важного известия в вашей неведомой деревеньке ожидает.
– Наше село известное, Лесичарска называется.
– Село-то известное, а новости могут очень разные прийти, тут не угадаешь. Вот он и хмурится. И торчит тут. И я с ним, как кур в ощип попал – ни дела никакого, ни развлечения. Добро бы в каком, пусть даже и мелком городишке, встали, а то: Лесичарска! Сиди тут да лесом любуйся! У вас ведь вроде даже и распутных девок тут нету?
– Была одна, и ту увели, – согласился дед.
– Во-во! А вот ты мне скажи, а как на это дело хозяйка здешней корчмы глядит? Она, вроде, женщина с виду добрая. Может желает чего? Так я уважу!
Немножко опьянившийся дедок аж руками замахал!
– И думать не моги! Она честно вдовеет который год, блюдет себя, как девица на выданье. Тут и до тебя многие уж подкатывались с разными предложениями, она баба видная и справная, да не получилось ни у кого ничего. Так что можешь времени зря не терять.
– Может она с кем как-то тишком сладилась, а вам и невдомек?
– Тут деревня, голубчик, здесь шила в мешке не утаишь! Здесь кашлянешь, а на другом конце села эту новость уж обсуждают.
Я погрузился в размышления о других возможных вариантах, а старик уже сам набулькал себе винишка. Тут подсунулся приторно вежливый Пламен.
– Может покушаете чего?
Банчо вздохнул. Он, видимо, поесть был совсем не прочь, но финансы пели романсы. Я спохватился.
– Дед Банчо! Может закажем чего из еды?
– Да я бы и не против, но денег у меня с собой маловато…
Да и дома, поди, завала монеты нет, – подумалось мне.
– Ты заказывай что хочешь, а я оплачу.
Глаза старика блеснули молодым задором.
– А я прожорлив!
– А я богат!
Посмеялись.
– Скажи мне, Пламен, – торжественно начал делать заказ дед Банчо, – что из свежей рыбы у вас сегодня приготовлено?
– У нас все только из свежей рыбы делается! – гордо заявил половой, радея за честь заведения. – Тухляка не держим!
– Везете ее живую, в бочках со свежей водой?
– Ну это нет…
– Вот потому рыбный тухляк у вас и не переводится! И про морских обитателей, которых два-три дня по жаре в слегка присоленом виде везти надо, ты мне не рассказывай! Ни о каких скумбриях и кефалях слышать не желаю!
Давай про такую рыбешку, которую в ближайшей речушке сегодня утром из сетей вынули, а к ужину мне подадут!
Такая беседа была не нова, поэтому подавальщик покорно кивнул и продолжил.
– Есть жареный карп…
– Не желаю! Слишком костляв!
Не затевая споров, Пламен описывал дальнейшие речные дары.
– Изрядный сом, потушенный в кислом молоке. Идет кусками.
– Два куска! Вовка! Тоже возьми, не пожалеешь! Уж больно его Ванча вкусно тушит!
– Я чего-то насчет кислого молока в сомнении. У нас на Руси в сметане тушат.
– Тут тебе не Русь! Нет у нас этих ваших выдумок, сметан да творогов разных. Везде идет кислое молочко разных видов, – одернул меня опытный дед. – Бери, бери! Добавки еще попросишь!
– Ну тогда и мне кусочек, – решился я.
– Раков можно сварить.
– Речных жителей, известных едоков падали, никак не желаю!
– Тогда все.
– Эх, сельская глухомань! Давай подавай!
Сом действительно оказался очень вкусен. Старик поедал кусочки рыбы, отламывая их от здоровенного куска и аж причмокивал от удовольствия.
Доели, еще похлебали винишка и опять вернулись к обсуждению нравственного облика хозяйки корчмы.
– А может ты по дружбе ее проделки скрываешь? – выдал свою очередную задумку я.
– Окстись! Какая может быть между нами дружба! Я ее отцу ровесник! Да и денежки она с меня дерет не раздумывая. Есть монеты в кошеле? Заходи, ешь, пей. Нету денег? Пошел вон отсюда, старый пес!
– А может вы какая близкая родня между собой?
Банчо подумал.
– Мы, Ташевы, в нашем селе между собой все родня. Попытался вспомнить, кем я Ванче и Пламену прихожусь. Ничего на ум, кроме двоюродного племянника троюродного дедушки не приходит. Не знаю, как у вас, а у нас это не считается близким родством.
– А у нас про такую родню говорят: нашему забору троюродный плетень.
Поулыбались, опять глотнули «Старого монастырского».
– А ты, вроде, про какие-то новости говорил.
– Есть такое дело! У меня знакомец, хозяин торговой лавки в соседнем селе, неожиданно помер. Ничем последнее время не болел, вина сильно не пил, все делами был занят. Отправился на ночь в свою комнату в обычное время. Абен был вдовец, спал всегда один. Вдруг закричал диким голосом, и тут же затих. Вбежали к нему, а он сильно бледный, и не дышит.
На ужине чувствовал себя прекрасно. Никаких ран на нем нет. Чужие в дом не заходили. Может нечисть его какая убила? Или сглаз какой невиданный?
И мне кажется, что я даже могу назвать эту нечисть по имени. Этакий сглаз по имени Мирча, подумалось мне. А пока он моей кровью насладиться не может, шакалит по соседним деревням, выбирая стариков и старух. Ведь какое-никакое пропитание и истинному вампиру требуется, а смерть старого человека обычное дело, в чем тут сомневаться? Похоронили обескровленное тело, и все дела.
Только дед Абен какой-то незапланированный шум поднял, хотя должен был в момент выкачки крови мирно лежать и тихо улыбаться, а он вишь чего отчубучил! Хотя что я знаю о вампирах и поведении их жертв? Основной источник информации для жителя 21 века, это пересказы одних врунов историй других лгунов, которые вампира в своей жизни в глаза не видели. А может все жертвы орут от ужаса и пытаются вырваться изо всех своих последних сил из хищных лап кровососа?
Хотя возникает какая-то нестыковочка. Если процесс высасывания крови такой шумный, зачем вампиру в жилой дом, полный народу, влезать? Вон поймал кого-нибудь в лесу или на дороге, и пусть он там, на отшибе от людных мест, хоть оборется! И поднялся шум, убегать же надо, если люди кругом, а за считанные секунды много крови не отсосешь.
Ну в целом-то случай ясный, и глядеть на чужого мертвого дедушку я не поеду. Так что я отвлекся от дальнейших речей деда Банчо, и погрузился в собственные нелегкие раздумья. Уважить побратима, это конечно дело святое, но долго ли еще он планирует в чужой постели свой мужской героизм проявлять? Меня ведь в Новгороде беременная Забава ждет. Истосковался уж, мочи нет! Да и ей думаю одиноко и невесело без меня.
Ладно еще день-два, перетерплю, а вдруг Богуслав на месяц замахнулся? Чужая душа потемки. Долго терпеть не буду –
