Буркин уже рассмеялся в полный голос, и даже Кислицын улыбнулся.
– Зато пока вы с нами, они стрелять не будут, – сказал он, – если встретимся. А будут, я вас первыми под пули поставлю, мне уже терять нечего. Все потерял из-за вашего дружка Чернавского.
Дорога пошла под уклон, и впереди стали заметны временный пост ГАИ и стоящая немного в стороне, наклонившаяся влево белая «Нива».
Буркин сбавил скорость.
– Торопиться не будем, – пробормотал он.
– Блин, блин! – Кислицын стукнул себя по колену. – Да уж, а то внимание обратят. Езжай медленно, а вы!… – Кислицын повернулся к нам и показал пистолет. – Чтобы вели себя тихо и мирно! Смотрите, девки, со мною лучше дружить!
Я закрыла глаза, Маринка кивнула и, повернувшись ко мне, неслышно, одними губами проговорила:
– Белая «Нива» видишь как стоит? Белая «Нива»! – со значением повторила она, словно у меня самой глаз не было.
– Вижу, что не зеленая, – раздраженно ответила я, – а что толку?
– Заткнулись, я сказал! – не оборачиваясь, процедил Кислицын.
Мы медленно подъехали к машине ГАИ, поравнялись с «Нивой», и гаишник, перетянутый белыми ремнями, равнодушно бросив взгляд на «БМВ», махнул рукой.
– Проезжайте, проезжайте, нечего здесь осматривать! – недовольно проговорил он.
– О, как хорошо! – прошептал Кислицын. – Вот так повезло, а, Славик? Буркин что-то удовлетворенно проворчал и, только оставив позади милиционера, сказал громче:
– Пожалуй, в первый раз.
Немного успокоенный, Кислицын снова повернулся к нам.
– Вы, девушки, не волнуйтесь, – кривя улыбкой рот, сказал он. – Доберемся до братского Казахстана, там и расстанемся. Самим не хочется уезжать, но раз уж Сережка Чернавский такую пакость нам подкинул, приходится перекрываться. Се ля ви, мать его за ногу!
– Да уж, кто бы думал, что у него ума хватит подстраховаться! – поддержал Буркин.
– Да и я не просек, – Кислицын отвернулся и теперь уже разговаривал с Буркиным, – он еще повел себя нагло, да так неожиданно… что такое, думаю? Ты, кстати, что загрузил в багажник?
– Две сумки. Деньги от лотереи и по мелочи, что нагреб, – ответил Буркин.
– Хорошо.
Дорога свернула влево, и вот впереди я вдруг увидела несколько мотоциклов, поставленных поперек дороги, и группку кожаных байкеров, вытанцовывающих под музыку из стоящего прямо на асфальте магнитофона.
– Ну, е-мое, все не слава богу! – прошептал Кислицын. – Этих козлов еще не хватало!
– Да брось ты кипешиться, проедем, – успокаивающе пробасил Буркин. – Это ж какие-то малолетки резвятся.
Ему пришлось сперва притормозить и затем даже остановиться. Байкеры и внимания не обратили на подъехавшую машину, продолжая дергаться под квакающий негритянский рэп.
Буркин, сопя, опустил стекло на своей дверке.
– Ребята, разрешите проехать! – улыбаясь, крикнул он, явно стараясь разойтись с ними мирно и спокойно. В этом он был прав. Предложи мне сейчас выбор: остаться в машине с убийцей или удрать к байкерам, не знаю, что бы я решила, тем более что эти дети ночи, похоже, были загружены или алкоголем, или наркотиками.
Кислицын, подпрыгивая от нетерпения на сиденье, приоткрыл дверь и высунулся наружу.
– А ну, дайте проехать! – крикнул он. – В чем тут еще дело?! Дорогу, я сказал!
От танцующей толпы отделилось несколько человек и лениво направилось к «БМВ».
– Ты че орешь, папаша? – спросил один из них, щурясь и покачивая головой в такт музыке.
– Расквакался здесь, экстремист гребаный, – поддержал его другой.
Сзади них кто-то визгливо рассмеялся.
На этом все и кончилось. Байкеров позвали их девушки, и они, даже не плюнув в сторону «БМВ», развернулись и так же неторопливо поплелись к своим мотоциклам, словно и не было ничего.
– Давай, Славик, вперед, и медленно! – озлобленно пробормотал Кислицын. – А они тут, видно, напоролись, как свиньи, и не соображают ни хрена.
Буркин медленно повел машину вперед, коротко сигналя, и тут от толпы байкеров опять отделилось несколько человек и, быстро подойдя к «БМВ» с четырех сторон, словно по команде «раз-два» подняли ее.
– Э! э! Что за херня?! Э! – заорал Кислицын, дергая ручку дверцы.
Байкеры быстро развернули машину и толкнули ее передним бампером в кювет.
Буркин завертел руль, но ничего сделать не мог. Прокатившись пару метров, «БМВ» врезалась в ствол дерева, и на этом наше путешествие закончилось.
Машина теперь встала, задрав вверх задницу, и выехать обратно на дорогу не было никакой возможности.
– Твою мать! – проорал Кислицын, враз потерявший терпение, которого у него и так было немного, и выскочил из машины.
– Ну, и как мы теперь поедем? – проорал он.
Приоткрыв с усилием дверь, Буркин тоже пополз наружу. И в этот момент, будто из-под земли или из-за деревьев, не знаю, не разглядела, выскочили несколько человек в штатском и навалились на Буркина с Кислицыным.
Кислицын уговорился сразу и, ткнувшись мордой в мое стекло так сильно, что на нем осталась темная полоса от крови, позволил завести руки за спину. С Буркиным получилось все подольше, но ненамного. Получив несколько звучных ударов по лицу и в живот, он не стал дергаться и покорно лег носом в землю, задрав ноги вверх.
Все это произошло так быстро и внезапно, что мы с Маринкой даже слова не успели сказать друг другу.
Нападавшие подняли Кислицына с Буркиным и повели их к непонятно откуда выехавшей на дорогу милицейской машине. Мы с Маринкой остались сидеть на заднем сиденье «БМВ», но на нас никто даже внимания не обратил.
– Это еще что такое?! – закричала Маринка. – Каких-то уродов – так под руки, а на девушек ноль внимания?! Эй вы! Алле! – заорала она.
Дернулась и открылась моя дверь.
– Ну, вы что тут расселись? – рявкнул до жути неприятный голос майора Здоренко мне в ухо. – Вам почетный караул нужен? Или, может, просто так выйдете?
– Это вы? – только и могла проговорить я.
– А ты думала, Мурлен Мурло? Не дождешься, Бойкова, он в Париже, – на пределе своей врожденной вежливости сказал майор. – Ну, давай выходи, что ли!
Я вылезла на свежий воздух первой. Маринка, закричав, чтобы я не дергала рукой, поспешила за мной.
– Что вы там держите? – с презрительным подозрением спросил майор Здоренко, сдвигая фуражку на затылок. Наверное, ему так легче было смотреть.
– Это наручники, не поможете нам их снять? – почти нежно сказала я.
– Ну да это проблема, так проблема! Булавка есть или шпилька? Они элементарно расстегиваются! – рявкнул майор.
– У меня нет шпильки, – сказала я.
– А зачем вам? – спросила высунувшаяся Маринка.
– Ой, блин, да незачем, идите сюда, что ли!
Майор, приглушенно рыча от раздражения, вытащил нас на дорогу.
– Снимите с них наручники, – рявкнул он кому-то, – и отвезите домой!
– Товарищ майор, – обратила я на себя его внимание.
– Ну что еще, Бойкова? Интервью, что ли, захотела? – Майор, задрав голову, колюче взглянул на меня снизу вверх.
– Нет.
– А что? Давай определеннее!
– Я хотела вас поблагодарить, – неожиданно ляпнула я, хотя собиралась сказать совсем другое.
Майор посопел и, буркнув что-то невнятное, покосился на подошедшего к нему сотрудника.
– Ты аккуратнее их вези, а то… ну сам понимаешь, что будет.
Не сказав больше ни слова ни нам с Маринкой, ни нашему новому шоферу, майор повернулся и пошел к «уазику».
– Девушки, такси подано, – сказал нам подошедший молодой человек, и я узнала в нем одного из тех омоновцев, которые охраняли нас по приказу майора Здоренко.
– И где же наше таксо? – сразу закривлялась Маринка. – А наручники с нас снимут?
Кто-то взял меня за руку. Я оглянулась. Это подошел второй наш телохранитель и, молча нагнувшись, освободил нас.
– Да вот же машина! – нам показали на знакомую белую «Ниву», стоящую поодаль.
Мы с Маринкой переглянулись и, впервые за эти трудные часы рассмеявшись, пошли к машине.
Ребята нас обогнали, и один из них, откинув спинку переднего левого сиденья, помог нам с Маринкой забраться в салон.
– Ну что, девушки, едем к дому Ольги Юрьевны или, может, пожелаете еще куда-нибудь? – спросил он.
Маринка открыла рот, но я быстро ответила:
– Домой, конечно.
– Как скажете.
Первые пять минут мы ехали в полном молчании, но кто не знает мою Маринку?.. Поерзав на сиденье, она спросила:
– А как вы догадались, где нас искать?
Сидящие впереди ребята весело переглянулись, и водитель ответил:
– С вашей же помощью, Марина.
– Как это с моей помощью? – удивленно пробормотала подруга. – Я же никому!.. Никому и ничего!
Я с недоверием посмотрела на нее. Маринкино «никому» всегда могло означать все, что угодно, например: «никому, кроме всех остальных».
– Что ты так смотришь?! – воскликнула она. – Если я сказала «никому», значит так и есть! Они врут!
Сидящий напротив меня парень рассмеялся и, повернувшись, протянул к ней руку. Маринка отпрянула назад.
