Те сделали свое дело.
В ночной темени он с Задориным и Желобовым перенес к зданию тяжеленные канистры с бензином, спрятал в кустах и ждал сигнала.
Дальше, как по нотам…
…На крыльцо последним выскочил Ян. От него резко отдавало бензином. Он поджег вонючую мокрую дорожку, и пламя весело побежало к лестнице, перебираясь, словно живое, со ступени на ступень. Дымилась форма на трупе летчика.
Журавлев лично внес последний штрих — вложил меж дверных ручек деревянный брусок. Изнутри теперь не вырваться, а к приезду пожарных дверь будет так пылать, что засов сгорит без следа…
Второй этап операции был не легче первого. Надо было без шума уйти из города.
Наутро, за исключением Мишки, чей камуфляж запахом выдавал с головой, они выбрались на толчок и купили гражданскую одежду. На обратном пути заехали на городскую свалку, наскоро, чтобы не быть замеченными, переоделись и старую форму сожгли. В костер полетели и отслужившие свое поддельные документы.
Моздок покидали двумя группами. С Семеном — Олесь и Мишка, а сутками позже, совершенно в другом направлении, уехали остальные.
Уже в пути, спохватившись, Журавлев затребовал с Мишки удостоверение, хотел уничтожить своими руками. Тут и вскрылась пропажа.
Козырев замялся и промямлил, что «ксиву посеял», а где и когда, не помнит.
Семена захлестнула ненависть: «Сволочь, все равно, что визитную карточку оставил», и, не сдерживаясь, смазал кулаком по его рыхлой физиономии.
Мишка клацнул зубами, не устоял и грохнулся на вздрагивающий пол вагона.
— Дерьмо! — негодовал Журавлев, намереваясь еще раз проверить на прочность мишкину шкуру. — Ты же нас всех…
Приходько отвернулся к окну, за которым мельтешили столбы и убегали в никуда бескрайние поля, и к происходящему был равнодушен. Он сам за себя, и плевать на распухающую скулу Козырева.
Мишка валялся на полу и боялся подняться. Характер старшего он знал, и новый удар мог вновь повергнуть в горизонтальное положение.
— Чего ты? — заныл он, — Чего?.. Ну, потерял… И что?..
— Заткнись! — рявкнул Журавлев, подсел к столу, открутил крышку с пластиковой бутылки с газировкой и жадно приник к горлышку.
— А что заткнись?.. Найдет кто, так в ментовку не потащит. Выбросит или будет ждать объявления о вознаграждении.
Мишкино нытье Журавлев не слушал, постепенно успокаиваясь и размышляя, что предпринять.
Конечно, времена изменились, и люди не несут найденное в стол находок. В этом Мишка прав. Но что, если удача изменит, и документы каким-то непостижимым образом попадут в милицию, или, не дай Бог, в ФСБ?..
Мишка становится той нитью, потянув которую, могут раскрутить группу. Чтобы спасти от возможного провала других, надо убрать одного…
С того дня Козырев перестал для него существовать. Он еще ходил по земле, ел, пил и спал, но уже был приговорен, и дни его сочтены.
Но прежде Журавлев собирался его использовать на полную катушку. Он сыграет отведенную роль. Сыграет и исчезнет. Навсегда.
* * *
— Собирайтесь, — сказал он, поднимаясь с кровати.
Полчаса отдыха пролетели как одна минута. Зашумели панцирные сетки. Мишка сел, разминая красное помятое лицо.
Зашумела в раковине вода.
Всполоснувшись, Журавлев вытер лицо и шею, оделся.
— И куда? — зевая, спросил Олесь.
Он ответил грубо:
— На кудыкину гору.
* * *
Зачем им сдался автосалон «Мустанг», Михаил Козырев не знал, да и знать не мог, непосвященный в планы Семена. Но неизвестность не тяготила. Он знал ровно столько, сколько должен был знать. А чем меньше знаешь, тем дольше живешь.
Водитель иномарки, которую они наняли возле гостиницы, гнал машину по заторенному транспортом проспекту; предвидя пробку, нырял во дворы, и, покрутившись по улочкам, снова выныривал на проспекте.
У современного кирпичного строения, огороженного декоративными литыми столбиками с провисшими между ними цепями, он высадил пассажиров и умчался.
Стоянка возле салона заставлена дорогими машинами.
«Не на продажу, потому как с номерами», Не на продажу, потому как с номерами», — догадался Козырев.
— Останься здесь, — велел ему Семен. — Только не мозоль охране глаза и не привлекай внимание.
«Да пошел ты!» — сплюнул Мишка, пересек дорогу и, очутившись в скверике, упал на свободную скамейку.
Отсюда хорошо просматривался офис «Мустанга», запертая железная дверь и Семен, который без конца жмет на звонок. С торца здания зашевелилась, следя за его движениями, камера наружного наблюдения.
Дверь не спешили открыть. Мишка тихо злорадствовал.
17
Еще с минуту за бронированной дверью стояла тишина, потом щелкнул вмурованный в кирпичную стену динамик:
— Что вам нужно?
Журавлев подмигнул Олесю, стоявшему ступенью ниже и засмеялся:
— Хотим шестисотый мерс купить. У вас всегда так клиентов встречают?
Динамик молчал. Скрытый дверью охранник переваривал услышанное.
— К сожалению, ничем не можем помочь, — заговорил, наконец, он. — Салон временно не работает. Приносим свои извинения, если причинили неудобства.
Журавлев нажал кнопку переговорного устройства:
— Мне нужен Умар Дадаев.
За дверью новое замешательство.
— Так вы к Умару Турпаловичу? По какому вопросу?
— Я к Умару Турпаловичу, — съязвил Журавлев. — Юноша, открывай, не тяни резину.
В компетенцию «юноши» не входило принятие сложных решений, и пауза затягивалась.
Клацнул электрический замок, и железная дверь открылась.
Перед Журавлевым стоял накачанный детина в белой рубашке, туго обтянувшей рельефную мускулатуру. На белом фоне контрастно выделялась кобура, из которой торчала рукоять пистолета.
Охранник выжидательно смотрел на него из-под солнцезащитных очков.
«Для чего они в помещении? — подумалось Журавлеву. — Чтобы круче казаться, или свет ламп глаз режет?»
— Так по какому вы вопросу?
Не удосужив его ответом, Журавлев прошел в коридор.
— Веди к хозяину. Мы от его родственников.
Сохраняя лицо, охранник оценивающе оглядел его, примеривая, имеется ли у наглеца оружие. Но, не заметив ничего подозрительного, повернулся широкой спиной и вразвалочку пошел по коридору.
В приемной, где негромко наигрывал музыкальный центр, смазливая секретарша подравнивала пилочкой ногти. На кожаном диване, развалился, листая журнал, второй охранник.
— Кто это, Вадим? — поднялась девица, выставив на всеобщее обозрение стройные длинные ноги и вызывающе короткую юбку.
— Говорит, к шефу, — ответил секьюрити и вошел в кабинет.
Что он объяснял хозяину, Журавлев не слышал, но когда дверь распахнулась, в ней появился смуглый мужчина лет сорока в черном костюме.
— Откуда вы? — с недоверием спросил он Семена.
— С исторической родины. Аслан передает горячий привет… Надо пообщаться наедине.
Дадаев выглядел равнодушным.
— Я не знаю никакого Аслана. У меня нет родственника с таким именем… Вадим, кажется, ребята ошиблись адресом. Надо проводить.
Он отступил в кабинет, и в приемную ступил квадратный охранник.
— На твоем месте, Умар, я бы не принимал необдуманных решений…
Речь Журавлева текла медленно и надменно. Он не шестерка, которую можно вытолкать взашей.
— Не дело, Умар, забывать родню… С этими словами он сунул руку в куртку.
Телохранитель вырвал из кобуры пистолет и взвел затвор, целясь в Журавлева.
— Мальчик… — улыбнулся Семен. — Тебя родители не учили вежливому обращению с гостями? Или преподать урок хороших манер?
— Да я… — выдохнул побагровевший мордоворот.
Журавлев достал из кармана листок и, обойдя его, отдал Дадаеву.
— Прочти. И поменяй «быков». Толку-то с них…
Дадаев смолчал и развернул лист. На лбу крупными каплями проступил пот. Достав носовой платок, он порывистыми движениями промокнул испарину.
— Проходите, — надломленно пригласил он.
— Лишних убери, — распорядился Семен, имея в виду охрану и опешившую от изумления секретаршу. — Только ты и я.
Бизнесмен с поспешной услужливостью согласился:
— Да… да… Идите. Обеденный перерыв.
Сидевший на диване амбал поднялся:
— Босс. Скажите слово, и я вышвырну их на улицу.
— Идите…
— Умар Турпалович… Дадаев повысил голос:
— Идите, я сказал! Что непонятно?!
Телохранители враскачку покинули помещение.
Секретарь, точно требование шефа ее не касалось, оставалась за столом.
— Лена!
Она приподнялась. Карие, искусно подведенные тушью глаза потемнели. Губы прыгали от обиды.
— Я вам кофе принесу.
— Во-он! — взорвался Дадаев.
Вздрогнув, как от удара хлыстом, она выбежала в коридор.
