– Ромка, скоро тикнет время «ч», – сказала я, постучав по циферблату своих часов, – и ты нам с Виктором скажешь «до свидания».
Ромка громко сопнул носом и ничего не ответил: он понимал, что и спорить, и канючить бесполезно.
– Без Маринки будет тоскливо, – пробормотала я вслух. – И угораздило же ее так внезапно ломануться на свидание!
Я перевела взгляд на окна квартиры Кислицыных и в который раз вздохнула. После ухода Ромки жизнь станет ужасной, потому что безмолвной, но и оставаться здесь ему нельзя – уже поздно.
Достав сигарету, я покрутила ее и решила все-таки прикурить. За время этого дежурства я курила так часто, что никотин на самом деле стал казаться ядом, хотя раньше я просто посмеивалась над подобными утверждениями.
– А мне кажется, она не на свидании, – неожиданно выпалил Ромка.
Я заметила сначала, как слегка вздрогнул Виктор, и только потом поняла, что сама-то я уронила сигарету на пол и теперь она дымила где-то в темноте под ногами.
– Как тебе это может казаться? – спросила я, наклоняясь в поисках сигареты. – Если что-то знаешь, то давай, колись, а если просто так сболтнул, то ты просто трепло и…
– Я не трепло! – заносчиво возразил Ромка. – Я точно знаю… точнее, подозреваю…
– Знать и подозревать – это разные вещи, – наставительно сказала я наконец-то, выкатив сигарету из-под сиденья и с удовольствием растоптав ее ботинком, потому что лазить уже надоело. – Если я, ее подруга, знаю, что она мне сказала, и делаю выводы на основании своего опыта общения с Маринкой, то ты-то откуда берешь свои подозрения?
– А из звонка, – с напором ответил Ромка, уязвленный обвинением в отклонении от истины.
– Какого звонка? Да не тяни ты, говори скорее! Куда она пошла? – крикнула я.
– Не знаю! – Ромка, приоткрыв рот, растерянно смотрел на меня. – Ну, правда же, не знаю, но когда вы говорили по телефону с майором Здоренко, то кто-то позвонил в редакцию, помните?
– Ну… и?
– Ну и вот. Я пошел и поднял трубку, а там стали звать вас, я сказал, что вы заняты, и попросил перезвонить. Тогда мне сказали, что у них есть информация по убийству на рынке, и тогда я подошел к Маринке и сказал ей об этом.
– Зачем? – уже не сдерживаясь, рявкнула я, понимая, что меня мучило последние часы: никогда еще Маринка так спешно не убегала на свидание, не прожужжав мне все уши об очередном кандидате в Ромео.
– Потому что она секретарь, а не я, а вы были заняты, я же вам рассказываю! – Ромку, чуть не плачущего, обуревали два чувства – с одной стороны, он выдавал Маринкину тайну, с другой – сам толком не мог понять, что именно он выдает. И то, и другое мальчишке было обидно.
– Я слышу, что ты рассказываешь. И как все было дальше? Помню, что Маринка сама пошла разговаривать. И что?
– Ну да, так и было, только я слышал еще кое-что.
– Что, что ты слышал?! – не выдерживая дозированности информации, я уже орала так, что, кажется, меня и в квартире у Кислицыных было слышно. – Да не молчи ты!
– Она сказала по телефону, что это она главный редактор газеты. Вот!
Ромка замолчал и, набычившись, отсел от меня подальше, вжавшись в дверцу.
Мы с Виктором переглянулись, и я покачала головой.
– Ну и зараза же она, карьеристка несчастная! Все-то она норовит поперек батьки в пекло залезть. На этот раз кажется и залезла.
Тут я замолчала, потому что до меня дошло.
– Что ты сказал? Предлагали информацию про убийство?
– Ну да, я же вам говорю…
– А кто, кто это был?
– Он не представился.
– Он – следовательно, это был мужчина, – блеснула я логическим мышлением, толку от которого сейчас вовсе не было никакого.
– Я так и сказал, – пробурчал Ромка.
Откинувшись на сиденье, я достала новую сигарету. Не сводя глаз с Виктора, задумчиво произнесла:
– Так вот куда она поехала! Пятьдесят на пятьдесят, что звонил или убийца, или просто левый свидетель.
Виктор кивнул.
Я посмотрела на часы.
– Сколько же можно общаться, если это левый свидетель? Она мне обещала позвонить на сотовый.
Виктор качнул головой.
– Правильно, – поправила я сама себя, – это я ее попросила позвонить, и она обещала. Блин! Что же делать?
Я посмотрела на притихшего Ромку.
– Значит так, молодой человек, за то, что вы мне сообщили, спасибо, но нужно было все это делать раньше. Когда мы были на месте, а лучше сразу же, как я переговорила со Здоренко.
Ромка поморщился.
– Я все понимаю, – сказала я, – но что теперь делать? Ждать у моря погоды? Или поднимать шум? А что толку? Где ее сейчас искать?
– Не знаю, – промямлил Ромка.
Мои часы показывали десять, и я приказала Ромке идти домой. Ушел он в половине одиннадцатого, пятнадцать раз попрощавшись и три раза оглянувшись.
– Как ты думаешь, – обратилась я к Виктору с ненужным вопросом, – у Маринки все нормально? Она не звонит только по разгильдяйству?
Виктор пожал плечами, что, впрочем, и следовало ожидать.
– Вот и я не знаю, – вздохнула, посмотрев в ту сторону, куда ушел Ромка. Вздохнула еще раз. Наше дежурство и ожидание у моря погоды начало уже надоедать. В самом деле, люди, может быть, уже вовсю развлекались, а я все надеялась на раскрытие каких-то тайн.
Я в тоске курила и, кажется, задремала. Проснулась от легкого толчка. Открыв глаза, я первым делом, разумеется, взглянула на Виктора и резко прошипела:
– Я не сплю!
Виктор кивнул в сторону дома.
По полутемному двору кто-то шел. Я сперва угадала, а потом и разглядела, что это был Петренко.
Всю мою расслабуху как слизнуло. Я выпрямилась на сиденье и, вытянув шею, следила за Петренко. Он подошел к своему неприличному «Москвичу», погрузился в него и, не включая ни света в салоне, ни фар, начал прогревать мотор.
– Похоже, ждет свою дамочку, – прошептала я и ошиблась. Петренко никого не ждал, по крайней мере, здесь. Его «Москвич» ожил, и Петренко медленно поехал прочь со двора.
– Ну что ж, с богом, – прошептала я, поглядывая на след от включенных фар «Москвича», покачивающегося впереди.
Виктор завел мотор, и слежка началась.
Петренко вел «Москвич» без фокусов, не пытался оторваться, наверное, даже не допуская мысли, что за ним может кто-то следить. Нам его непредусмотрительность была только на руку.
Через полчаса, проехав по притихшему городу, Петренко вышел на трассу, ведущую к дачным поселкам, раскинувшимся по берегу Волги.
Здесь машин стало меньше, и Виктор очень правильно позволил Петренко оторваться метров на сто пятьдесят. Дорога была прямой, проглядывалась далеко впереди, и, если бы Петренко внезапно захотел свернуть, мы нагнали бы его достаточно быстро.
Дачные поселки потянулись практически сразу, как только закончился город.
Они переходили один в другой, связываясь столбами высокого напряжения и разграничиваясь небольшими пустошами, на которых кое-где уже виднелись закладки фундаментов новых коттеджей.
Около третьего поселка Петренко притормозил и стал поворачивать влево.
Виктор выключил фары и прижал машину вправо, чтобы стать незаметнее, и мы покатили, почти корябая колесом по краю кювета.
Петренко тоже выключил фары своей машины, повел «Москвич» тихим ходом и наконец, миновав несколько новой, эклектичной архитектуры коттеджей, остановился около автобусной остановки. Виктор свернул в проулок сразу же, как только это заметил. Мы вышли из машины и тихо, не говоря ни слова и стараясь как можно легче шагать, направились к машине Петренко.
Я уцепилась за руку Виктора, и, наверно, издали мы смотрелись довольно обычной парочкой, только уж очень молчаливой.
Сам Петренко ушел далеко вперед, и пока было непонятно, куда он держит путь, но после нескольких минут преследования его цель стала ясна – высокий темный коттедж, неожиданно открывшийся тяжеловесной громадой на опушке рощи. Он казался неплохой иллюстрацией к какому-нибудь «Квентину Дорварду», но среди лесостепных реалий современной России смотрелся странновато, если не сказать дико.
Петренко, сбавив шаг, пошел прямо к нему.
– Похоже, мы пришли. Только вот куда? – прошептала я.
Петренко словно нырнул в темноту рощи, и его нигде не стало видно. Мы с Виктором прошли вдоль забора направо, не обнаружив в высоком кованом заборе ни калитки, ни ворот.
– Блин, – прошептала я, остановившись в раздумье. – Или сквозь землю провалился, или перелетел на воздушном шарике.
Виктор дотронулся рукой до граненой арматуры забора и, посмотрев вверх на его копьеобразные навершия, тихо сказал:
– Я смогу.
В этот момент в кармане моего плаща требовательно зачирикал сотовик. Выругавшись, я быстро вытащила телефон из кармана, развернула его и громким шепотом проговорила:
– Да, слушаю!
– О-оль! – услышала я долгожданный Маринкин голос, но сейчас прозвучавший очень некстати. – Это ты?
– Да, я! – ответила я, и тут мне по глазам ударил луч карманного фонарика.
