Его экипаж слишком уж увлекся расстрелом русской пехоты с безопасной, как они думали, дистанции. Наводчик открыл беглый огонь, скорее, чтобы ошеломить русских, нежели из-за желания сделать прицельный выстрел. Каждый фонтан снега и мерзлой земли поднимал на воздух разорванные осколками и ужасной ударной волной части тел. Да, такое можно было творить только в наркотическом бреду.
Но и расплата последовала неотвратимо. Справа взметнулся фонтан снежной пыли, но это был не взрыв.
Взрыв широкими гусеницами снег, «тридцатьчетверка» появилась из-за небольшого пригорка — ровно настолько, чтобы сделать точный, практически снайперский выстрел. Цельнолитой калиберный бронебойный снаряд ударил в самое уязвимое место немецкого Pz.Kpfw IV F2 — под заднюю часть башни. Он пробил лист брони, но смертоносная болванка при выстреле с короткой дистанции сохранила еще достаточно разрушительной кинетической энергии, чтобы разворотить крышу моторно-трансмиссионного отделения в корме боевой машины с черными крестами в белой окантовке. От мощного удара разорвались топливные и масляные шланги, а от снопа искр загорелось их содержимое. Через секунду уже полыхала вся угловатая бронированная коробка.
А Дитрих Шталльманн слушал в наушниках вопли заживо сгорающих людей. Его людей — и это было так весело! Проклятый первитин… Он не делал обычного, замученного адской муштрой человека сверхчеловеком. Только лишь туманил разум, подменял одни чувства другими, порождал чудовищное равнодушие и к самому себе, и к окружающим, будь то враги или свои.
Чтобы почувствовать хоть что-нибудь похожее на настоящие человеческие эмоции, приходилось убивать. Только уничтожение себе подобных давало волю чувствам. И они захлестывали с такой силой, что хотелось умереть. Это было наркотическое безумие.
Еще бронебойная «болванка» ударила по башне танка Дитриха Шталльманна, но повезло — смерть ушла рикошетом.
— Verdammt! — Проклятье! — выругался гауптман, но больше — для проформы. Он даже не знал, что сейчас лучше: жить или умереть? Все равно. — Panzerkampfen feuer! — Бронебойным, огонь!
— Яволь!
— Achtung! Feuer! — Внимание! Огонь!
Унитарные выстрелы к 50-миллиметровой пушке KwK-39L/42 отличались компактностью, и поэтому заряжающему было удобно с ними работать. И скорострельность у немецких танков была довольно высокой.
А уж если наводчик — обер-панцер-шутце Вальтер Зибер, то и результат вполне предсказуем. Разумеется, для того, кто избран целью. Танковый стрелок проворно забросил бронебойно-подкалиберный снаряд из боеукладки в башне и захлопнул затвор. Танковая 50-миллиметровая пушка KwK-39L/42 оглушительно грохнула в замкнутом пространстве башни. Открылся затвор, выплевывая клуб сизого дыма и обожженную гильзу.
В цейссовский прибор наблюдения Дитрих увидел вспышку попадания на броне одного из танков русских. Снаряд ударил в борт, прямо под башню. Бронированную машину заволокло дымом.
— A-cha! Das ziel treffen! — Цель поражена! — торжествующе воскликнул Шталльманн. Убивать, впрочем, как и умирать, было легко и свободно. И в самом деле, зачем жить, если есть такое яркое и веселое пламя?..
Рядом лупила очередями самоходная зенитная установка на базе полугусеничного тягача. Ее спаренные 20-миллиметровые пушки выкашивали русскую пехоту, превращая людей в кровавую мешанину из мяса и костей. Но наблюдать за этим было весело! Бледные в лучах ущербного зимнего солнца искристые сполохи трассирующих очередей били по пулеметным точкам русских. И где прошла эта коса смерти, уже не оставалось ничего.
Внезапно слева в грязно-белых снежных разрывах снарядов, словно стальной призрак, появился русский танк. Это был страшный Т-34, снаряды калибром менее 50 миллиметров его не брали. Да и «пятидесятки» могли отрикошетить от наклонных броневых плит этого мощного русского танка.
Мобильная зенитная установка тут же перевела спаренные 20-миллиметровые стволы на новую цель и открыла шквальный огонь практически в упор по бронированному хищнику русских. Но это был скорее жест отчаяния. Яркие искры рикошетов разлетелись по толстой стальной шкуре гусеничного чудовища, рожденного в Уральских горах — там, куда не заглядывал ни один «истинный ариец».
Конечно, от многочисленных — и весьма неслабых — ударов приборы наблюдения и прицелы этого танка мгновенно вышли из строя. Но Т-34 и не думал стрелять! Вместо этого он, словно разбуженный после спячки медведь, рванулся вперед и всей своей многотонной массой ударил в немецкий полугусеничный транспортер! Поддев его с налета левым крылом, русский танк, скрежеща стальными траками широких гусениц, поднатужился, подался вперед… И перевернул бронированную громаду тоже отнюдь не маленького «Зондеркрафтвагена»! А потом еще и «проутюжил» похожий на гроб броневик!
* * *
Бронированные монстры с той и другой стороны крушили и жгли один другого. Казалось, они живут своей отдельной, страшной, жизнью. Они своим существованием сеяли смерть и разрушения.
На помощь русским, занявшим оборонительную линию, двигались еще части и подразделения пехоты и танков. Артиллерия Советов начала мощный, но разрозненный огонь. Атаки и контратаки следовали одна за другой, паузы между ними заполнялись канонадой и яркими вспышками «сталинских орга́нов», так назывались реактивные минометы «катюша» — за их характерный воющий звук.
13 января 1942 года в журнале боевых действий 18-го пехотного полка сообщалось:
«Утром туман. Ясно. Минус 35 градусов, мороз. Ночью тишину нарушил артиллерийский огонь, который велся в направлении деревни Гущино. В 7.00 рота русских атаковала 2-й батальон 18-го полка севернее шоссе. Атака отражена, но повторилась снова.
7.15. Противник под покровом тумана наступает одной-двумя ротами после сильной артподготовки тяжелой и легкой артиллерией, минометами и противотанковыми орудиями на Гущино. 11.45 — атака возобновилась двумя-тремя ротами. Отражена. Досаждает вражеский артиллерийский огонь. 1-й батальон 18-го полка просит о помощи. Боеприпасов не хватает, и артиллерия может действовать только против пехоты. 1-й батальон понес серьезные потери и находится в трудном положении. Около 15.00 возобновилась атака на его левый фланг. Противник вводит в бой все новые и новые резервы. Но и на этот раз удалось отразить неприятеля, который к 19.00, потеряв приблизительно 250 человек убитыми, отошел. Наступление русских активно поддерживала артиллерия и тяжелые минометы. Обороняющиеся могли противопоставить ему в основном пехотное оружие, так как артиллерия испытывала сильный недостаток боеприпасов. 18-й полк просит возобновить огневую поддержку если не артиллерией, то хотя бы ударами с воздуха. В 1-м батальоне убито 45 человек, и он нуждается в подкреплении.
20.30. 1-й батальон 18-го полка сообщает о продвижении русских к опорному пункту 58-го пехотного полка на стыке наших войск южнее Ранимцы. Полк был внезапно атакован. Положение на правом фланге неясно. В 22.00 полковник фон Тресков, командир 58-го полка, сообщил: его контрудар не удался, враг прорвал линию фронта по меньшей мере двумя ротами. Силы 58-го полка исчерпаны. Капитан Виккерт, командир 3-го батальона 58-го полка, передал по радио: «Обороняю последним резервом южный край Ранимцы». Иначе в тылу на его позиции образовалась бы брешь шириной в сто метров. Введение в бой 3-го батальона 18-го полка откладывать было больше нельзя».
Гауптман Дитрих Шталльманн со своими людьми и приданными подразделениями находился в бою уже целый день. На поле боя горели погребальные костры, бывшие только несколько минут назад грозной боевой силой. Угловатые стальные коробки «панцеров» и приплюснутые жабьи силуэты противотанковых самоходок «Штурмгешютце-III». И их противники — стремительные, с наклонной броней и обтекаемыми башнями — тоже не избежали горькой участи: объятые пламенем, с разбитыми триплексами и дырами в броне. Но их экипажи хотя бы испытывали обычные человеческие чувства: ненависть к врагу, страх смерти, надежду на спасение — пусть и призрачным был этот шанс.
А немецкие танкисты погибали под гнетом «отходняков» от первитина. «Panzerschokolade» был все же не панацеей, а постоянно взвинчивать дозу было просто смертельно опасно. Да и гауптман Шталльманн был просто неумолим, когда дело касалось психостимуляторов. Его танкисты знали: командир без разговоров пристрелит на месте любого, кто пристрастится к официально разрешенному командованием и Министерством пропаганды зелью. Один раз такое уже было. Шталльманн, подтверждая значение своей фамилии [18], разрядил табельный парабеллум в любителя закусить стакан русской водки «панцершоколадом» и «запаолировать» все это юкодалом [19].
Под конец действия «энергепилле» немецкие танкисты сидели в своих «гробах на гусеницах», словно живые мертвецы. Голова болит, глаза слезятся, все плывет в прицельной панораме, руки на штурвалах вертикальной и горизонтальной наводки орудия и на рычагах управления дрожат. Все тело покрыто холодным липким потом… И как вести бой? Да еще крайний слева Pz. Kpfw III Ausf. F начал палить во все стороны из своей 50-миллиметровой пушки. Просто так… Наверное, у наводчика начались галлюцинации от нервного перенапряжения, осложненного приемом стимулирующих наркотиков. Случалось и такое.
