- Это тут при чём?
- А премии, которые получаешь?
Вопросительно приподнимаю брови, постепенно догадываясь.
- А-а-а… так это твоих рук дело? Нам сообщили, что владелец сменился. И увольнение бухгалтерши тоже ты организовал?
- Она позволила себе лишнего по отношению к тебе. Мне такие люди не нужны.
- Надеюсь, она хоть жива?
- Алина, за кого ты меня принимаешь?
- За Богдана Белоусова, ГлавГада всея страны. Ничего не изменилось. Скупаешь фирмы, расширяешь влияние, делаешь что хочешь. Ты же не под своим именем действуешь?
- Конечно, нет.
- Но сути это не меняет, - тяжело выдыхаю. – Спокойной ночи, Богдан Сергеевич.
Вместо ответа он защёлкивает замки на дверях. Я остервенело дёргаю ручку.
- Выпусти меня!
- Нет!
- Выпусти!
Я готова наброситься на него с кулаками, потому что мне хочется излить всю злость и боль, что копились долгие два года. Его речи, его обещания, его фразы – всё выводит из себя. Я не хочу быть вещью, ведь именно так он меня воспринимает. Я не вещь, чёрт подбери!
- Нет.
Он хватает меня за шею, крепко держа ладонью за затылок, и тянет на себя, чтобы впиться в губы, но я брыкаюсь, бью его ладонями по плечам и груди, вынуждая отступить.
- Нет, я сказала нет! И повторяю…Ты не можешь, твою мать, вернуться, как ни в чём не бывало, и вести себя в том же духе. Я не твоя вещь, не твоя пленница, я никто тебе. А ты мне!
Всё это я чуть ли не кричу ему в лицо.
Хотя, конечно, в этих словах очень много неправды.
Он отец моей дочери. Так что «никто» тут не совсем подходит.
Богдан смотрит хмуро, прищурившись, в глазах-щёлочках много неприятия. Кажется, он готов свернуть мне шею.
Но руку убирает.
- Иди и успокойся. А когда придёшь в себя, поймёшь, что я прав.
- Ни черта! – выплёвываю, а потом, дождавшись, когда он откроет дверь, вываливаюсь на улицу.
На дрожащих ногах я шагаю к подъезду.
Вот и поговорили.
Очень мило и продуктивно.
Камень на сердце стал ещё более тяжёлым.
И где-то там вдалеке звучит противный голосок внутренней совести:
«Ты не призналась ему в главном. И он прав… так будет лучше. Для всех».
***
Наутро Слава донимает меня звонками. Я трубку не снимаю, пишу коротко, что мне лучше, но говорить не могу. Теперь с ним точно всё.
А вот ГлавГад молчит. Но уверена, он где-то поблизости. Наблюдает…
Когда иду из магазина с пакетом продуктов замечаю серый седан, он плетётся за мной. Думаю, что это осторожный Богдан сменил машину.
«Вот это тебя и ждёт рядом с ним, - раздаётся в голове. – Постоянные бега, подозрительность, ожидание, что вас могут прихлопнуть, как насекомых».
Но он ведь обещал решить все проблемы.
«Обещать – не значит решить».
Меня разрывает на мелкие кусочки. Я хочу быть с ним, даже не смотря на опасность, но… уж точно не на тех условиях, которые он выдвигает. Рано или поздно, он наиграется и ему надоест.
И для меня очень странно, что эти два года он думал обо мне и искал меня.
«Может, искал для того, чтобы шею свернуть, если окажется, что ты причастна к покушению? Это ведь по его словам, даже через двадцать лет свидетелей и виновных закатывают в бетон».
Мне очень не хочется думать, что это так. И быть закатанной в бетон вместе с ним тоже не хочется.
Но ГлавГад верно сказал, он не признаётся в любви и не льёт в уши мёд.
Он просто берёт своё. И если считает меня своей собственностью, что ж… я попала. Когда-нибудь ему надоест слушать мои нет, и неизвестно, как он поступит дальше.
Контракт. Я заберу тебя. Глава 8
На улице внезапная жара. Мы с Марусей в тенистом сквере. Дочь возится в песочнице с формочками, а я уже свой лимит на «выпекание» куличиков выполнила. Всех моих бабочек, грузовичков, ракушек и динозавриков Маруся разрушила лопаткой. Ей равно нравится как строить, так и ломать. Альбина Сергеевна говорит, что так ребёнок познаёт мир. Так что я сажусь на скамейку и не мешаю этому процессу. Пусть делает, что хочет, только песок не ест. Это я выдержать не могу, хотя я та ещё мать, много чего ей позволяю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда Маруся только родилась, пообещала себе быть ей хорошей мамой и не допускать ошибок моих родителей. Поэтому, когда устала или выведена из себя, выбегаю в другую комнату поругаться в эфир, в пространство, в зеркало, в конце концов, а возвращаюсь уже спокойной. Интересно, что метод работает.
Мыслями уплываю далеко, поэтому короткое «Алина» из-за спины отрывает мой зад от скамейки на пару сантиметров – так сильно я вздрагиваю.
- Б-Богдан? – смотрю через плечо.
Тот молча обходит скамейку и садится рядом. Меня пока не касается. Руки свободно лежат на коленях, даже расслабленно.
Мой взгляд мечется между Марусей и ГлавГадом. Заметит или нет? Если дочь подойдёт ближе, конечно, заметит.
Странно, что он не изучил её фото заранее. Хотя, если дети его реально не интересуют, посчитал, что в этом нет необходимости.
- Мы не договорили, мне кажется.
- Тебе кажется.
- Хватит перечить.
У него ровный голос, но мне хочется взять что-то острое и всадить ему в бок. Или нет… осиновый кол в сердце здесь лучше подойдёт. Мне почему-то кажется, что это его тоже не остановит, он и с пулей в голове, и с ножом в спине всё равно будет меня преследовать.
- Хватит приказывать.
Мы смотрим друг на друга.
- Зачем тебе я? Не понимаю.
Он моргает, усмехается, приподнимает брови.
- Ты настоящая. И не боишься.
Вот это откровения.
- Тебя не боюсь?
- Ни черта ты не боишься. Дерзкая, резкая, настоящая. Мне этого не хватало. – Из него вдруг сыплются признания. – Я, когда тебя в первый раз в своём кафе увидел, не мог взгляд отвести. Что-то в тебе было… даже сам не знаю что. Но решил не трогать, Алин, я же по-нормальному не умею.
- Это факт, - усмехаюсь. – Ну а потом, что изменилось?
- Потом… просто случилось потом. - Он смотрит на Марусю. Она к нам спиной. Её волосики, собранные в пальмочку на макушке, смешно колыхаются, когда она качает головой. – Сколько ей? Год и?..
- Год и три, - напрягаясь, выдаю я.
Он задумчиво считает месяцы. Потом улыбается как-то не по-доброму.
- Год и три… значит, почти сразу с кем-то связалась? Не скучала, да? Или ты так стресс снимала.
- Ага, стресс… - поджимаю губы.
- Жаль, врач мой не успел тебе защиту поставить. Тогда бы ты с последствиями не разбиралась.
- Это… приятные последствия.
- Хорошо, если считаешь так. Тогда я рад за тебя, хотя понимаю, что наверняка тебе было очень сложно.
Приходится напомнить себе, что Белоусов не знает, о чём говорит. Не знает, что Маруся – его дочь…
«Так скажи ему!» - вопит внутренний голос.
Однако этот мужчина и мысли не допускает, что ребёнок может быть от него. Богдану проще представить, что я, убегая, быстро под кого-то легла и залетела по неопытности, чем то, что Маруся – его дочь.
Но я не могу вымолвить и слова.
- Мне надо уехать на несколько дней. Порешать кое-какие дела, потом я вернусь, и вам сделают новые документы, Алина. И тебе, и дочери.
- Мой ответ по-прежнему «нет», - напоминаю.
- Мой ответ по-прежнему «не волнует твоё нет, ты едешь со мной, и точка». И не думай бежать, не получится. Я тебя везде найду.
- Ты болен!
- Возможно, - усмехается. - Болен тобой, но это ничего не меняет.
Он кладёт руку мне на плечи, притягивает ближе, а я почему-то не сопротивляюсь. Мягкие губы накрывают мои. Этим поцелуем он ничего не требует, наоборот, даёт. Ласку и тепло, даже какое-то подобие нежности. А ещё просит запомнить, что у него конкретные намерения, и моё «нет» реально ничего не значит перед ними. Он так решил, а значит, так и будет.
Когда ГлавГад уходит, я сижу в ступоре, не понимая, а что дальше?
У меня совсем нет вариантов как поступить. Любая попытка уехать ещё сильнее обострит ситуацию, да и не хочу я никуда бежать. Устала уже. Набегалась. Да и потом, как я Альбину Сергеевну брошу? Этот момент меня больше всего беспокоит. Прикипела я к ней всей душой, а она – к нам. Нормальных родных у меня никогда не было, поэтому, впервые сблизившись с человеком настолько сильно, мне сложно будет оборвать все связи.
