Процесс подробно освещался в «Известиях» и «Литературной газете». Они не признали себя виновными, несмотря на то что, как они утверждают, на них оказывалось давление.
Многие писатели считали процесс Даниэля и Синявского противозаконным и протестовали против их осуждения.
После суда об освобождении Синявского и Даниэля письмо с ходатайством о помиловании подписали 62 писателя, включая В.А. Каверина, Л.З. Копелева, Ю.П. Мориц, Ю.М. Нагибина, Б.Ш. Окуджаву, Д.С. Самойлова, Ф.Г. Светова, И.Ю. Тыняновой, Г.С. Фиша, К.И. Чуковского, В.Б. Шкловского, К.Г. Паустовского, И.Г. Эренбурга.[53] Что характерно, никто из них преследованиям не подвергался.
В ответной статье секретариат Союза советских писателей — К.А. Федин, Н.С. Тихонов, К.М. Симонов, К.В. Воронков, В.А. Смирнов, Л.С. Соболев, С.В. Михалков, А.А. Сурков — высказался против Синявского и Даниэля.
В движении диссидентов-правозащитников процесс Синявского и Даниэля стал спусковым крючком.
О чем же вообще они писали?
Аржак-Даниэль написал повесть «Говорит Москва», в которой Указом Президиума Верховного Совета вводится День открытых убийств: в этот день разрешается свободно убивать друг друга. Трудящиеся массы с восторгом одобряют указ и «мочат» друг друга, отдельные люди после долгих размышлений не принимают жуткий «праздник».[54]
Абрам Терц, он же Синявский, прославился своими довольно хамскими «Прогулками с Пушкиным».[55]
В наше время эти творения легкодоступны, пусть читатель сам их читает и оценивает.
После освобождения в 1973 году Синявский переехал во Францию. Он не был официальным эмигрантом и не лишался советского гражданства — поехал по приглашению на работу в Сорбонну. Даниэль, отбыв полностью срок, работал сначала в Калуге, затем в Москве. Печататься мог только анонимно, под псевдонимом Ю. Петров.
17 октября 1991-го в «Известиях» появилось сообщение о пересмотре дел Ульманиса, Тимофеева-Ресовского и Царапкина, Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления.
Митинг гласности
5 декабря 1965 года, в День Конституции (еще до процесса) на Пушкинской площади состоялся митинг гласности в поддержку Даниэля и Синявского (около 30 человек). Митингующие требовали освободить Даниэля и Синявского, а также уважать Конституцию. Прямо с площади на допрос были увезены Л. Есенин-Вольпин, Ю. Галансков, А. Шухт и др. Допрос продолжался два часа, впоследствии участники были отпущены.
Суд, состоявшийся в феврале 1966-го, поднял новую волну протеста на этот раз в виде индивидуальных или коллективных петиций, направленных в советские партийные, государственные и судебные органы.
В самиздате распространялись открытые обращения к деятелям науки и искусства, с описаниями процесса Синявского и Даниэля, предупреждающие об опасности повторения сталинских репрессий в случае молчаливого одобрения таких процессов обществом. Широкую известность получило открытое письмо Л.К. Чуковской к М.А. Шолохову.
Брежнев и новый всплеск
Считается, что именно с приходом Брежнева к власти органы госбезопасности усилили борьбу с инакомыслием. Процесс Синявского — Даниэля стал первым знаком этого. Как знак окончательной ликвидации «оттепели» была воспринята отставка А.Т. Твардовского с поста редактора журнала «Новый мир» в начале 1970-го. По данным Д.А. Волкогонова, Брежнев лично одобрял репрессивные меры, направленные против активистов правозащитного движения в СССР.[56]
Считается также, что окончательное свертывание остатков «оттепели» произошло в 1968 году, после ввода войск в Чехословакию.
25 августа 1968-го, сразу после вторжения войск стран Варшавского договора в Чехословакию, 7 человек вышли протестовать на Красную площадь.
В дальнейшем правозащитники по-прежнему продолжали борьбу, требуя соблюдения прав человека, гарантированных Конституцией СССР. В основном они действовали, распространяя информацию через самиздат и западные средства массовой информации, изредка проводили публичные акции.
Большинство правозащитников жили на юго-западе Москвы. Они установили связи с активистами национальных движений на Украине, в Литве, Латвии, Эстонии, Армении, Грузии.
Правозащитники пытались создавать свои организации, например, Инициативная группа защиты прав человека в СССР, созданная 20 мая 1969 года, Комитет прав человека в СССР (1970), Советское отделение Международной амнистии (1974).[57]
Они издавали специальный машинописный информационный бюллетень «Хроника текущих событий» (1-й выпуск «Хроники» датирован 30 апреля 1968 года, последний, 64-й, — октябрем 1983 года).
Хельсинкская группа
Вскоре после подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе физик Ю.Ф. Орлов организует Общественную группу содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР (Московская Хельсинкская группа, май 1976-го). Вопли о нарушении прав человека в СССР приобретают международный резонанс, оказывают влияние на политику «разрядки».
На Украине, в Литве, Грузии и Армении возникают собственные Хельсинкские группы. В Москве создаются новые правозащитные организации: Фонд помощи политзаключенным и их семьям (1974), Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях (1977), Христианский комитет защиты прав верующих (1976) и другие.
В конце 1970-х выходят независимые литературные, религиозные, философские, исторические, социально-политические журналы, альманахи, сборники. Все более широкое распространение в литературной среде получает практика публикаций на Западе («тамиздат»).
Репрессии
Пора поговорить и о репрессиях властей… Не будем оправдывать власти: не было и не могло быть ничего более дурацкого, чем провоцировать людей на «протесты», а потом «держать и не пущать». Да и всерьез реагировать на митинги и вопли — тоже глупо.
Но отмечу все же — чтобы подвергнуться вообще любым репрессиям, нужно было реально что-то сделать. Хрущев еще интересовался у художников-неформалов их происхождением — пролетарское оно у них или буржуазное? В «годы застоя» любые репрессии были индивидуальными и «за что-то».
К 1980-м годам самые активные диссиденты погибли (4–5 человек), сидели в психушках и лагерях (500–600 человек), эмигрировали из СССР (400–500 человек).
Множество менее активных повыгоняли из КПСС, из комсомола и с работы (400–500 человек). Тем, кто вел «непозволительные» разговоры, портили карьеру (400–500 человек).
В результате к началу 1980-х диссидентская активность заметно снизилась. И общественный интерес к ним пропал. Убыль численности и так карликовой кучки правозащитников не покрывалась вновь прибывающими.
Осенью 1982-го оставшиеся на свободе члены Московской Хельсинкской группы (3 человека) объявили о самороспуске. Осенью 1983-го было прекращено издание «Хроники текущих событий». В 1984 году остановил свою деятельность Фонд помощи политзаключенным. Большинство других диссидентских ассоциаций, в том числе редакций самиздатских журналов к этому моменту уже было разгромлено или свернуло свою деятельность.
Произошло это потому, что правозащитная деятельность никак не была обращена к интересам основного населения СССР. Диссиденты бегали, болтали, суетились, тусовались в основном по Москве. Их действия не имели никакого отношения к жизни, скажем, провинциального доктора наук, жившего даже совсем недалеко от Москвы, в Орле или в Калуге. Какое нам было дело до того, на юго-западе Москвы живет большинство диссидентов или, скажем, на северо-востоке?
Тем более что могли извлечь из бредней диссидентов колхозный пастух, фрезеровщик на крупном заводе, школьная учительница или продавщица в магазине белья и одежды? А ничего. Население СССР практически ничего не знало о диссидентах, и не потому, что невозможно было узнать. Просто нам было неинтересно. А если и выносило нас на эту пьяную, полусумасшедшую публику, мы с отвращением от нее шарахались.
Что касается «ценности» прогнозов диссидентов, достаточно прочитать название нашумевшей книги одного из них.[58]
На этом фоне кажется полным бредом утверждение, что «деятельность советских диссидентов сыграла огромную роль в демократизации общества». Они вообще не сыграли бы никакой роли, не будь у них влиятельных покровителей и в СССР, и на Западе.
Впрочем, имеет смысл выяснить — что же именно хотят самые видные диссиденты? О Буковском уже говорили, но ведь на слуху и Сахаров, и Новодворская…
Академик Сахаров
Идол многих правозащитников, Андрей Дмитриевич Сахаров (1921–1989) — советский физик, академик АН СССР, один из создателей советской водородной бомбы. Иностранный член Академий наук США, Франции, Италии, Нидерландов, Норвегии и почетный доктор многих университетов Европы, Америки и Азии. Лауреат Нобелевской премии мира за 1975 год.
