— Это будет вместо «спасибо»! А потом я уже никогда не стану танцевать.
И она начала танцевать…
…Где ты. Гиацинта? Здесь тебя ждет любовь…
Разгар весны. Черный дрозд открывает желтый клюв и поет холодно и чисто. Утро полно волшебства. Небо, синее в вышине, переходит в бледную голубизну там, где встречается с вершинами холмов. Тебя ждет ветер — пойдешь ли навстречу? Холмы зеленеют для тебя. В зеленоватом тумане стоят высокие буки, на них воркуют лесные голуби. По белой дороге, по полям примул пришел тот, кто ищет тебя. Где ты, Гиацинта?
Виггз немного постояла, едва переводя дыхание, а потом стала танцевать снова.
Летний полдень. Солнце льет на землю горячие лучи. «Ку-ку» — доносится из чащи темно-зеленых деревьев. «Ку-ку» — снова кричит птица и улетает, не дождавшись ответа. Поля — зеленые и золотые — мирно спят у полноводной реки. Воздух полон ароматами лета. Где ты, Гиацинта? Разве не это условленное место? Я ждал тебя так долго!
Виггз остановилась, а человек, наблюдавший за ней из-за кустов, тихонько скользнул прочь, взбудораженный увиденным и собственным воображением.
А Виггз полетела во дворец, чтобы сообщить всем, что она умеет танцевать.
— Сказать, как это случилось? — лениво проговорил Удо, увидав Виггз. — Я просто прочитал один стишок — ну, знаешь, задом наперед, и вот, пожалуйста…
— О-о-о!!! — воскликнула Виггз.
Глава 16
Бельвейн развлекается
Удо проснулся, когда вошла служанка и принесла ему утреннюю порцию овсянки. Как только она закрыла за собой дверь, он вскочил, стряхнул солому и произнес со всей возможной решимостью и надеждой:
Бо, бо, бил, бол.Во, во, вил, вол.
А потом, на всякий случай, наоборот:
Вол, вил, во, во.
Бол, бил, бо, бо!
Это действительно был его последний шанс. Обессиленный, принц рухнул на соломенную подстилку и снова заснул. Прошел почти час, прежде чем он проснулся по-настоящему.
Мне не хотелось бы вдаваться в подробности его ощущений. Предоставим это Роджеру Кривоногу. Между нами говоря, Роджер — немного сноб. Отчаяние принца Удо, обращенного в животное, восторг принца Удо, вновь обретшего человеческий облик… Мне кажется, что любой из нас, хотя бы и не принц, обрадовался бы точно так же. Я уверен, вы можете представить, что почувствовал Удо, снова став человеком.
Он прошелся по комнате. Он сто раз посмотрелся в зеркало. Он протягивал руку воображаемой Гиацинте со словами: «Милая принцесса, как вы поживаете?» Никогда еще он не казался самому себе таким привлекательным и таким мужественным. Во время очередного пируэта его взгляд упал на миску с овсянкой, и тут-то он и произнес фразу, которую услышала Виггз и которую я уже имел удовольствие цитировать.
Действительная встреча с Гиацинтой оказалась даже замечательней, чем ему рисовало воображение. Не смея поверить своим глазам, она порывисто схватила его за руку со словами: «О! Удо, дорогой, я так рада!».
Удо подкрутил усы и совсем развеселился. За завтраком (Удо подкрепился на славу) они обсудили планы. Первым делом надо было вызвать графиню. За ней послали служанку.
— Если вы предоставите мне вести допрос, — сказал Удо, — я не сомневаюсь, что мне удастся…
— Думаю, что теперь, когда вы со мной, я смогу вести себя по-другому. Я не буду так ее бояться.
Вошла служанка.
— Ее светлость еще не выходила, ваше высочество.
— Как только она появится, передайте, что я хочу ее видеть.
Удо тем временем высказывал свои соображения:
— Вы мне рассказывали про ее фальшивую армию. Так вот, одно из моих предложений — а я успел придумать множество, пока был… ээ… нездоров — это чтобы она организовала настоящую армию на свои средства и навечно сделалась в ней младшим сержантом.
— Разве это наказание? — наивно спросила принцесса.
— Еще какое! Потом, я придумал…
Снова вошла служанка.
— Ее светлости слегка нездоровится, и она решила остаться в постели.
— А ее светлость не говорила, когда намерена выйти?
— Ее светлость вообще не собирается сегодня выходить. Ее светлость сказала, что она не знает, когда сможет встать.
Служанка ушла, а Удо с принцессой засели в углу, обескураженные неожиданным поворотом событий.
— Не знаю, что и делать, — сказала Гиацинта. — Не можем же мы вытащить ее из постели. Может, она и вправду больна. Вдруг она останется там навсегда?
— Конечно, — предложил Удо, — было бы очень…
— Видите ли, если мы…
— Вероятно, мы могли бы…
— Доброе утро, ваши королевские высочества! — прозвучал как гром среди ясного неба отчетливый голос графини Бельвейн. Она опустилась перед принцессой в необыкновенно изящном реверансе. — Ваше королевское высочество… И милый принц Удо в своем прежнем блистательном обличий!
На графине был восхитительный туалет. В золотом платье с глубоким вырезом, открывающим ослепительную белизну шеи, с двумя прядями темных волос, спускающимися до колен и перевитыми нитями жемчуга, она была похожа на самую настоящую королеву, в то время как Удо и принцесса казались жалкими злоумышленниками, застигнутыми врасплох за обсуждением гнусного заговора.
— Я… я думала, вы плохо себя чувствуете, — пролепетала принцесса, пытаясь прийти в себя.
— Я плохо себя чувствую?! — воскликнула Бельвейн, прижав руки к груди. — Мне казалось, что это его высочество… Но теперь он выглядит как настоящий принц.
Она взглянула на Удо, и в этом взгляде было столько восхищения, юмора, призыва и я не знаю, чего еще, но только у того разом вылетело все из головы и он мог только взирать на нее с изумлением и восторгом.
Несомненно, само ее появление было тонко рассчитанным шагом. Никогда не знаешь, как поведет себя женщина, подобная Бельвейн, но, мне кажется, она намеренно старалась казаться попроще в последнее время, чтобы потом явиться во всеоружии своей красоты. Положение дел действительно складывалось не в ее пользу: принц снова стал человеком, и именно на человека, мужчину, был рассчитан ее новый удар.
А Удо именно сейчас являл собой самую легкую добычу. То обстоятельство, что он снова стал привлекательным для женщин, заслонило в его глазах все остальное. Стать привлекательным в глазах Гиацинты было бы вполне достаточно для любого, но Удо ощущал какую-то неловкость. Он не мог забыть, что принцессе приходилось его жалеть, а быть объектом жалости — не самое достойное положение для мужчины. Другое дело — Бельвейн.
Тем временем Гиацинта полностью овладела собой.
— Довольно, графиня, — проговорила она твердо. — Мы не забыли ваших происков, мы не забыли вашего нападения на принца Удо. Я приказываю вам оставаться во дворце до тех пор, пока мы не решим, что с вами делать.
Бельвейн кротко опустила глаза.
— Повинуюсь приказаниям вашего высочества. Когда я понадоблюсь вашему высочеству, вы найдете меня в саду.
Она бросила еще один мимолетный взгляд на принца и удалилась.
— Я ее просто ненавижу, — сказала Гиацинта. — Что мы с ней сделаем?
— Я думаю, сначала мне следует поговорить с ней самому. Не сомневаюсь, мне удастся вытянуть из нее подробности заговора. В нем могут быть замешаны знатные люди, и в этом случае необходимо действовать с особой осторожностью. С другой стороны, может быть, она просто ошибалась…
— Вы считаете, что она просто ошибалась, когда превращала вас в…
Удо поспешно поднял руку.
— Я это отлично помню. Будьте уверены, она свое получит. Покажите мне дорогу в ее сад.
Гиацинта уже не знала, что и думать о своем госте. Когда она впервые увидела его в человеческом облике, контраст с прежней внешностью был столь разителен, что он показался ей почти тем самым принцем из ее снов. Но каждая следующая минута приносила разочарование: лицо слишком тяжелое, манеры слишком напыщенные, а в недалеком будущем он наверняка растолстеет.
Более того, он вел себя излишне самоуверенно. Принцесса, конечно, нуждалась в его помощи, но не до такой степени, чтобы он хозяйничал в доме, как вздумается.
А Удо, предчувствуя увлекательный день, направился в сад графини. Он уже бывал здесь раньше, но сейчас сад показался ему намного красивее, а женщина, вновь ожидавшая его появления, гораздо более привлекательной.
Бельвейн подвинулась, освободив место на скамье.
— Я всегда сочиняю в саду. Не знаю, как ваше высочество относится к поэзии…
— Чрезвычайно, — ответил Удо. — Сам я, правда, не пишу и не особенно много читал, но я от всего сердца восхищаюсь теми, кто… ээ… ею восхищается. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о поэзии, графиня.
— Не для того? — удивилась графиня. — Но вашему высочеству, без сомнения, знакомы произведения Сахарино — величайшего из бардов Арабии.
