— А я всегда говорил, что она молодец! — вмешался Чарли. — И вовсе она не кисейная.
Мэри с довольной улыбкой слушала расточаемые ей похвалы.
Но старая негритянка была другого мнения:
— Право, не знаю, что с тобой делать. В сущности, надо было бы отправить тебя обратно домой и сказать твоей маме, чтобы она запирала не только двери, но и окна…
— Нет, бабушка, ты этого не сделаешь! — с жаром вскричал Чарли. — Ты не такая…
— Пускай она немножко посидит с нами, — вступился Тони, — а как только стемнеет, она вернется домой и опять влезет в окно. Ее мать ничего и не пронюхает.
— Правда, бабушка, пускай Мэри останется, — хором запросили ребята, — пожалуйста, бабушка!
— А потом я провожу ее домой, — сказал Чарли. — Пусть только мне попадется эта злющая повариха, я ей…
— Тсс… довольно, — остановила его бабушка. — Хорошо, я расскажу еще немножко о том, как Пири спасал трех беглецов, а потом Мэри пойдет домой и честно сознается матери, где она была. Согласна, Мэри?
Девочка нерешительно кивнула.
— Мама… будет сердиться не на меня, а на вас, — почти шепотом сказала она. — Она очень злится, когда я дружу с цветными…
Все равно, ты скажешь ей, где провела вечер, — решительно прервала ее бабушка. — Я не хочу, чтобы говорили, будто я учу тебя лгать.
Мэри села на траву рядом с Чарли. Темное лицо мальчика сияло: так рад он был приходу подруги.
— Я после расскажу тебе все, что было без и тебя, — шепотом сказал он Мэри.
А бабушка между тем продолжала свой рассказ.
ПОД СОЛОМОЙ
… — Живо, Пеп, запрягай коней, а то сюда вот-вот нагрянут солдаты, — торопливо сказал Мири. — Будь я проклят, если священник не донесет, что он видел у меня беглых из Ферри…
Он сам помог сыну выкатить во двор большой воз и запрячь лошадей. Дно воза покрыли тонким слоем соломы, на которой улеглись рядком все три беглеца. Посреди двух взрослых положили Салли. Девочка упросила, чтобы ей позвонили взять с собой и кота.
— Он будет лежать совсем, тихо, — уверяла она.
— А теперь давай соломы, да побольше, не жалей, — распорядился Пири.
Сухая золотистая солома посыпалась на беглецов. Скоро негры совершенно скрылись под желтой копной. Пеп хорошенько умял солому, и теперь даже самый острый глаз не обнаружил бы ничего подозрительного.
— Дышать можете? Воздух проходит? — заботливо осведомился Пири.
Можем. Не беспокойтесь, сэр, спасибо! — отвечал кроткий голос Джен.
— Эх, жаль, нет С вами Брауна. С каким бы удовольствием я натянул нос плантаторам! — сказал фермер. — Ну, Пеп, теперь гони, да гляди в оба, не напорись на ищеек.
Две откормленные лошади легко вывезли воз на лесную дорогу: Пепу даже не нужно было их погонять. Но не успел воз выехать из лесу, как па дороге послышался лошадиный топот, и разъезд в синих мундирах выехал из-за деревьев.
Офицер осадил коня и закричал Пепу:
— Эй, мальчик, где здесь ферма Анастазиуса Пири?
Пеп не торопясь слез с воза.
— Где здесь ферма Пири? — повторил он как бы в раздумье. — Гм… ферма Пири, сэр, думается мне, совсем в другой стороне… Она, сэр, вон за тем кукурузным полем, — добавил он, показывая куда-то вдаль.
Офицер выругался.
— Как же этот чертов священник говорил, что ферма в лесу. Дурачил он нас, что ли?!
Он в сердцах так пришпорил коня, что тот встал на дыбы. Офицер огрел его хлыстом, затем повернул на кукурузное поле, указанное Пепом. За мной! Копыта мягко затопали по дороге, и за отрядом поднялось облако пыли. Пеп быстро взобрался на воз, замахал кнутом и заорал на лошадей. Воз запрыгал по кочкам, доски ходуном заходили под беглецами, и по этому признаку они догадались, что Пеп гонит во всю мочь.
В такой скачке прошло около часа.
Уже в стороне остался Аннаполис, уже готовился Пеп свернуть на дорогу, ведущую в Хагерстаун, к следующей «станции», как вдруг из-за кустов на дорогу выскочил человек с ружьем. — Стой! — закричал он Пепу. Пеп пробормотал сквозь зубы проклятие и остановил лошадей. Тогда из-за кустов вышло еще несколько человек в охотничьих куртках, сапогах и круглых шляпах. Все они были вооружены саблями и ружьями. Один из них, по виду начальник, подошел к Пепу:
— Что везешь, парень?
— Жареную кукурузу! — дерзко отвечал Пеп.
— Ты что это, шутить с нами вздумал?! — вскипел начальник. — Когда тебя спрашивают, ты должен отвечать! Куда едешь?
— К дяде, — отвечал Пеп, — к отцову брату.
— Обыскать парня! — распорядился начальник. — Поглядим, что это за птица.
Пепа обыскали, но, кроме перочинного ножа и двух вареных картофелин, ничего не нашли. Он собирался уже тронуть лошадей, как вдруг один из вооруженных сказал, что не худо было бы пощупать, что у мальчишки на возу.
— В прошлый раз я нашел негров в ящиках с яблоками, — добавил он.
— А вот мы сейчас поглядим, кто у него под соломой, — сказал начальник, обнажая саблю.
— О сэр, это самая обыкновенная сухая солома, — дрожащим голосом сказал Пеп. Давайте я сам вам все покажу. — И он принялся тыкать кнутовищем в солому, приговаривая: — Тут ничего, и тут одна солома, и тут то же самое.
Но начальник оттолкнул его:
— Я и без тебя справлюсь.
Беглецы под соломой затаили дыхание и так прижались ко дну, как будто хотели вдавиться и деревянный настил. Солома зашуршала, острая холодная сталь коснулась ноги Салли, и вдруг жгучая боль пронизала все ее тело. Девочка вздрогнула, хотела застонать — и закусила губы.
В тот же момент возбужденный голос начальника произнес:
— Джентльмены, моя сабля наткнулась на что-то мягкое! Признавайся, маленький негодяй: кто у тебя там?
Сэр, я… — начал было Пеп, но в этот момент раздалось громкое негодующее мяуканье, и черный кот вылез из-под соломы, озираясь по сторонам.
— Ха-ха-ха! — захохотали присутствующие. — Вот на кого наткнулась ваша сабля, Джексон! Тоже черный, но за такими мы не охотимся… Мальчик, зачем взял кота? — обратились они к Пепу.
— Ох, противное животное! — отвечал Пеп, у которого отлегло от сердца. — Всегда дрыхнет в соломе. Верно, забрался, когда я наложил воз, да и проспал до сей поры.
И он принялся нежно гладить Приста.
— Теперь можно ехать, сэр? — спросил он начальника.
— Валяй! — отвечал тот. — Только держи Кота при себе, а то его какой-нибудь патруль обязательно проткнет саблей.
— А много я встречу таких патрулей? — осведомился Пеп.
— Да, по всей хагерстаунской дороге бродят патрули и стоят кордоны, — отвечал начальник. — Слыхал, верно, что было в Харперс-Ферри? Говорят, оттуда сбежало несколько негров, так мы думаем на дороге подстеречь эту дичь.
— Счастливой охоты! — вежливо пожелал Пеп.
Он хлестнул лошадей, помахал в знак приветствия кнутом, и воз загромыхал по дороге. Несколько времени лошади бежали крупной рысью.
Пеп не решался еще заговорить со своими пассажирами. Вдруг сквозь грохот колес ему послышались стоны. Он прислушался: да, он не ошибся, стоны доносились из-под соломы.
Мальчик оглянулся по сторонам. Кругом было пшеничное поле, далеко у леса краснели черепичные кровли селения. Он остановил лошадей.
— Что там у вас? Что случилось? — почти шепотом спросил он, нагибаясь словно для того, чтобы поправить упряжь.
— С девочкой… плохо… — долетел до него отчаянный голос Джен.
Пеп решительно сунул руку под солому, и сразу его рука попала во что-то горячее и влажное. Он быстро выдернул руку обратно и с ужасом увидел на ней кровь.
Мальчик тяжело перевел дух.
— Едем в Вильмингтон, — сказал он вдруг. — Это неподалеку отсюда. Видно, в свободный штат нам не пробраться. Вон сколько шпиков на дороге! Если все они будут шарить саблями в соломе, так я привезу к дяде Траверсу только ваши трупы. А в Вильмингтоне у меня есть приятель, свободный негр. Он вас куда-нибудь запрячет. Да и девочку надо поскорее поглядеть, что она и как…
Никто не возражал. Пеп принял молчание за знак согласия и погнал лошадей в сторону Вильмингтона.
«НЕГРОВ И СОБАК НЕ ВОДИТЬ»
Бабушка встала и, прихрамывая, прошлась перед ребятами.
— С того самого дня я на всю жизнь осталась хромой, — сказала она. — Сабля южанина повредила мне связки на ноге. Звать ко мне белого доктора было опасно, потому что он стал бы допытываться, где и когда меня ранили. Да, кроме того, и денег у нас не было. Поэтому, когда Пеп привез нас в Вильмингтон к своему приятелю, негру Гапкинy, мама Джен кое-как перевязала мне ногу и, чтобы рана не воспалилась, приложила к ней подорожник.
Но усталость и волнения последних дней не прошли для меня даром. Я заболела и провалялись в постели больше месяца.
Первое время я была без сознания. В бреду мне казалось, что я все еще в Харперс-Ферри и что на нас с отцом нападают солдаты. Я боролась с воображаемым врагом, вскакивала с постели и кричала: — Огонь! Стреляй, ребята!
