обоим нравилось, как ловко спорится дело; у нас отлично получалось работать в лад. Когда волокуша была готова, встал вопрос, как втащить на нее огромную тушу. Я подвел к убитому вепрю свою лошадку, мы обвязали ему передние ноги ремнем и, используя одну из оставшихся жердей в качестве рычага, принялись взваливать тушу на место.
Сопя, обливаясь потом и налегая что есть силы, мы перекатили зверя на волокушу, где он немедленно завалился мне на ногу. Девушка со смехом прыгнула помочь; когда она нагнулась ко мне, я различил теплый аромат женственности и благовонных масел. От прикосновения ее рук по коже пробежал огонь.
Мне удалось высвободить ногу, и мы вернулись к нашему нелегкому занятию. Наконец мы привязали тушу к жердям, выпрямились и переглянулись. Лица наши раскраснелись от гордости и усилий, со лба бежал пот.
— После охоты, — начала она, и в ее васильковых глазах блеснуло лукавство, — я имею обыкновение купаться. — Она помолчала и смерила меня взглядом. — Тебе это тоже не помешало бы, но... — она уклончиво подняла ладонь, — час уже поздний.
По правде сказать, при мысли искупаться с такой красавицей у меня по чреслам пробежала волна наслаждения. Я вовсе не думал, что время позднее, но она, не дожидаясь ответа, вскочила в седло и проехала несколько шагов, прежде чем обернуться.
— Ладно, ты заработал корочку хлеба у огня и охапку соломы на конюшне. Так что давай за мной, волчонок.
Не дожидаясь второго приглашения (которое вряд ли последовало бы), я взял поводья и пошел вслед за ней. Тащить вепря оказалось нелегко, особенно через ручей. Однако, когда солнце коснулось западных холмов, мы увидели большой поселок — не меньше двадцати просторных бревенчатых домов на берегу глубокого горного озера. Чуть поодаль на холме высился замок, состоящий из башни, конюшни, кухни, житницы и храма. Все это было деревянное.
Мы выехали из леса в поселок, и жители выбежали нас приветствовать. При виде вепря они разразились криками. Девушка принимала их восторги со скромным спокойствием, по которому я заключил, что она знатного рода. Ее отец — здешний правитель, а люди на улицах — его подданные. По их лицам я понимал, что ее здесь обожают.
Надо сказать, меня принимали куда прохладнее. Те, кто меня замечал, хмурились, некоторые грубо указывали на меня пальцами. Им не нравился грязный приблудный мальчишка рядом с госпожой. Только скажи, и они прогнали бы меня камнями.
Виню я их? Да ничуть. Я сам понимал, что недостоин ехать с ней рядом. А глядя на себя их глазами... Да, рядом с их прекрасной повелительницей трусил на лохматом пони еще более лохматый мальчишка в коже и волчьей шкуре, явно из диких северных краев — сомнительный и опасный чужестранец.
Однако девушка словно не замечала их недовольства и моего смущения. Я озирался по сторонам, думая, что зря поехал за ней и надо было оставаться в лесу. Мы проехали через поселок, по прибрежной гальке и поднялись на холм. Сельчане не последовали за нами, но остались на почтительном отдалении.
— Что это за место? — спросил я, когда мы спешились. К нам бежали слуги.
— Дом моего отца, — объяснила девушка.
— Кто же твой отец?
— Скоро увидишь. А вот и он!
Я повернулся туда, куда она глядела, и увидел великана, который семимильными шагами приближался к нам. Он был ростом с двух Подземных жителей, выше даже Аваллаха, и при этом широк в плечах, в груди, с руками, как ствол тиса. Его длинные каштановые волосы были зачесаны назад, на голове — золотой обруч. Мягкие сапожки доходили до колен, юбка-килт была в красную и зеленую клетку. Следом за ним бежали два огромных волкодава.
— Мой отец. — С этими словами девушка кинулась к нему. Он подхватил ее, обнял, оторвав от земли. Я сморгнул, ожидая услышать, как хрустнут ребра. Однако великан осторожно поставил дочку на место и подошел ко мне.
Он взглянул на вепря, глаза его округлились, он открыл рот и захохотал, так что затряслась бревенчатая башня и эхо раскатилось по лесистым холмам.
— Молодец, дочурка! — Он хлопнул в ладоши размером с большие плошки. — Молодец, моя славная!
Он поцеловал ее и круто повернулся ко мне.
— А ты откуда, приятель?
— Он помог мне довезти вепря, — объяснила девушка. — Я сказала, что за труды он может поесть и переночевать.
— Мне это было не в труд, — с трудом выговорил я.
— Вот значит что, — промолвил великан. Видимо, он еще не решил, как ко мне отнестись. — Имя-то у тебя есть?
— Мерлин, — отвечал я. Для меня самого это прозвучало странно. — Мирддин ап Талиесин среди моих родичей.
— Так у тебя и родичи есть? Не шутишь? Чего ж ты не с ними?
— Меня похитили Обитатели холмов, я только сейчас выбрался, — отвечал я, надеясь, что от меня не потребуют новых объяснений. — Мои родичи живут на юге. Я направляюсь к ним.
— Где на юге?
— В Летнем краю и в Ллионнессе.
Он нахмурился.
— Так ты говоришь. Не помню, чтобы слышал такие названия. Может, их и на свете нет. Как же зовется твой народ?
— Кимры.
— Это слово я по крайней мере слышал. — Он кивнул, глядя на мою серебряную гривну и золотые браслеты — подарок Врисы. — Это родичи твоего отца?
— Да. Мой дед — Эльфин ап Гвиддно Гаранхир. Он был королем Гвинедда.
— Что значит «был»?
— Когда пикты с саксами напали на наши земли, ему пришлось перебраться на юг.
Великан сочувственно вздохнул.
— Тяжелые времена. И все же ему повезло — мог и голову сложить. — Его голос громыхал, как колеса телеги на дощатом мосту.
— Так твой отец — королевский сын?
— Мой отец умер вскоре после моего рождения.
— А что твоя мать? Ты про нее не говорил.
Странно: никто прежде так не допытывался о моем происхождении. Впрочем, меня прежде и не приглашала в гости царская дочь.
— Мать моя зовется Харитой, она Ллионесская царевна. Мой дед — Аваллах, царь Инис Аваллаха.
Он одобрительно кивнул, но глаза его сузились. Казалось, он мысленно меня взвешивает, может быть, прикидывая, как далеко сможет забросить в озеро и сильный ли будет всплеск. Однако сказал он вот что:
— Королевская кровь по отцу и по матери.
