Но выход есть всегда, и я его нашёл: вместе с заявлением об увольнении я попросил отменить занятия в классе, где учится Вера. Да и оставшиеся два урока физкультуры у одиннадцатиклассников всё равно погоды не сделают. Оценки я уже выставил, пусть лучше к экзаменам готовятся, ну серьёзно.
– Если такой вариант не подходит, то я напишу за свой счёт, – предлагаю альтернативу вредной начальнице.
– Да мне всё подходит, Степан Александрович, просто и вы должны понять…
– Наталья Павловна, – резко перебиваю женщину. – Давайте не будем тратить ваше время.
Под моим тяжёлым взглядом начальница сдаётся, но всё равно с последней просьбой об отмене уроков отправляет меня к завучу.
Та, к счастью, занята другими проблемами, и мой вопрос решает за полминуты.
– Я и сама хотела физкультуру убрать из расписания, тем более по часам там всего один урок остался, – небрежно машет рукой, давая понять, что это вообще не проблема.
Благодарю здравомыслящую и понимающую коллегу и выхожу из кабинета.
Едва не прыгаю от счастья, ведь теперь я, по сути, не являюсь учителем Мышкиной. Уроков у них больше не будет, да и заявление об увольнение, лежащее на столе Натальи Павловны, уже подписано. И мне плевать, что до выпускного ещё целый месяц, я не собираюсь жевать сопли и ждать, когда понравившуюся девчонку уведут из-под носа.
В коридоре сталкиваюсь с Олесей Мавриной. Пытаюсь проскочить мимо девушки, просто кивнув в знак приветствия, но она мёртвой хваткой повисает на моём локте.
– Стёп, ты серьёзно увольняешься? – шипит так, чтобы никто не услышал, хотя сейчас идёт урок, и мимо никто особо не ходит.
Ну, классно. Вот правду говорят, что в тесном коллективе новости распространяются со скоростью света, а если коллектив ещё и преимущественно женский…
– Да, через две недели, – отвечаю невозмутимо.
Мне дико не нравится тот, факт, что я ещё и отчитываться теперь перед каждым придётся за своё решение, а ведь допрос Олеси – это скорее всего только начало.
– Зачем? Детей всегда можно приструнить с помощью родителей или директора, стоит ли терять работу из-за этих выскочек?
Девушка так воодушевлённо меня уговаривает, а я не могу уловить посыл, который она пытается донести. Слушаю, хмуря брови и выковыривая руку из её цепкой хватки.
– Тем более, эти вертихвостки уже без пяти минут ушли из школы, – продолжает Маврина. – Конечно, понятно, что на их место всегда придут новые, но я же говорю: управу найти несложно.
– Подожди, я ничего не понимаю, – чувствуя себя полным придурком, слегка встряхиваю головой, но поставить мозги на место и начать соображать это не помогает.
Или не во мне дело, а в том, что Маврина несёт какую-то чушь?
– О ком и о чём ты говоришь? – с подозрением смотрю на коллегу, ища в её внешнем виде или взгляде признаки психического расстройства, но ничего подозрительного не замечаю.
– Как о чём? – смотрит на меня, как на идиота. Округляет глаза в удивлении и даже отстраняется немного, что не может не радовать. – Я говорю про одиннадцатиклассниц, которые тебе прохода не дают, особенно эта, пухлая, – взмахивает руками, широко разводя их в стороны и якобы изображая объёмы, подозреваю, Мышкиной.
– Я ухожу по собственному желанию, и никто за мной не бегает, – чеканю утвердительно и нарочно делаю шаг в сторону от почти бывшей коллеги.
– Да ладно тебе, Стёп, скромничать, – произносит неожиданно мурлыкающим кокетливым тоном. Её рука каким-то неведомым образом оказывается на моей груди, а тонкие пальцы принимаются вырисовывать на ткани футболки невидимые узоры.
И мне бы сразу нужно убрать её руку с себя, но я настолько ошеломлён происходящим, что всю тяжесть проблемы осознаю позже. Когда из коридора в помещение неожиданно заходит Мышкина с подругами. Почему они сейчас не на уроке, непонятно. Зато ясно, как свет, что Вера видит происходящее и недовольно хмурится, а потом и вовсе бросает подружек и убегает.
– У меня ближе к вечеру репетиция вальса с одиннадцатым классом, после можно было бы прогуляться, – неожиданно предлагает Маврина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это позже до меня доходит, что нифига не неожиданно, она уже говорила что-то, но я прослушал, потому что смотрел на Веру.
– У одиннадцатых классов, говоришь? Здесь, в школе? – воодушевлённо переспрашиваю у Олеси, цепляясь за внезапно возникшую идею, как за спасительную соломинку.
– А-ха, – девушка принимается рассматривать свой маникюр, недовольная тем, что я опять ухожу от темы. – А после…
– Отлично! – не дослушав Маврину, спешу покинуть её общество.
Судя по повышенному вниманию коллеги к моей персоне, с репетиции она меня точно не прогонит. А я смогу проконтролировать, чтобы этот Рягузов не смел в сторону Веры смотреть, и уж тем более, танцевать с ней вальс. А после репетиции провожу Мышкину домой и попытаюсь поговорить. Надо же налаживать контакт с ней вне стен школы.
Воодушевлённый своими наполеоновскими планами, вынимаю из кармана брюк телефону и бронирую столик в одной замечательном местечке. Как раз недалеко от школы есть пиццерия, но меню и обслуживание практически на уровне ресторана. Вряд ли Вера согласится сесть ко мне в машину и поехать куда-нибудь, а вот прогуляться пешком и как бы «случайно» пригласить её в кафе вполне можно.
Ну, не пошлёт же она меня, в конце концов…
Глава 20
Глава 20
– Новость слышали? – лениво цедит Фирсова, потягивая из стакана бледный чай. – Ильин заявление об уходе написал.
Мы сидим в столовке и ждём звонка на урок. Надюха молчит, потому что после поездки она вообще заявила, что комментировать как-либо наши отношения с Санычем не будет. Смешная, ну, какие отношения?
Зато Фирсова не упускает очередной возможности напомнить мне про Степана, вот и сейчас Люба говорит спокойным, обыденным и довольно равнодушным тоном, но у меня от её слов перехватывает дыхание.
– Как написал? – выпаливаю, даже не потрудившись скрыть свою заинтересованность. – Зачем?
Фирсова хмыкает, делает ещё один большой глоток, и только потом отвечает.
– Написал шариковой ручкой на бумаге, зачем, у него спроси, – многозначительно играет бровями.
– Вот ещё! – опять слишком резко отвечаю, и чтобы больше не болтать лишнего, отворачиваюсь к окну.
Последний звонок буквально через пару дней, а потом экзамены, выпускной и здравствуй, взрослая жизнь. Но вместо грандиозных планов на будущее в моей голове поселился Саныч. Я никак не могу перестать думать о том, что всё, что было – не просто так.
Мне теперь жизненно необходимо узнать, почему физрук решил уволиться. Вдруг, ему влетело за что-то, а я не знаю? Хотя, за что Санычу могло влететь? Он, я думаю, смог бы договориться с директрисой в случае чего.
Ведь Степан такой сообразительный, умный, а ещё заботливый, и нежный, и…
– Вера, ты идёшь? – голос Любки заставляет меня подпрыгнуть на месте, и торопливо засобираться домой.
И так я весь день в облаках витала, а у нас ещё консультация после обеда по русскому языку и вальс вечером с Мымрой. И последнее меня совершенно не радует, потому что я не хочу танцевать с Рягузовым, но так получилось, что остальных парней уже разобрали. И остался только Мишка…
– Я не пойму, – возмущённо фыркает Любочка, и даже Надя ей поддакивает. – Ты же хотела, чтобы Ильин уволился, теперь чего такая понурая? Думаешь, успел-таки тебе двойбас залепить напоследок?
Вот о чём, а об этом я совершенно не думаю. Мне и на аттестат, и на двойку теперь совершенно наплевать, но подругам я об этом не скажу. Пусть думают, что хотят.
Ближе к вечеру за мной заходит Фирсова, и мы вместе идём в школу. Там встречаемся со Скворцовой и другими одноклассниками, все что-то живо обсуждают, но меня не трогает всеобщее веселье.
Мне по-прежнему грустно от того, что я не знаю причину увольнения Степана. И тяжелее всего от того, что у него не могу спросить напрямую об этом.
