теперь, некогда гордый аристократ, стучал зубами и спешил излить душу:
— Честью клянусь, Ваше Высочество, я не приказывал убивать гонца. Я лишь хотел, чтобы Бенеж и его люди задержали гонца, пока мой племянник не убьет Артакса.
Герцог, скользнув по мне взглядом, пожал плечами и задал новый вопрос:
— Зачем вашему племяннику убивать Артакса? И почему вы называете его просто Артакс, если я жаловал ему титул?
— Артакс, то есть граф Артакс, хотя мне неизвестен ни его герб, ни имена его предков, оскорбил моего родственника, барона Выксберга. По его милости барон потерял титул и поместье.
— Барон сам лишился своего титула, отдав в залог собственное имение, — сухо сказал герцог. — Граф Артакс очень великодушно поступил, не разглашая подробности поединка.
— Пусть так, — не стал спорить с правителем граф. — Выксберг, пьяница и болван, его, как последнюю шлюху выкинули из окна, но что это меняет? Он принадлежит к моему роду, к роду Грейгсов. Его позор — наш позор. Выгсберг имел привилегию останавливаться в любой гостинице, и эта привилегия считалась честью для всего рода. Мало того, что э-э… граф Артакс лишил Выксберга титула, он оскорбил весь наш род, забрав меч после поединка. Этот меч подарил нашему предку сам Хеймдалль и он приносил удачу всему роду.
Невольно я усмехнулся. Куда не плюнь, везде знаменитые мечи. Ладно, у герцога имеется меч Сигурда, излечивавший нарывы и фурункулы, а у меня, стало быть, хранится оружие Хеймдалля?
— Скажите граф, вы и на самом деле получили клинок бога? — полюбопытствовал герцог. — Кажется, этим мечом Хеймдалль не то сразил, не то еще должен сразить самого Локи?
До поры до времени герцог не хотел раскрывать мое имя перед арестантом, но теперь решил, что пришла пора.
— Сомневаюсь, — хмыкнул я. Вспоминая некоторые детали трофея, сказал: — На вид ему тридцать, самое большее — пятьдесят лет. Вряд ли во времена Хеймдалля существовала слоеная сталь, которую варят гномы, а уж чтобы рукоятки делали из слоновой кости — вообще немыслимо. А уж в каком состоянии меч попал в мои руки, я вообще промолчу. Если это клинок бога, то за подобное обращение с оружием Выксбергу следовало отрубить голову.
— Скотина, — с чувством сказал граф, а мы с герцогом в один голос спросили: — Это вы о ком?
При этом, я положил руку на эфес клинка, а герцог обернулся к палачу, слушавшей наш разговор.
— Это я о Выксберге, — торопливо пояснил граф. — Я понял, откуда взялся этот клинок. Мой сосед давно зарился на меч Хеймдаля, предлагал в обмен на него меч своего дяди и два талера.
— Меч, что граф получил после поединка с бывшим бароном, честный трофей, — отрезал герцог. — Я не пойму, зачем нужно было подсылать убийцу и отчего все-таки был убит мой гонец?
— Я не подсылал убийцу, — гневно ответил граф, пытаясь закутаться в простыню, словно римский патриций в тогу — Я отправил в Урштадт своего племянника Суотона, чтобы тот вызвал Артакса на дуэль. Мой племянник лучший боец Силингии, и у его противника не было шансов остаться в живых. После победы над Артаксом племянник имел право забрать его оружие, тем самым вернув нашему роду и честь, и удачу. — Вымолвив это, Грейгс посмотрел на меня, и добавил: — Жаль, что Суотон не успел с вами встретиться.
— Нет, почему же, Суотон успел со мной встретиться, — пожал я плечами. — Думаю, вашего племянника уже успели похоронить.
— Да будь ты проклят! — вскричал граф, пытаясь вскочить на ноги, но запутался в простыне и рухнул на пол.
Бдительная фрейлейн тотчас же положила руку на плечо Грейгса, словно припечатав того к полу и бедный граф больше не пытался скакать.
— Кстати, а почему вы так долго ждали? — поинтересовался я. — Вы могли убить меня давным-давно, как только я выбросил вашего родственника из окна.
— Мстить простому наемнику, пусть и разбогатевшему на войне? Это против правил чести. Но теперь вы стали героем, изгнавшим нечисть из Черного леса, теперь вы граф. Убить вас из-за угла, и убить на дуэли — это разные вещи. Что бы мне дала ваша смерть, если бы я нанял убийцу? Ничего. А смерть в поединке, ваше оружие, означало бы взять вашу удачу.
То, о чем с таким пафосом вещал граф, скорее напоминало язычество, а не веру в Единого, существующую по обе стороны гор. Но и в Швабсонии до сих пор попадаются язычники. Вспомнились двое братишек, собиравшихся принести меня в жертву богам, а каким именно, они даже не понимали.
Кажется, с одним вопросом мы разобрались. Теперь главное.
— То, что вы хотели отомстить Артаксу и получить его удачу, это я понял, — кивнул герцог. — А вот при чем здесь гонец?
— А разве вы отправили гонца не за тем, чтобы он предупредил Артакса? — удивился Грейгс. — Я послал своих людей, приказав им задержать гонца хотя бы на день — два.
— Да я даже и не знал, что вы отправили племянника вызвать графа на поединок, — хмыкнул фон Силинг. — Я отправил своего гонца, чтобы он пригласил графа Артакса фон Йоргена в столицу. Откуда я мог бы узнать о ваших планах? Мысли я не читаю, шпионов я к вам не подсылал, поверьте. У меня были более важные дела, чем следить за вами.
Я был немного разочарован. Надеялся, что прямо сейчас узнаю какую-нибудь тайну или, по крайней мере, выясню, а для чего меня вытащили из уютного дома, оторвали от книг, и от Кэйтрин?
— В заговоры против меня вы никогда не влезали, храбро сражались с Ботэном. Как же вы так, а? И моего гонца вы не приказывали убить, это ваши люди перестарались. Мне кажется, они не смогли догнать Асмуса, поэтому решили его подкараулить и убить. С вашей стороны, это глупость, но не преступление. Я все правильно понял? — спросил герцог.
Граф Грейгс окончательно пришел в себя и с радостью уцепился за слова герцога.
— Именно так, Ваше Высочество. Сглупил на старости лет, тоффель попутал. Не спорю, я замышлял дуэль, но не убийство графа Артакса. Я не хотел никаких убийств, тем более, убийства гонца моего сюзерена. Господин мой, я не могу нести ответственности за людей, которые перестарались.
— И что мне теперь с вами делать? — задумчиво произнес герцог, рассматривая сидевшего на полу графа.
Если бы герцог спросил мое мнение, я предложил бы отдать графа Хензелю. Пусть подручный палача потешится. Увы, герцог теперь не может этого сделать, потому что граф начал-таки говорить. Грейгс долго рассуждал о чести своего рода, об удаче, но