– Нет проблем, – сказал Джильберто, доставая из ниши, скрытой за панелью орехового дерева, бутылку прозрачной жидкости и два стакана. Поставив стаканы на откинутую панель, он разлил по ним жидкость и добавил в каждый минеральной воды из пластмассовой бутылки. Жидкость помутнела и стала молочно-белой. Джильберто протянул стакан Дзену.
– Будь здоров!
Дзен понюхал: запах был сильным, но он не сразу распознал его. Лакрица была одним из давно забытых детских лакомств.
– Нравится? – Джильберто залпом выпил свой стакан и закурил сигарету.
– Что это? – спросил Дзен, пригубив напиток.
– А черт его знает. Какая-то арака, наверно. Вообще считается, что они не пьют, но…
– Ты это о ком?
Ньедду повернулся к нему и поддразнивающе улыбнулся.
– Ты ведь у нас, кажется, сыщик, Аурелио. Я дал тебе уже три ключа.
Дзен извлек из кармана сигареты.
– Я полицейский следователь, Джильберто, – сказал он чопорно и сам себе показался смешным.
– А, ну тогда… И что же ты сейчас расследуешь?
Машина свернула с главной дороги и начала петлять по лабиринту маленьких улочек и переулков, то и дело снижая скорость и визжа тормозами.
– Ты же понимаешь, что этого я тебе сказать не могу. Особенно когда ты мне не говоришь даже, куда мы едем.
– Справедливо. Просто я подумал, не имеет ли это отношения к Несторе.
– К кому?
– К Несторе Сольдани, моему бывшему деловому партнеру.
– Я ничего о нем не слышал.
Джильберто недоверчиво посмотрел на Дзена.
– Ты не смотришь новости? Последние два дня это была одна из главных. Кто-то подложил килограмм боевой взрывчатки под водительское сиденье его машины.
– Я был в отъезде. По службе. У меня не было времени смотреть телевизор.
Машина повернула влево и затряслась по ухабистой дороге, потом резко вильнула вправо и остановилась. Шофер выскочил и открыл дверцу со стороны Джильберто, потом резво обежал вокруг машины, чтобы помочь выйти Дзену, но тот уже вылез сам. Машина стояла во дворе чего-то, по виду похожего на фабрику, возведенную в шестидесятые или семидесятые годы, в разгар бума незаконного строительства. Ньедду открыл ржавую металлическую дверь в стене и повел Дзена сначала по коридору, потом по голой цементной лестнице.
– Сюда, – сказал он, распахивая дверь слева.
Комната была тесной, набитой всякой всячиной, и вид имела неприглядный. У одной стены помещался стол, заваленный бумагами и заставленный компьютерным оборудованием, у другой – низкий кофейный столик и два кресла. Угрюмая пожилая женщина появилась из двери в дальней стене комнаты и произнесла нечто нечленораздельное. Не глядя на нее, Ньедду ответил ей так же непонятно.
– Что это за язык? – спросил Дзен.
– Курдский.
– Ты говоришь по-курдски?
– Несколько фраз. Больше мне и не надо. Давай твой файл.
Дзен передал ему дискету. Ньедду сунул ее в дисковод и несколько минут работал мышкой и стучал по клавиатуре.
– О'кей, вот эти фотографии, – сказал он. – Которую из них тебе нужно обработать?
Дзен изучил снимки на экране и ткнул в один из них.
– Вот эту.
Фотогалерея исчезла, и во весь экран высветилась фотография, которую он выбрал. На ней было изображено почти до неузнаваемости обезображенное тело.
– Гм, очень мертвый, – прокомментировал Ньедду.
– Несчастный случай в горах, – объяснил Дзен.
– Не трудись лгать, Аурелио. Нам обоим это ни к чему. Какую деталь тебе нужно рассмотреть?
– Вот эту отметину на руке.
Джильберто некоторое время внимательно вглядывался в экран, потом встал и посмотрел Дзену прямо в глаза.
– Ты же сказал, что не занимаешься расследованием этого дела, – очень спокойно произнес он.
– Ты о чем?
– О Несторе Сольдани! Ты говоришь, что никогда о нем не слышал, а потом вручаешь мне дискету с изображением его чудовищно обезображенного трупа, надеясь, что я это проглочу? В газетах писали, что тело не найдено. Выходит, это очередная ложь? Все те же старые полицейские методы, да, Аурелио? Вся страна изменилась, а вы слишком заняты, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг, – ни дать ни взять оппоненты Берлускони. Вы ничему не научились и ничего не забыли.
Дзен крепко схватил приятеля за руку.
– Ради Бога, Джильберто, успокойся! Послушай, этот твой друг, этот Несторе, что с ним случилось?
– Ты прекрасно знаешь, что с ним случилось!
– Клянусь тебе, не знаю.
– Вся страна знает, а ты – нет! Его взорвали в собственном автомобиле у ворот виллы в Кампьоне.
Дзен отпустил его руку.
– Тогда здесь нет никакой связи. Это фотография трупа, найденного в горной глуши к востоку от Больцано. Там нет никаких вилл и автомобилей.
Ньедду ткнул пальцем в экран.
– Тогда что означает эта татуировка? У Несторе была на руке точно такая же.
Дзен пожал плечами.
– Мало ли у кого есть татуировки. Сейчас даже женщины их делают.
– Говорю тебе, это – та самая!
Их разговор прервало появление пожилой женщины, явившейся с огромным подносом, который она водрузила на кофейный столик. Поднос был уставлен блюдами, совершенно не известными Дзену. Джильберто сказал что-то по-курдски, женщина поклонилась им обоим и вышла, закрыв за собой дверь.
– Ты клянешься, что ничего об этом не знаешь? – серьезно спросил Джильберто.
– Могилой моей матери.
Ньедду коротко кивнул.
– Ладно, давай есть.
– А что это такое? – поинтересовался Дзен, усаживаясь за низкий столик.
Ньедду достал из маленького холодильника, стоявшего в углу, бутылку белого вина и минеральную воду.
– Национальная кухня, – ответил он и, тыча пальцем, стал перечислять: – Kelemî, niskan, hevîr. U gost, кажется, Lortek, balcanres, ciz biz, gostê ristî… Насчет названия этого блюда я не уверен, но вся еда вкусная. Чего не скажешь об их любимом напитке – какая-то бурда из кислого молока. Единственное, чего я у них не принял. Обычно я съедаю одно-два из этих яств, но сегодня предупредил Тавору, что у меня будет гость, так что она расстаралась. Согласно правилам их культуры, очень важно, чтобы на столе было много еды. Но ты не волнуйся, съешь только то, что захочешь. Что останется – не пропадет.
Сначала робко, потом со все возрастающим аппетитом, Дзен начал пробовать блюда из запеченного мяса, овощей, пшеничные оладьи и тонкие, как основание пиццы, круглые листы из теста. Все было действительно очень вкусно.
– Откуда у тебя связи с этими людьми? – спросил Дзен.
– Ну, они, как ты понимаешь, нелегалы. Их страна, которой официально не существует, с незапамятных времен является территорией войны. Исторически у курдов всегда был лишь один выбор: кем бы они хотели быть порабощены и уничтожены – иранцами, иракцами или турками. Поэтому многие из них пытаются бежать. Кое-кому, как вот этим, удается.
– И куда ты их пристроил?
– Надо ли говорить, что я делаю это не в качестве гуманитарной помощи? Да они бы ее и не приняли. Очень гордое племя. Просто случилось так, что наши интересы совпали. Этим людям – к слову сказать, все они принадлежат к одной семье – нужно было что-то есть, где-то жить и иметь какую-нибудь защиту от властей. А мне была нужна лояльная и надежная рабочая сила. Через знакомых в Пулье, куда причалил их корабль, меня представили главе клана, и мы договорились. Я выполняю свою часть договора, они – свою. Как ты понимаешь, и Роза в восторге. Если бы мне когда-нибудь пришло в голову хоть взглядом обратить внимание на кого-то из их молодых женщин, то их мужчины добрались бы до меня раньше, чем Роза. У этих людей только так: либо свадьба – либо смерть.
– И сколько курдов на тебя работает?
– Тридцать или сорок. Трудно сосчитать. Это я оставляю в компетенции их главного. Все они живут и работают здесь, не говорят по-итальянски и почти никогда не выходят за пределы этой территории. Она немного похожа на те заброшенные сельские хозяйства в долине По, которые видны с автострады…
– Каcчине?
– Именно. Хозяин земли давал кров и пищу издольщикам, которые на него работали. Это напоминало маленькую деревню. У меня здесь нечто похожее.
– Но что именно они для тебя делают?
– Ну, в это мне не хотелось бы вдаваться.
– Значит, что-то противозаконное.
Джильберто сделал вид, что оскорблен.
– Помилуй, Аурелио! Зачем так грубо? Ты безнадежно отстал от нового мышления. Итальянцы переизбрали премьер-министром человека, находящегося вместе с еще девятью обвиняемыми под следствием за взятку в полмиллиона долларов, которую он дал судье, чтобы тот решил в его пользу тяжбу о приобретении контрольного пакета акций. И первое, что сделал Берлускони, приняв должность, – пробил поправки к закону, необходимые, чтобы дело не передали в суд прежде, чем истечет срок давности. А теперь он пытается провести еще одну поправку, которая даст ему право по своему усмотрению выбирать судью до того, как дело попадет в суд. И ты еще спрашиваешь меня, не делаю ли я чего-нибудь противозаконного?
