Ну вот, когда рассвело, Джим закричал, а мы вскочили и выглянули, и увидели, что под нами земля, наверное земля, всюду кругом, куда хватал глаз, совершенно ровная и желтая. Мы не знали, давно ли летим над ней. Не видать было ни деревьев, ни холмов, ни скал, ни городов, и Том с Джимом приняли ее за море. Они думали, что это море при мертвом штиле; но мы были так высоко, что и бурное море показалось бы ночью таким же гладким.
Мы были очень взбудоражены, схватились за подзорные трубки и всюду искали Лондон, но не могли найти никаких следов его или какого-нибудь другого поселения. Не видать было также ни озера, ни реки. Том совсем в тупик стал. Он говорил, что у него было вовсе не такое представление об Англии – он думал, что Англия похожа на Америку, и всегда был такого мнения. Всего лучше, прибавил он, нам позавтракать, а затем спуститься и расспросить о кратчайшей дороге в Лондон. С завтраком мы управились довольно скоро – очень уж нам не терпелось. По мере того, как мы спускались, погода становилась теплее, так что вскоре мы скинули шубы. Но она продолжала теплеть и в самое короткое время стала чересчур теплой. Пот лил с нас градом. А когда мы были совсем внизу, у нас кожа пошла пузырями.
Мы остановились шагах в тридцати от земли. То есть это была земля, если можно назвать землею песок, потому что тут был только чистый песок. Том и я спустились по веревочной лестнице и принялись бегать, чтобы поразмять ноги, и это было очень приятно, то есть собственно беготня, а песок жег ноги словно раскаленные уголья. Потом мы увидели, что кто-то идет, и побежали к нему навстречу, как вдруг слышим, Джим что-то кричит. Оглянулись, а он прыгает и руками машет, и вопит благим матом. Мы не могли разобрать, что такое он кричит, однако испугались и пустились во всю прыть к шару. Когда же подбежали близко, то расслышали слова, и у меня душа в пятки ушла:
– Бежите! Спасайтесь! Это лев, я вижу череж трубку. Бежите, ребята! Пожалуйста, удирайте, как могите скорей! Он убежал иж жверинца, и никого нету, чтоб его поймать!
Том летел во весь дух, но у меня ноги ослабели от страха. Я едва дышал, как бывает во сне, когда за вами гонится привидение.
Том схватился за лестницу, взобрался по ней на несколько ступенек и ждал меня; а как только я уцепился за нее, крикнул Джиму, чтоб он поднимался, но Джим совсем потерял голову и забыл, как это делается. Тогда Том вскарабкался наверх и крикнул мне, чтобы я за ним следовал; но лев приближался и страшно ревел при каждом прыжке, а мои ноги так дрожали, что я не решался поднять какую-нибудь из них со ступеньки, опасаясь, что не устою на другой.
Но Том уже взобрался в лодку, направил шар кверху и остановил его, когда конец лестницы был в десяти или двенадцати шагах от земли. А лев уже был тут, метался внизу подо мною и рычал, и прыгал, не доставая до лестницы всего на какую-нибудь четверть дюйма, как мне казалось. Приятно было видеть, что он не достает тебя, – очень приятно, – и я чувствовал себя очень довольным и благодарным, с одной стороны; но я висел совсем беспомощным и не мог взбираться наверх, а это заставляло меня чувствовать себя очень жалким и несчастным, с другой стороны. Редко случается человеку иметь такую смесь чувств; и ее никому нельзя рекомендовать.
Том спросил меня, что ему предпринять, но я не знал. Он спросил, удержусь ли я, пока он улетит в безопасное место, обогнав льва. Я отвечал, что удержусь, если он не поднимется выше, чем теперь, но если поднимется, то я наверное потеряю голову и упаду. Тогда он крикнул: «Держись крепко!» – и тронулся в путь.
– Не так скоро, – закричал я, – у меня голова кружится!
Он было помчался со скоростью поезда-молнии. Теперь он замедлил полет, и мы скользили над песком не так быстро, но все-таки я чувствовал себя довольно скверно, так как неприятно видеть, как предметы бегут и скользят у вас под ногами, и притом без единого звука. Но скоро все кругом наполнилось звуками, так как лев догонял нас. Его рев приманил других. Мы видели, как они мчались вприпрыжку со всех сторон, и скоро их набралось под нами дюжины две. Они прыгали к лестнице, ворчали и огрызались друг на друга. И так мы неслись над песком, а эти молодцы делали все, чтобы происшествие осталось нам памятным; а затем явились без приглашения несколько тигров, и тут уж под нами стало твориться нечто невообразимое.
Мы поняли, что наш план не годится. При такой скорости полета нам невозможно было уйти от них, а я не мог же вечно держаться? Поэтому Том стал думать и придумал другой план. Именно, застрелить одного из львов из перечницы-револьвера и, пока остальные будут драться из-за его трупа, улететь от них. Мы остановили шар, убили льва, а затем полетели, пока у них происходила свалка, отлетели на четверть мили, и тут мне помогли взобраться; но тем временем вся орава успела нагнать нас. Когда же они увидели, что мы не на шутку улетаем, и убедились, что им нас не поймать, то присели на задние лапы и смотрели на нас с таким огорчением, как мог бы смотреть разве человек, не говоря, конечно, о намерениях.
Глава VI
Великая Сахара. – Если это Африка, то где же негры? – Караван. – Пауки или верблюды. – Нападение разбойников. – Спасение ребенка и признательность матери.
Я был так слаб, что хотел одного – поскорее лечь, и потому сунулся прямо к своему ларю и растянулся на нем. Да не очень-то наберешься сил в таком пекле; поэтому Том скомандовал подъем, и Джим направил шар вверх. Нелегко ему было тащить добавочный груз – блох, которые заставили Тома вспомнить, что у Мэри был ягненочек, а у него блохи белые, как снег. Здешние принадлежали к смуглой породе, которая всегда голодна и неразборчива и готова есть пирог, если не может добраться до христианина. Где песок, там и эти твари; и чем больше песка, тем больше стая. Тут был сплошь песок, ну, и результат оказался соответственный. Я еще и не видывал такой команды.
Нам пришлось подняться на целую милю, чтобы достичь прохлады, и еще на милю, чтобы избавиться от этих тварей; но как только они стали зябнуть, то и попрыгали за борт. Тогда мы опять спустились на землю, и тут продувал ветерок, и было прохладно и хорошо, так что я скоро оправился. Том сидел спокойно и думал, но вдруг вскакивает и говорит:
– Ставлю тысячу против одного, что я знаю, где мы. Это Великая Сахара, она самая!
Он был в таком азарте, что не мог сидеть спокойно. Но я не был, и говорю:
– Где же эта Великая Сахара? В Англии или в Шотландии?
– Не в Англии и не в Шотландии; она в Африке.
Джим глаза выпучил и начал всматриваться вниз с величайшим интересом, потому что отсюда вышли его предки; но я только наполовину поверил. Не верилось, знаете; думалось, неужто мы так ужасно далеко залетели?
Но Том был в восторге от своего открытия, как он его называл, и говорил, что львы и песок достоверно показывают, что это Великая Пустыня. Он сказал, что мог бы определить еще раньше, чем мы увидели землю, что мы уже находимся где-нибудь над сушей, если б подумал об одной штуке, а когда мы спросили, что это за штука, он ответил:
– Эти часы. Это хронометры. О них можно прочесть в любом описании путешествий. Один из них поставлен по гринвичскому времени, а другой по сент-луисскому, как мои часы. Когда мы оставили Сент-Луис, было четыре часа пополудни по моим часам и этому хронометру и десять вечера по гринвичскому времени. Ну, в это время года солнце садится около семи часов. Вчера вечером я заметил время, когда солнце садилось: была половина шестого по гринвичским часам и половина одиннадцатого утра по моим и по тому хронометру. Значит, разница между моими часами с сент-луисским временем и гринвичскими была в отношении восхода и заката солнца шесть часов; но мы так далеко подвинулись к востоку, что оно зашло только на полтора часа раньше, чем следует по гринвичскому времени, мои же часы опередили его на четыре с половиной часа. Это значит, что мы достиг ли долготы Ирландии и были бы давно над сушей, если бы держали курс прямо, но этого-то и не было. Нет, сэр, мы свернули – свернули к юго-востоку, и, по моему мнению, мы теперь в Африке. Взгляни на эту карту. Видишь, каким плечом выдается Африка к западу. Теперь сообрази, как быстро мы летели; если бы мы держали прямо, то давно бы уже миновали Англию. Следите вы оба. Когда наступит полдень, мы встанем, и когда увидим, что от нас не падает тени, то гринвичские часы будут показывать двенадцать. Да, сэр, я думаю, что мы в Африке, и это важная штука.
Джим смотрел вниз в подзорную трубу. Он покачал головой и говорит:
– Господин Том, верно, тут бывает ошибка. Я не видал негров.
– Это ничего не значит – они не живут в пустыне. А это что такое, вон там, вдали? Дай-ка мне трубу.
Он долго всматривался и сказал, что видит как будто черный шнурок, протянутый по песку, но не может разобрать, что это такое.
