А чтобы иметь полное представление о масштабе досуга и отдыха римских патрициев, следует прибавить, что Термы Каракаллы – лишь малая часть той спортивно-оздоровительной структуры, исполинские развалины которой поднимаются над плоскими кронами пиний в районе метро «Чирко Массимо», – взять тот же Circus Maximus вместимостью 250 тысяч зрителей. Полагаю, разрушить эти каменные колоссы было не менее трудно, чем построить. Взрывчатки-то ещё не придумали. Кто же это сделал? Точно не сменившие римских императоров Одоакр и Теодорих, как принято считать (они и сами были не прочь попользоваться). Их разрушили бывшие рабы, которые никогда больше не хотели вкалывать на римских галерах «культуры и отдыха».
Вечером в нашем кафе, свободном от немецкой оккупации, выпили за Победу, а потом пошли в номер смотреть по интернету парад на Красной площади. И когда двинулись по ней, ровно колышась в строю, наши полки, я понял, что Третий Рим всё ещё существует, а Четвёртому точно не бывать. Дорога, по которой шли когда-то через Форум римские легионы, давно заросла травой и едва угадывалась среди древних имперских развалин, а русские полки печатали шаг по целёхонькой брусчатке Красной площади, окружённой крепко стоящими имперскими постройками. Мы были по-прежнему империей реальной, несмотря на все катастрофы ХХ века, а Рим – империей потусторонней. Что же до древности, в которой мы соревноваться с Римом не могли, то, право же, лучше быть живым молодым человеком, чем старым и мёртвым памятником.
Поздравляем нашего автора и друга Андрея Воронцова с 55-летием и желаем ему крепкого здоровья, новых творческих свершений и бодрости духа!
Голос с Кавказа
Голос с Кавказа
Искусство / Искусство / Киномеханика
Щербаков Константин
Теги: искусство , кинематограф
Я давно не видел в экранных титрах имен знаменитых грузинского режиссёра Эльдара Шенгелаи, азербайджанского писателя Рустама Ибрагимбекова. У каждого за плечами свой опыт, а тут их пути соединились, сошлись, и они вместе сняли фильм «Кавказское трио» (при участии Фуада Ибрагимбекова и Теймураза Бутикашвили). Оператор-постановщик Горка Гомез Андре (Испания).
В основе – ситуация бытовая, обыденная. У молодого человека оказалось два отца, один – родной, другой – отчим, и надо как-то определяться – с образом жизни, с фамилией в конце концов. Ну и что, собственно? О чём речь?
Происходит, однако, экранное действие, и вы оказываетесь втянуты в человеческую историю, когда по ходу этой самой обыденности ломаются судьбы достойных людей, а атмосфера, воздух фильма насыщается отзвуками трагедий, уже случившихся и грядущих. Просто… Да просто потому, что родной отец – армянин, отчим – азербайджанец, а их страны оказались в состоянии вражды, не оставляющей места для разума и понимания.
Троих старых и верных друзей – армянина, азербайджанца, грузина – играют Юрий Стоянов, грузинские актёры Гога Пипинашвили и Баадур Цуладзе. Они хотят жить как жили, сохранить себя и своё человеческое достоинство – и платят за это высокую, очень высокую цену. Повседневность оборачивается каким-то зловещим, вылезшим наружу душевным подпольем, бал правит опьянённая вседозволенностью толпа, в полном объёме или в лице отдельных её, толпы, представителей.
Недавно пересмотрел по телевизору фильм Александрова «Цирк». Кадры, когда опьянённая вседозволенностью американская толпа преследует белую женщину с чернокожим ребёнком, вызывали в лучшем случае снисходительную усмешку: ну да, примитивная агитка конца 30-х годов прошлого века. Но вдруг совершив головокружительный кульбит, примитивная агитка отозвалась, аукнулась, оборачиваясь сегодняшней реальностью. Только в другой точке планеты. Абсурдов кругом много, однако этот, похоже, всех абсурдней.
Как же это мы так ухитрились…
Что же случилось, люди? В чём причина мучительного разлада? Убивающей душу непримиримости и вражды?
Я старый человек и хорошо помню времена, когда такой фильм, как «Кавказское трио», был невозможен. Я не цензуру имею в виду. Невозможно было снимать кино про то, чего нет. В той Москве, в том Баку, в том Тбилиси, в том Ереване о национальности никто никого не спрашивал. Кинофестивали в Баку – на улицах не толпа, а многоязычное человеческое содружество, где все понимали друг друга.
Власти враждовали с народами – это было. Но чтобы народы с народами… Нет, лишние грехи на советские годы вешать не надо.
С той поры слишком многое перевернулось, разбилось, границы прорезались по живому. Давно не был на Кавказе за пределами России, и вот, глядя на экран, задаю вопрос своим друзьям, Рустаму, Эльдару, самому себе задаю вопрос: неужели теперь всё так? И возможность лишиться работы, здоровья, жизни за сочувствие человеку иной национальности? И слепая, глухая ненависть друг к другу нормальных (да какая уж тут нормальность?) людей – эта та реальность, с которой нам теперь жить? Задаю и оглядываюсь по сторонам: там Украина, там Турция – и снова возвращаюсь к фильму. Он и об этом тоже.
А ещё в круговороте абсурда различаю людей, лучших из них, которые остаются людьми, хотя слишком многое склоняет их к тому, чтобы потерять человеческий облик. Они срываются, говорят слова, за которые потом будет стыдно, – и всё равно остаются людьми.
В фильме Шенгелая и Ибрагимбекова есть послание к людям. И есть отвага послания – это не приглушать, не смягчать.
Огрехи, конечно, тоже есть. Скороговорка там, где хотелось бы замедлить ход, остановиться, оглянуться. Сюжетные перебои, когда какой-то эпизод в общем контексте оказывается не очень понятен. Но назовите, кто ещё на постсоветском пространстве решился так смело и прямо сказать о самом, быть может, больном, что случилось с нами за минувшие годы? Если назовёте – буду признателен.
В прошлом у Шенгелаи, Ибрагимбекова – киноработы, мягко говоря, не идеализировавшие тогдашнюю нашу реальность. «Голубые горы», к примеру, «Допрос». Были гнев, сарказм, была ирония, но и надежда была, что мы всё-таки общими усилиями доберёмся до жизни достойной и стоящей. Сейчас время, на которое мы в ту пору уповали, рассчитывали, как на лучший результат наших усилий. Что от надежды осталось?
Да вот то и осталось, наверное, что собрались художники из прежде одной страны, а теперь из стран разных, – собрались и сняли многонациональное кино о том, что противоестественны границы в человеческих душах. О том, что человеческое единение, человеческое содружество не ушло безвозвратно в прошлое. Нет, оно существует и будет существовать, какие бы обстоятельства этому ни противились. И напомнили о том, что у искусства, искусства кино в частности, есть обязательства перед людьми. Есть миссия, о которой нельзя забывать. В решающую, переломную пору особенно.
Прозвучал чистый и внятный голос. Оттуда, с Кавказа.
Свет детских глаз
Свет детских глаз
Искусство / Искусство / Штрихкод
Теги: искусство , живопись , скульптура
В Государственном музее А.С. Пушкина открылась выставка, возвращающая нас в мир чистоты и непорочности
Этот мир смотрит на нас глазами детей – с живописных полотен, рисунков, гравюр, миниатюр, фотопортретов.
На выставке «Но детских лет люблю воспоминанье…», которая развёрнута в мезонине музейного особняка на Пречистенке, представлено более 170 художественных работ, выполненных в период с конца XVIII до начала XX века русскими и западноевропейскими мастерами – именитыми (Боровиковский, Тропинин, Соколов, Макаров, Райт и др.), неизвестными и крепостными художниками.
Детские портреты действительно обладают особой притягательной силой. Они завораживают непосредственностью, искренностью, чистотой. Возле них можно подолгу стоять, рассматривая мельчайшие черты. И пусть подчас изображение ребёнка не соответствует канонам академической живописи, пусть выполнено непрофессиональными живописцами, всё равно, как и произведения великих мастеров, оно неизменно привлекает, заставляет улыбнуться, пробуждает в душе добрые чувства…
Круг моделей, которые запечатлели художники, чрезвычайно разнообразный – и по возрасту, и по происхождению. Когда-то эти портреты украшали гостиные столичных и провинциальных усадеб, хранились в семейных архивах. Но безжалостные исторические бури века XX разметали эти семейные сокровища, лишив портреты имён, а может быть, и жизней самих детей. Много в собрании выставки работ, принадлежность которых установить сегодня, увы, уже практически невозможно. И тем ценнее полотна и рисунки с портретами детей, имена которых история, к счастью, сохранила. Выставка не только знакомит нас с их образами, но и даёт небольшие сопроводительные комментарии об их судьбе.