— Может, просто опаздывает. Ты говорил, что твой брат очень занят.
Я качаю головой, с твердым ощущением безысходности:
— Нет, родная. Он просто не посчитал нужным прийти.
Мы сидим за столиком ресторана, где я назначил брату встречу, чтобы познакомить его со своей невестой. Наивный дурак! Давно следовало понять — Ник такой же, как и они. Он просто не хочет меня знать.
— Мне так стыдно перед тобой, — произношу негромко. — Я надеялся, что смогу познакомить тебя хоть с кем-то из своей семьи.
Мотаю головой, словно отмахиваюсь от собственной глупости.
— Ты же знаешь, что для меня это неважно, — говорит Лика, придвигаясь ко мне ближе. — Я ведь за тебя замуж выхожу, а не за твою семью. Зато мы можем быть уверены, что твои родственники не станут вмешиваться в нашу жизнь.
Я невесело хмыкаю в ответ:
— Да уж, можно считать, что ты выходишь замуж за сироту.
— Я выхожу замуж за самого лучшего мужчину, — улыбается она и я не могу отвести глаз от ее лица.
Порой просто не верится, что мне вдруг так повезло и эта девушка меня выбрала. После всех лет, когда казалось, что я какой-то не такой, будто бы бракованный, раз они не любят меня, так сложно привыкнуть к мысли, что я по-настоящему кому-то нужен. Такой, как есть. Без условий и без надежды получить что-то большее, чем я сам.
— Я люблю тебя… — шепчу сдавленно и касаюсь губами ее ладони. Лика значит для меня так много, что мне вдруг становится страшно от мысли, что я могу ее потерять.
— Пойдем отсюда, — говорю, поднимаясь из-за стола. — У меня есть ты, и больше мне никто не нужен.
Что-то душит меня. Что-то огромное, страшное и непоправимое. Я снова пытаюсь закричать, хоть и знаю, что это бесполезно. Мотаю головой в разные стороны, словно так можно отбиться от того, что на меня надвигается. Но оно неизбежно. Оно приближается, готовясь раздавить меня, прижать ко дну и не отпускать. Ни на том, ни на этом свете.
Едва войдя в нашу с Ликой съемную квартиру, я сразу понимаю — что-то не так. Лика дома — это становится ясно по стоящей в прихожей обуви. Но в самом доме стоит неестественная гробовая тишина.
Пытаюсь успокоить себя тем, что она наверняка просто уснула. Тихо, крадучись, прохожу в спальню и застываю от ужаса на пороге. Лика сидит на кровати, не издавая ни звука. Только бесшумно раскачивается из стороны в сторону.
— Милая… — выталкиваю из себя с трудом короткое слово.
Она вскидывает голову. Скорее чувствую, чем вижу — в ее глазах застыл ужас. Это вынуждает меня шагнуть ближе, чтобы притянуть ее к себе. Чтобы защитить, что бы ее ни напугало. Ведь я сделаю для нее все на свете.
— Нет! — вдруг выкрикивает она, вырываясь из моих объятий. — Не трогай меня!
Я замираю на месте, четко сознавая — ужасное уже случилось. Я уже не смог ее уберечь.
— Лика, что произошло?
Ответом мне становится судорожный всхлип. Она даже не плачет — скорее воет, как раненый зверь. А я стою и не знаю, что делать.
— Он меня изнасиловал! — наконец прорываются сквозь рыдания страшные слова.
— Кто он? — спрашиваю, едва шевеля помертвевшими губами, хотя уже знаю ответ.
— Никита! — звучит ее голос, как приговор. И дальше слова льются несдерживаемым потоком — хлесткие, пугающие, больно бьющие наотмашь.
— Я села к нему в машину… подумала сначала в темноте, что это ты… но быстро поняла, что нет… хотела уйти… он заблокировал двери… мы заехали в переулок… он остановился… вышел из машины… я хотела бежать, но он… задрал на мне юбку и…
Я не выдерживаю. Резко бью по переключателю, заставляя вспыхнуть свет. Увиденное ужасает — Лика сидит на постели совсем голая, а по всему ее телу, как уродливая роспись — ссадины и синяки. Лицо, словно потерявшее все краски, стало почти неузнаваемо.
— Я его убью, — говорю ледяным тоном, а внутри — адское пожарище. Оно выжигает мои внутренности, превращая душу в пепел.
— Нет! — Лика вскакивает с постели, цепляется изуродованными руками за рубашку. — Обещай мне! Мы никому не должны говорить! Ты сам знаешь, что он все равно останется безнаказанным! А мы… — ее голос резко падает до шепота, — мы и сами с этим справимся. Ведь справимся же, правда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она спрашивает меня отчаянно, но в ее глазах я вижу — Лика и сама в это не верит.
Я прижимаю ее к себе и аккуратно укладываю обратно на кровать. На едва гнущихся ногах прохожу на кухню, чтобы найти какое-то успокоительное и заставить ее выпить.
А после, когда она наконец засыпает, еду в дом, где имел несчастье родиться.
Я не пытаюсь скрываться — меня сейчас не остановит ни бог, ни черт. Громко, со всей пожирающей меня яростью, пинаю ненавистную дверь спальни своего близнеца, а когда он наконец открывает — бью в это красивое лицо без лишних слов.
— Какого черта?! — взвизгивает он, как свинья, которая понимает, что ее сейчас зарежут, и пытается отползти. Наверняка ожидает, что мамочка или папочка прибегут ему на помощь. Но сейчас его не способно спасти от меня ничто!
— У тебя было абсолютно все! — поднимаю его рывком и встряхиваю, заставляя смотреть мне в лицо. — С самого рождения тебе принадлежало все, чего ты хотел! — я остервенело бью Ника головой о стену и, прерывисто дыша, склоняюсь над ним, выплевывая наружу слова. — Все! Но ты захотел отнять то единственное, что было моим!
Перед глазами встает Лика — истерзанная, надломленная. Картина, которую я никогда не забуду. Никогда не прощу.
Я снова приподнимаю Ника над полом и заношу кулак, желая превратить его ненавистную рожу в кровавое месиво.
И чувствую, как мой кулак проваливается в темноту, а вместе с ним — и я. Океан смыкается над моей головой, утягивает на дно.
Но впервые за все прошедшее время во мне кипит желание бороться с этой тьмой. Только бы еще раз увидеть свет…
Часть 21. Мира
Квартира Никиты оказалась небольшой, но вполне уютной, несмотря на то, что действительно производила впечатление нежилого помещения. Но мне на это было решительно плевать. Хотелось уединения. Да и перед дедом рано или поздно стало бы неудобно, особенно когда он начал бы сыпать вопросами, почему так долго не возвращается мой муж.
— Техники не очень много. Но плита и чайник есть, — сказал Ник, проведя для меня маленькую экскурсию.
Она состояла в том, чтобы показать кухню-гостиную и спальню.
— И холодильник, — кивнула я в угол.
— Да, точно. Тебе одной его более чем достаточно будет. А когда я к тебе перееду…
Он попытался меня обнять, но я увернулась.
— Когда переедешь, тогда и подумаем, что тут перестроить-переклеить. Я помню, — заверила Никиту и демонстративно зевнула.
— Устала? — тут же поймал он мой «посыл». — Я тогда поеду. Очень много дел.
Я невольно усмехнулась. Ник настолько часто говорил мне, как сильно занят, что эти слова уже отпечатались на подкорке моего мозга.
— Ты закажешь продукты? Справишься? — уточнил он перед тем, как уехать.
— Я пройдусь по магазинам. Присмотрела рядом парочку, когда ехали сюда. Хочу куда-то выбраться.
По правде говоря, его тон меня покоробил. Даже заставил почувствовать себя беспомощной, неспособной сделать ничего без участия кого бы то ни было.
— Кстати. Я хочу начать зарабатывать деньги сама, — завела тот разговор, который волновал меня довольно ощутимо.
Когда мы с Никитой познакомились, я едва успела закончить вуз и была в поисках работы. А когда мы стали встречаться и будущий муж узнал, что я нашла себе должность библиотекаря — ужаснулся. Постоянно повторял, что свою невесту, а в скором времени и жену, он способен обеспечить так, чтобы она забыла это ужасное слово «работа». И я, как дурочка, пошла у него на поводу. Деньги он действительно мне давал… причем, по моим меркам, весьма немалые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Снова пойдешь стряхивать пыль с того, что никому не нужно? — рассмеялся как-то зло Ник, и я нахмурилась.
