– кто его боярина знает, не отчудил бы еще чего этакого!
Богуслав подался досыпать, а я продолжил валяться – мне впервые за наши походы нечем было заняться.
Встретились уже только на ужине. Я отпустил Марфу на улицу, поразмяться перед ночью, а сам выходить остерегся. Побегает и одна, может удастся каких-нибудь местных шавок погонять.
Я подсел к нашему столику, который уже никто не пытался занять – тут русские бояре кушать изволят! Можно даже сказать – соизволяют! Об этом свидетельствовал и изящный медный шандал на три свечи.
– Нету чего-то Банчи этого, – таинственно прошептал мне встревоженный Богуслав, – не пришел. То ли заболел, то ли вовсе помер!
Наша молодежь весело переговаривалась с Пламеном, ждущим заказа, и до тайн стариков им не было никакого дела.
– Да вроде народу еще маловато, – огляделся я. – Обычно почти все столики полностью заняты, а сейчас едва-едва половина. Рановато мы сегодня приперлись, поспешили.
– Плевать, подождем! – нетерпеливо поерзал на табурете Слава.
– А ты выяснил у Ванчи, чего дед покушать и выпить любит?
– Да какая разница! Съест, что дадим, не подавится! А выпьет вместе с тобой ракии, она его лучше жахнет, чем тутошние слабенькие вина!
Бывший воевода не понимал, что к старости человек уже имеет определенные пристрастия и привычки, и переделывать их не даст ни в какую.
– Никогда ты, видать, не имел дела со стариками, – не согласился с его точкой зрения я. – Это тебе не юношу или молодого мужика опаивать, тут ухватка другая нужна.
– Пламен! Обрати на нас внимание, – позвал я полового.
– Чего-то еще пожелаете? – подскочил он ко мне. – Болярин Богуслав вроде уже все заказал, я сейчас махом принесу!
– Не торопись, никакой особой гонки нету, – приостановил я его резвую прыть. – Хотелось бы узнать, почему деда Банчи нету, не приболел часом?
– Да болтает, поди, с кем-нибудь на улице. Сейчас наговорится и появится, – пояснил половой. – В кармане-то у него всего одна медная полушка, небогат старик.
– А что он пить, есть любит? – выяснял всю дедову кабацкую подноготную я, – угостить старика хочу, да потолковать о прежних временах. Вот, поспорили с другом, будет Банчо ракию пить или нет.
– Ни в жизнь не будет! – отверг эту боярскую идею Пламен.
– А что ж так? – поинтересовался я. – У вас ведь очень хорошая ракия, мы вот с Богуславом ее охотно пьем.
– Не принимает его старческий желудок этого напитка, – охотно пояснил подавальщик, – сначала рези идут по всему животу, а потом понос старика прошибает, да и не один раз. Он уж по-всякому пробовал ракию употреблять: разводил ее всяческим вином или водой, а то и сок подливал, исход был один и тот же – лети скорей на задворки, приспуская на ходу портки.
Ракии дед Банча и сам много гонит, у него плодовых деревьев и кустов всяких тьма, а пить ее никак не может. Гонит и яблочную, и грушовку, и смородиновую, и кизиловую, а особо много у него сливовицы. Стоит на его участке могучая желтая слива, ох и много ягоды дает!
Обычно слива через год плодоносит: год она есть, а год или два нету, а у Банчи это иначе обстоит. Одна половина дерева один год пять – семь ведер сливы дает, другая отдыхает, а на другой год все наоборот. Но так или эдак, старик всегда при сливе.
Пытался вместо ракии из этих плодов и ягод свое вино получать, так не выходит ничего! Перекисает все даже в подвале, уксус голимый получается. Так он приловчился иначе: свою отличную ракию всем желающим продает, в том числе и Ванче для заезжих гостей, а на эти гроши у нас каждый вечер сидит. Вы вот, скажем, его кизиловую очень уважаете, другую не берете.
– А что дед Банчо из вин пьет?
– Только «Старое монастырское»! Ничего другого на дух не переносит! Голова у него с других вин болит и кружится. Раз закончилось у нас именно это вино, повертелся, повертелся старый, да так не пивши и не евши, сильно огорчившийся домой и побрел. С той поры оно у нас и не переводится – негоже расстраивать старика. А у деда с него все болезни проходят, и в организме какая-то особая живость образуется, как он сам говорит.
Мне пришла в голову дерзкая мысль.
– А где ты деда обычно усаживаешь?
– Да где придется. Он любит за большие столы к разудалым компаниям подсаживаться, там и наливают охотней, и без лишнего скопидомства кушанья ему берут.
– У нас к тебе большая просьба.
– Говорите.
– Ты посади его сегодня одного за отдельный столик. И никого к нему не подсаживай!
– Нет, но это уж больно убыточно! – зароптал половой. – У нас попозже харчевня под завязку забита будет, уже и сейчас по одному никто не сидит. А Банчо, окромя своего вина и заказать-то ничего не сможет! С вас уж и так за вашу помощь денег не берут, но командовать куда кого усадить, это уж моя епархия, и здесь вмешиваться я никому не позволю! Ты много на себя берешь, болярин.
Богуслав весь как-то поник, и видно полностью упал духом. Не получилось! Сейчас все получится, подумал я, а если что пойдет не так, призовем с кухни тяжелую хозяйскую артиллерию!
Я встал, ухватил полового за кушак и сказал:
– Пошли-ка со мной, мил-друг!
– Да я занят!
– Не пойдешь, горько пожалеешь! – посулил я, повернулся и ушел на улицу.
Не успел обсудить с Марфой, что она хочет получить на ужин, а Пламен уже вылетел следом.
– Говори скорей, работа встала!
Я усмехнулся ему в лицо. Верно Богуслав его оценил! Никакой он Ванче не защитник! Трусоват. Тяжелая артиллерия не понадобится, сейчас я его один в блин раскатаю!
– Ты полагаешь, что мы тут живем, чтобы твою сестрицу потешить, да побольше вашей вшивой харчевне доходу подогнать? Запомни, щенок, мы оба русские боляре, и бродим по вашей зачуханной и побежденной Болгарии не просто так, а для блага великой Земли Русской!
И трясущийся дед Банчо нам не для развлечения понадобился, а для важного государственного дела! И то, что я тебе говорил, это не мои глупые выдумки, а приказ Старшего воеводы Богуслава.
Я ему предлагал, если ты заартачишься, просто порубать тебя в капусту, но он пока этого не хочет. Только если у меня сегодня нужная беседа не задастся, мы утром уедем, и воевода не сможет помешать мне шепнуть Ванче, кто в этом скоропалительном отъезде повинен. И не знаю, очень ли ты после этого хорошо заживешь в ЕЕ доме и
