сдавать надо. А других боевых должностей, чтоб вот прямо при дворе, у нас не имеется.
Решение пришло откуда не ждали. От Валиссы.
— Лисапет. — укоризненно произнесла она, выяснив чего это я за завтраком весь в задумчивости и не реагирую на ее шпильки в свой адрес. — Я удивлена, что вы не видите столь очевидного решения. Придворная должность, совмещающая в себе обязанности личного порученца и телохранителя при дворе имеется.
— Имеется. — не стал спорить я. — Но нынешний стремянной меня вполне устраивает.
— Я вовсе и не предлагаю вам гнать Тумила с его должности. — покривилась невестка. — Он хороший мальчик и вас с ним многое связывает. Однако стремянной может быть не только у царя, но и у его наследника, вы не находите?
— Ну вот еще! — возмутился Асир. — Я пока еще сам в состоянии в седло забраться. Да меня не то что Вака, меня собственный конь засмеет!
Вы посмотрите на этого Чака Норриса! Давно ли на женской половине дворца обитал?
— Смех, он для долголетия, в общем-то, полезен. — флегматично отозвался я, ковыряясь вилкой в тарелке. — Если только мне, конечно, рыбы не наврали. А стремянной нужен для торжественных выездов и тому подобных мероприятий — вовсе не для залезания на лошадь. Ты царевич, а не неудельный витязь какой-то, тебе положено свиту иметь.
— Ты себе стремянного хотя бы по душе выбирал… — буркнул наследничек. — И княжьего сына, а не безродного степного конее…
Асир запнулся, бросил взгляд на мать и немедленно поправился:
— Коневода.
— Не хочу тебя, братик, огорчать, но после Тинкиной свадьбы Эсли нам с тобой будет довольно близкая родня. — хмыкнул Утмир.
Тот, как выяснилось, об этом обстоятельстве тоже отлично помнил, и перед занятиями у Ваки, без лишних слов, вручил Асиру витой шнур из зеленой ткани и конского волоса, а на вопрос что это такое просто пожал плечами.
— Твоя сестра за моего двоюродного брата замуж выходит, имеешь право носить.
— Спасибо. — вежливо поблагодарил наследник престола. — Но все же, это что?
Эсли похлопал по такому же шнуру, по бицепсу опоясывающему левый рукав его кафтана.
— Любой будет видеть, что ты из Зеленых Коней и уже забрал жизнь первого врага. Станешь жениться — невесте подаришь.
Носит теперь, кстати. Коне… вод малолетний. Демонстрирует окружающим собственную крутизну и приверженность суровым традициям. Может ещё и невесту приглядывает, чтоб шнурок вручить? Оно, конечно, с одной стороны, чего бы и нет — мальчик он миловидный, не в нашу породу пошел, в мамину, тут и по любви, а не по расчету, себе супружницу сыскать возможно, — а с другой стороны я искренне разделяю вычитанное мной в какой-то фентезийной книге мнение, что лучше уж грыжа, чем ранний брак[8].
С третьей же стороны, если жена попадется наподобие моей невестушки, так шнурок и по иному назначению применить можно, в Отелло-стайл. Куда не погляди — полезная штуковина.
Так что ничего удивительного, что юный зак, во время выезда моего величества на царскую охоту, держится возле наследника престола и делает вид, что поддерживает светскую беседу — в настоящий момент с Энгелем, рассказывающим окружающим о засаде на порогах Яхромы.
Суровый мальчишка — очень серьезно к обязанности Асирова бодигарда относится. Во время вчерашней премьеры Утмировой пьесы тоже больше вид делал, что смотрит, а на деле зыркал по сторонам, высматривая, не злоумышляет ли кто против объекта охраны.
Я, кстати, запамятовал полюбопытствовать, что же такое младший из царевичей понаписал, и в результате с изумлением созерцал вольное переложение «Джека и бобового стебля» в стиле «…А потом Джек срубил бобовый стебель, добавив убийство и экологический вандализм к уже упомянутым краже, обольщению несовершеннолетней и незаконному вторжению на чужую частную собственность, но избежал наказания и жил долго и счастливо, не испытывая никаких угрызений совести по поводу свершенного. Это лишь еще раз доказывает: если вы — герой, вам все сойдет с рук, потому что никто не будет задавать неудобные вопросы»[9].
Дурак-примас аж прослезился:
— Ах, царевич! — проникновенно воскликнул он, когда представление закончилось. — Как же тонко вы в своей пьесе указали на то, что даже не самый праведный человек, если искренен в своей вере, может одолеть любое богомерзкое чудовище!
Да уж, трактовка произведения, политкорректно выражаясь, неожиданная.
— Я непременно упомяну о преподанном в представлении уроке во время завтрашней полуденной проповеди в Пантеоне. — добавил Йожадату.
— А вот с этого места поподробнее! — потребовал я. — В какой-такой проповеди? Двор завтра с утра отбывает на охоту, а ты что же, отец мой, бросить нас собрался? Без своего пастырского присмотра оставить? Очень это с твоей стороны нехорошо.
Ибо сказано было: «Держи друга близко, врага еще ближе, а за инициативным дурнем с полномочиями и вовсе гляди в оба и никуда от себя не отпускай». Кем сказано? Царем каким-то, он еще, вроде бы, раньше в монастыре обитал — никак имя не вспомню.
— До мирских ли мне забав, повелитель? Заботы о пастве — вот весь мой досуг и все мое утешение. — прозвучало прямо как «я сам служу, хожу в ратушу к девяти, и, не скажу что это подвиг, но что-то героическое в этом есть» в «Том самом Мюнхгаузене». — К тому же с вами отправляется преподобный Валараш, чья высокая просветленность общеизвестна. В его достоинствах и добродетелях пастыря я ни мгновения не сомневаюсь и со спокойной душой могу остаться в Аарте.
Я вот как-то в тот момент с ответом не нашелся. Да, бывает и такое, так что на большую царскую охоту отправились без Йожадату, и мне оставалось лишь надеяться, что в мое отсутствие он ничего этакого не отчебучит. Впрочем, царская вилла, на которой мы расположились, находится от столицы не слишком далеко — всего в дне пути, причем это для неспешно двигающегося царского поезда. А случись оказия, я, хоть и стар уже, вместе с несколькими телохранителями вернулся бы в Ежиное Гнездо минимум вдвое быстрей.
Для специально дрессированных гонцов это и вовсе не расстояние, так что совсем уж неотложные документы Люкава со Штарпеном слали мне ежедневно — благо их было не так чтоб чересчур много и более пары часов в день
