— Отведите меня туда, — сказал Турин; и они отвели его к холмику у Перекрестий Тейглина. Там он лег ничком, и тьма объяла его, так что люди подумали, что он умер. Но Дорлас взглянул на него, обернулся к своим людям и сказал:
— Опоздал! Печально вышло. Но смотрите: ведь это же сам Мормегиль, великий воин из Нарготронда. Как же мы не признали его по мечу? Орки-то догадались!
Ибо Черный Меч прославился по всем южным землям, в самых глухих лесах.
И потому они подняли его и с почетом отнесли в Эфель Брандир; Брандир вышел им навстречу, и удивился, увидев носилки. Откинув покрывало, взглянул он в лицо Турину сыну Хурина; и мрачная тень пала ему на сердце.
— О жестокие люди Халет! — воскликнул он. — Зачем не дали вы умереть этому человеку? Много трудов положили вы, чтобы принести сюда последнее проклятие нашего народа!
Но лесные жители ответили:
— Да нет, это же Мормегиль из Нарготронда[20], могучий истребитель орков; он очень поможет нам, если выживет. Да если бы даже и не так, не могли же мы оставить убитого горем человека валяться, как падаль у дороги?
— Не могли, это верно, — ответил Брандир. — Рок не хотел этого.
И он взял Турина к себе в дом, и усердно выхаживал его.
Но когда Турин наконец стряхнул с себя тьму, снова наступала весна; он очнулся, и увидел зеленые почки, озаренные солнцем. Тогда пробудилась в нем и отвага дома Хадора, и он встал и сказал себе: "Все мои деяния и былые дни были темны и исполнены зла. Но вот настал новый день. Буду я жить здесь в мире, и отрекусь от своего имени и рода; и так оставлю я свою тень позади, или хотя бы не наброшу на тех, кого люблю".
И потому взял он себе новое имя, и назвался Турамбар, что на Высоком эльфийском наречии означает Властелин Судьбы; и поселился он среди лесных жителей, и они любили его, и он упросил их забыть его прежнее имя и считать его коренным жителем Бретиля. Но, сменив имя, не мог он сменить свой былой нрав и забыть обиды, что претерпел он от прислужников Моргота; и часто отправлялся он охотиться на орков вместе с несколькими товарищами такого же нрава, хотя Брандир этого не одобрял. Ибо он рассчитывал уберечь свой народ скорее скрытностью и молчанием.
— Мормегиля больше нет, — говорил он, — но смотри, как бы отвага Турамбара не навлекла подобной же мести на Бретиль!
И потому Турамбар оставил свой черный меч и более не носил его в битве, и сражался чаще луком и копьем. Но он не дозволял оркам переходить Перекрестья Тейглина и приближаться к кургану, где покоилась Финдуилас. Хауд-эн-Эллет назвали его, Курган Эльфийской Девы, и вскоре орки научились бояться того места и чурались его. И сказал Дорлас Турамбару:
— Ты отказался от имени, но все равно ты Черный Меч; а не правду ли говорит молва, что он будто бы был сыном Хурина из Дор-ломина, владыки Дома Хадора?
И ответил Турамбар:
— Я слышал об этом. Но, умоляю, не разглашай этого, ведь ты же мне друг.
Поездка Морвен и Ниэнор в Нарготронд
Когда прошла Жестокая Зима, в Дориат пришли новые вести о Нарготронде. Ибо многие из тех, кому удалось вырваться из побоища и пережить зиму в глуши, явились наконец к Тинголу, прося убежища, и стражи границ привели их к королю. Одни из них говорили, что все враги ушли на север, а другие — что Глаурунг до сих пор живет в чертогах Фелагунда; одни говорили, что Мормегиль убит, а другие — что Дракон оплел его чарами, и он и посейчас стоит там, словно обратясь в камень. Но все сходились на том, что в Нарготронде незадолго до разорения стало известно, что Черный Меч был не кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор-ломина.
Великий страх и печаль охватили Морвен и Ниэнор; и сказала Морвен:
— Воистину, подобные сомнения насланы Морготом! Не лучше ли нам узнать правду, и увериться в худшем, что предстоит пережить?
А Тингол и сам очень хотел побольше узнать о судьбе Нарготронда, и уже подумывал о том, чтобы выслать разведчиков, которые пробрались бы туда; но король считал, что Турин в самом деле либо убит, либо ему * нельзя помочь, и не хотелось ему, чтобы пришел час, когда Морвен будет знать это наверное. Поэтому он сказал ей:
— Опасное это дело, о владычица Дор-ломина, его надобно взвесить и обдумать. Быть может, подобные сомнения и впрямь насланы Морготом, чтобы толкнуть нас на некое безрассудство.
Но Морвен в отчаянии вскричала:
— Безрассудство, государь? Если мой сын скитается по лесам и голодает, если он томится в оковах, если тело его лежит непогребенным, я буду безрассудной. Я не хочу терять и часа, но тотчас отправлюсь на поиски.
— О владычица Дор-ломина, — ответил Тингол, — вот здесь сын Хурина непременно был бы против. Он бы счел, что здесь, под покровительством Мелиан, тебе лучше, чем где бы то ни было. Ради Хурина и Турина не хотел бы я отпускать тебя отсюда в эти дни, полные черных напастей.
— Турина ты не уберег от напастей, а меня хочешь уберечь от него! — воскликнула Морвен. — Под покровительством Мелиан! Да, в плену за Завесой. Долго раздумывала я, прежде чем вступить сюда, и теперь жалею, что вступила.
— Нет, владычица Дор-ломина, — возразил Тингол, — если ты говоришь так, то знай: Завеса открыта. Беспрепятственно пришла ты сюда, и ничто не препятствует тебе остаться — или уйти.
И тут Мелиан, до сих пор молчавшая, произнесла:
— Не уходи, Морвен. Истину сказала ты: сомнения эти — от Моргота. Если ты уйдешь, ты уйдешь по его воле.
— Страх перед Морготом не удержит меня от зова родной крови, — отвечала Морвен. — Но если ты боишься за меня, государь, дай мне провожатых из твоего народа.
— Над тобой я не властен, — ответил Тингол. — Но мой народ — он мой. Я пошлю их, если сочту нужным.
Морвен больше ничего не сказала, только заплакала; и удалилась она с глаз короля. Тяжело было на сердце у Тингола, ибо казалось ему, что Морвен охвачена безумием [в оригинале — непереводимое германское словечко, буквально означающее: "ослеплена безумием и близка к смерти"]; и спросил он Мелиан, не может ли она удержать Морвен своей властью.
— Я могу противостоять натиску зла извне, — ответила она. — Но с теми, кто хочет уйти, я ничего поделать не могу. Это твое дело. Если ее? следует удержать, удержи ее силой. Хотя, быть может, так ты?заставишь ее переменить мнение? [от этого она сойдет с ума?]
И вот Морвен пришла к Ниэнор и сказала:
— Прощай, дочь Хурина. Я отправляюсь искать своего сына, или верные вести о нем, ибо здесь никто не хочет ничего сделать, и станут тянуть, пока не будет поздно. Жди меня здесь — может, я и вернусь.
Тогда Ниэнор в ужасе и скорби принялась отговаривать ее, но Морвен ничего не ответила и ушла в свою комнату; и когда наступило утро, она взяла коня и уехала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
