Но прежде, чем скрыться в пещере, он обернулся и посмотрел на восток, и из его пасти раздался хохот Моргота, глухой, но жуткий, как отзвук темной злобы, таящейся в черной бездне. А потом прозвучал голос, холодный и низкий:
— Вон ты прячешься под обрывом, как мышонок, Маблунг могучий! Плохо исполняешь ты поручения Тингола. Беги к холму и полюбуйся, что стало с твоей подопечной!
И Глаурунг уполз в свое логово. Солнце село, спустились серые сумерки, стало холодно. Маблунг бросился к Амон Этир; на востоке зажигались первые звезды, когда он поднялся на вершину. И на фоне звезд он увидел черную, безмолвную фигуру, подобную каменной статуе. То была Ниэнор. Она стояла, и не слышала ни слова, и не отвечала ему. Но когда он наконец взял ее за руку, она шевельнулась и позволила увести себя; пока он вел ее, она шла, но если он отпускал ее руку, она застывала на месте.
Маблунг был в великом горе и растерянности; но ему ничего не оставалось делать, как вести Ниэнор за руку на восток всю дорогу, без помощи и без спутников. Так они и шли, как во сне, через ночную равнину. А когда рассвело, Ниэнор споткнулась и упала, и лежала недвижно; Маблунг же в отчаянии сидел рядом.
— Не напрасно боялся этого поручения, — простонал он. — Похоже6 что оно будет для меня последним. Пропаду я в глуши с этим несчастным чадом людей, и имя мое покроется позором в Дориате — если только о нашей судьбе вообще узнают. Верно, остальные все погибли, а ее пощадили — да не из жалости.
Так и нашли их три их спутника, которые бежали от Нарога, завидев Глаурунга, долго блуждали, и наконец, когда мгла рассеялась, вышли к холму. Там они никого не нашли, и отправились искать дорогу домой. Тут вернулась к Маблунгу надежда; и они пошли дальше, забирая к северу, потому что на юге дороги к Дориату не было, а паромщикам было запрещено перевозить идущих с запада после того, как пал Нарготронд.
Медленно шли они, словно вели усталого ребенка. Но по мере того, как они удалялись от Нарготронда и приближались к Дориату, к Ниэнор мало-помалу возвращались силы, и когда ее вели за руку, она послушно шла час за часом. Но ее распахнутые глаза по-прежнему ничего не видели, уши не слышали ни слова и уста были безмолвны.
И вот наконец после долгих дней пути они приблизились к западной границе Дориата, к югу от Тейглина: они собирались войти в небольшие владения Тингола за Сирионом и выйти к охраняемому мосту при устье Эсгалдуина. Там они остановились передохнуть; Ниэнор уложили на ложе из травы, и она прикрыла глаза, чего раньше не бывало, и казалось, что она спит. Тогда и эльфы прилегли отдохнуть, и не выставили часовых, ибо очень устали. И так их застала врасплох шайка орков — много их бродило теперь по тем краям, почти у самых границ Дориата. Во время схватки Ниэнор вдруг вскочила с ложа, словно разбуженный по тревоге среди ночи, и с криком бросилась в лес. Орки рванулись за ней, а эльфы за орками. Но с Ниэнор произошла странная перемена — она мчалась быстрее всех, летя меж стволов, как олень, и ее волосы развевались на бегу. Орков Маблунг с товарищами скоро догнали, перебили всех до единого и бросились дальше. Но Ниэнор и след простыл; она исчезла, как призрак, и эльфы не могли найти ее, хотя искали много дней.
Наконец Маблунг вернулся в Дориат, согбенный горем и стыдом.
— Ищи себе нового предводителя охотников, государь, — сказал он королю. — Ибо я покрыл себя позором.
Но Мелиан сказала:
— Неправда, Маблунг. Ты сделал все, что мог, и никто из слуг короля не смог бы сделать так много. Но злая судьба столкнула тебя с силой, что слишком велика для тебя, и не только: для любого из живущих ныне в Средиземье.
— Я послал тебя на разведку, и ты узнал все, что было нужно, — добавил Тингол. — Не твоя вина, что те, для кого эти вести важнее всего, не могут их услышать. Воистину прискорбна гибель рода Хурина, но не на тебе лежит этот камень.
Ибо не только Ниэнор обезумела и носится по лесам, но и Морвен также пропала. Ни тогда, ни после не узнали наверное о ее судьбе ни в Дориате, ни в Дор-ломине. Однако Маблунг все не мог успокоиться, и с небольшим отрядом отправился в леса и три года скитался в глуши, от Эред Ветрин до самых Устьев Сириона, ища следов пропавших или вестей о них.
Ниэнор в Бретиле
Что до Ниэнор, она мчалась через лес, слыша позади крики погони; и на бегу сорвала она с себя одежды и бежала нагая; она бежала весь день, как зверь, которого вот-вот загонят насмерть, и он бежит, не смея остановиться и перевести дыхание. Но к вечеру безумие вдруг оставило ее. Она постояла минутку, словно в изумлении, а потом, сраженная смертельной усталостью, рухнула, как подкошенная, в заросли папоротника. И там, в гуще старого папоротника и упругих весенних завитков она лежала и спала, ни о чем не заботясь.
Утром она проснулась, и обрадовалась солнцу, словно впервые увидела его; и все вокруг казалось ей новым и незнакомым, и она не знала имен вещей. Ибо позади нее была лишь темная пустота, не пропускавшая ни единого воспоминания, ни единого слова. Лишь тень страха помнила она, и оттого была пуглива и все время искала, куда бы спрятаться: стоило какому-нибудь шороху или тени потревожить ее, она тут же взлетала на дерево или ныряла в кусты, проворно, словно белка или лиса, и долго выглядывала из-за листьев, прежде чем выйти из убежища.
Она пошла дальше в ту же сторону, куда бежала, и вышла к реке Тейглину, и утолила жажду; но еды она не могла найти, ибо не знала, как это делается, и ей было голодно и холодно. Деревья за рекой казались гуще и темнее (так оно и было, ибо то была опушка Бретильского леса), и потому она наконец перебралась на тот берег, набрела на зеленый курган и бросилась наземь: у нее не осталось сил, и казалось ей, что тьма, лежащая позади, вновь настигает ее, и солнце затмевается.
Но на самом деле то была большая гроза, что пришла с юга и принесла с собой молнии и ливень; и девушка вжалась в землю, напуганная ударами грома6 и черный дождь хлестал ее нагое тело.
И случилось так, что несколько жителей Бретиля проходили мимо в тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было неподалеку, за Перекрестьями Тейглина; и вот полыхнула молния, и Хауд-эн-Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, отшатнулся и прикрыл глаза, содрогнувшись; ибо на могиле Финдуилас привиделся ему призрак убиенной девы.
Но один из его людей бросился к кургану, и окликнул предводителя:
— Сюда, командир! Тут молодая женщина, она жива! — и Турамбар подошел и поднял ее, и с ее мокрых волос заструилась вода, но девушка прикрыла глаза, дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью избушку в лесах. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка открыла глаза и посмотрела на них; и как только ее взгляд упал на Турамбара, лицо ее озарилось и она протянула к нему руку, ибо ей показалось, что она наконец обрела нечто, что искала во тьме, и она успокоилась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
