
— Ah, bon! Vive la liberation! — воскликнул Рене, объяснил мне, куда идти, и повесил трубку.
— Не забывай правила, — напомнила я Джиму, когда через пятнадцать минут к нам подъехала машина Рене. — Ты — простой пес. Никакого смеха, никаких презрительных ухмылок, никаких выпученных глаз и никаких разговоров.
— Ну ты перестраховщица, однако, — сказал Джи когда я открывала дверцу машины.
— Ты сегодня выглядишь tres bon Одежда без кровавых пятен! Хорошо, правда? — заметил Рене через плечо. Увидев Джима, забиравшегося вслед за мной, он удивленно распахнул глаза. — Ты завела домашнее животное?
— Э-э-э… Ага. Этот пес заблудился. Я его нашла. Вот адрес Дрейка…
— Пес? А я думал, это жеребенок, — фыркнул Рене, трогаясь с места.
— Если бы я был жеребенком, я бы не поместился в твоем старом скрипучем такси! — огрызнулся Джим.
Рене издал какой-то неопределенный звук и нажал на тормоза. Позади нас раздался скрип шин об асфальт, за которым последовали длинный автомобильный гудок и цветистая ругань.
— Джим! — взвизгнула я, схватив пса за ухо.
— Ой, мне больно! Ты свидетель, Рене. Это жестокое обращение с животными. Ее можно за это в тюрьму посадить, правда?
Рене развернулся, уставившись на нас выпученными глазами и переводя взгляд с меня на Джима:
— Ты… ты разве… как это называется, когда человек говорит, а кажется, будто это сказал неодушевленный предмет?
